Л.В. Выскочков
Повышение внимания с конца 1980-х гг. в отечественной историографии интереса к истории императорской фамилии, дворянства, его социальных институтов, а также истории повседневной жизни русского общества вызвали интерес и к Императорскому двору. После большого перерыва [1] стали появляться исследования, специально посвященные Императорскому двору[2], переиздаваться подзабытые мемуары, хотя в концептуальном аспекте тема остается разработанной недостаточно.
“Под императорским двором, отмечает историк Л.Е. Шепелев, – обычно подразумеваются императорская семья, царская резиденция, а также придворные чины, придворные кавалеры и дамы, имеющие придворные звания. Эти лица составляли самую малочисленную и одновременно самую элитарную часть гражданского чиновничества” [3].
О значении двора порфироносных владетелей в жизни российского общества писали многие современники, публицисты, историки и писатели. “Настоящая верховная власть есть двор” – делал вывод В.О. Ключевский, подчеркивая роль двора [4]. Российский абсолютизм, как отмечает историк П.В. Акульшин, “на протяжении всего ХVIII в. представлял собой типичный пример преобладания придворной сферы над бюрократией”[5]. Это был период классического, по выражению немецкого социолога Норберта Элиаса “придворного общества” как типа управления. “В абсолютных монархиях, где роль сословно-представительных учреждений в управлении была сведена к минимуму, – отмечает Норберт Элиас, – двор монарха соединял в себе … функцию домохозяйства всей августейшей семьи с функцией центрального органа государственной администрации, с функцией правительства” [6]. Французская революция нанесла удар идеологии и практике «придворного общества» европейских монархий. Возросла роль просвещенной бюрократии, как части чиновнической элиты.
Молодой историк И.И. Несмеянова в своей кандидатской диссертации, посвященной Императорскому двору и охарактеризовавшая его социальные функции, писала: “Своеобразие императорского двора в России вытекало из природы самодержавной власти. С одной стороны, императорский двор являлся составной частью государственного аппарата, органом специальной компетенции – управления частными делами императорской фамилии, с другой — составной частью общества, взаимодействовал с другими социальными общностями, группами в столицах и регионах, за пределами империи. Императорский двор выступал в виде своеобразного сообщества: самоорганизации, сословно-корпоративной общности, мира деятельности и общения представителей верховной власти…” [7]
Отнесение Двора в целом к “составным частям государственного аппарата” достаточно условно, возможно и некорректно, другое дело – учреждения обслуживающие его нужды, в частности, Министерство императорского двора (включая различные структуры, вошедшие в его состав), которые относится к центральным государственным учреждениям. В то же время институт монарха в условиях самодержавия сам по себе высшая власть и не считаться с его окружением нельзя. В то же время, значение Двора для функционирования высших и центральных государственных учреждений и реального управления страной, также как и влияние приближенных придворных на монарха несомненны.
Начиная с Павла I Императорский двор, при всей торжественности этикета, приобретает более упорядоченные и строгие формы. Этот новый облик Двора как придворного института сохранился в последующие два царствования. В период наполеоновских войн начала ХIХ в. при склонности Александра I к простоте и уединению, Двор стал более замкнутым общественным институтом. Русская придворная жизнь, хотя и отличалась блеском и великолепием, но не несла уже того живописного колорита, как сказочные празднества времен Великой Екатерины. Обычно отмечают, что Николай I после подавления восстания декабристов сделал акцент на чиновной бюрократии. Рассматривая Императорский двор “как олицетворение нации”, историк Р. Уортман писал, что “двор Николая демонстрировал связь фамилии с русским чиновничеством [8]. Но дело было не только в антипатии Николая Павловича к болтунам-аристократам, а в наметившейся тенденции опоры “новых монархов” на просвещенную бюрократию и постепенный отказ от фаворитизма придворного общества.
Сужение социальных функций Двора было отмечено и в первом обзоре общественного мнения, подготовленного III Отделением Собственной Его Императорского Величества Канцелярии за 1827 год:
“Д в о р, т.е. круг людей, из коих собственно и составляется придворное общество, или люди, состоящие на службе при дворе, делятся на две группы. Они проявляют особую привязанность к ныне царствующим августейшим особам и являются сторонниками принятого в настоящее время этикета, другие предпочитают старый порядок и проявляют больше преданности по отношению к императрице-матери. … В обществе эта партия именуется Гатчинским двором… Во времена императрицы Екатерины II люди, занимавшие придворные должности, имели большой вес в глазах общества … Теперь дело обстоит совершенно иначе. Придворные образуют отдельную секту, отношения их ограничиваются их кругом, в котором и сосредоточиваются взаимные интересы. Большая часть царедворцев, однако, очень довольна устраиваемыми при дворе увеселениями и любезным обхождением царствующих императора и императрицы в качестве хозяев дома”[9]. Над заголовком данного обзора (подлинник на французском языке) была сделана надпись по-русски: “Его Величество изволил читать”. Действительно, в левом верхнем углу Николай I поставил знак рассмотрения (./.). Слова, набранные курсивом, были написаны в тексте по-русски, а слово “Двор” было подчеркнуто Николаем I. Это свидетельствует, что данный сюжет не остался без внимания импретора, как далеко для него не безразличный.
Все познается в сравнении. Даже в этот период иностранные гости отмечали более высокий статус двора в России по сравнению с европейскими. “В России, – писал маркиз де Кюстин, – двор – реальная сила, в других же державах даже самая блестящая придворная жизнь – не более чем театральное представление” [10]. Впрочем, некоторая нарочитая театральность, связанная с придворным церемониалом и скрывающая духовную пустоту двора все-таки оставалась.
Не случайно, атмосфера Двора многим казалась удушливой. Двор был местом, где скрещивались честолюбивые устремления царедворцев различных рангов. “Итак, я, наконец, вдохнул воздух двора! – писал маркиз де Кюстин. … Всюду, где есть двор и общество, люди расчетливы, но нигде расчетливость не носит такого неприкрытого характера. Российская империя – огромная театральная зала, где из всякой ложи видно, что творится за кулисами” [11]. Тремя годами раньше новоиспеченный камер-юнкер А.С. Пушкин в письме к жене от 11 июня 1834 г. писал: “На Того (царя – Л.В.) я перестал сердиться, потому что, в сущности говоря, не он виноват в свинстве его окружающем, а живя в нужнике, поневоле привыкнешь к говну, и вонь его тебе не будет противна, даром, что gentleman. Ух кабы удрать на чистый воздух” [12]. Двадцатидвухлетний Михаил Лермонтов, потрясенный гибелью Пушкина и реакцией высшего света на трагедию, бросил свой вызов придворной черни.
Самое парадоксальное, что большинство членов императорской семьи также ненавидели Двор и связанные с ним оковы этикета. Вспоминая свои первые месяцы после бракосочетания, будущая императрица Александра Федоровна писала о себе и Николае Павловиче: “Мы наслаждались нашей независимостью, так как в Павловске надобно было жить при Дворе, и как ни добра была к нам Maman, но придворная жизнь и близость Двора были неизбежны с нею, и мы оба ненавидели то, что называется Двором” [13]. Ну, как тут не вспомнить об афоризме Жана де Лабрюйера: “Королю не хватает только прелестей личной жизни”. Маркиз де Кюстин воспринял русский двор как театр: “Чем больше я узнаю двор, тем более сострадаю судьбе человека, вынужденного им править, в особенности, если это двор русский, напоминающий мне театр, где актеры всю жизнь участвуют в генеральной репетиции. Ни один из них не знает своей роли, и день премьеры не наступает никогда, потому что директор театра никогда не бывает, доволен игрой своих подопечных. Таким образом, все, и актеры, и директор, растрачивают свою жизнь на бесконечные поправки и усовершенствования светской комедии под названием «Северная цивилизация». Если даже видеть это представление тяжело, то каково же в нем участвовать!”[14] Как свидетельствуют современники, в частности высказывания в письмах хорошо знавшего Императорский двор камергера и поэта Ф.И. Тютчева, критические настроения русского общества ко Двору усилилось в годы Крымской войны.
Несколько иное понятие – придворное ведомство, включавшее в себя, прежде всего, учреждения, обслуживающие его нужды, в частности, Министерство императорского двора.
В ХVIII в. управление императорским двором и его сложным хозяйством осуществлялось несколькими конторами и канцеляриями. Главная роль среди них принадлежала Дворцовой канцелярии (преимущественно финансовому органу) и Придворной конторе. В 1786 г. Канцелярия была упразднена, а ее дела переданы Конторе. Для управления пригородными дворцами и парками в 1797 г. были образованы особые «дворцовые правления» – Царскосельское (Царское Село), Петергофское, Стрельнинское (Стрельня), Гатчинское (Гатчина), Ораниебаумское, Павловское [15].
22 августа 1826 г. именным указом Сенату было учреждено Министерство императорского двора: “Признав за благо составить Министерство для управления делами и всем Придворным ведениям совокупно с Министерством департамента уделов и с управлением Кабинета, под названием Министерства императорского двора, Учреждение коего при сем прилагаю, повелеваем быть министром Двора нашего генерал-адъютанту генералу от инфантерии князю Волконскому”. В § 1 министр императорского двора характеризовался как “главный начальник над всеми придворными ведениями и театральною дирекциею”; он же “вместе – говорилось далее, – и министр Департамента уделов и управляющий Кабинетом”.
В 1841 г. был утвержден новый устав Придворной конторы, согласно которому она ведала содержанием петербургских императорских дворцов, парков и садов придворного ведомства, продовольствием царской семьи, устройством придворных церемоний и придворным штатом, а с 1854 г. и делами по постройке и ремонту дворцовых зданий. Некоторое время она заведовала также квартирмейстерской и камерцалмейстерской частями – убранством и меблировкой дворцов. В 1883 г. контора была преобразована в Главное дворцовое управление, просуществовавшее до 1891 г.
В ХIХ в. наиболее важной частью придворного ведомства была Гофмаршальская часть, ведавшая довольствием императорского двора, хозяйством дворцов и организацией разного рода празднеств и церемоний. В ее обязанности входило содержание обеденного стола императорской семьи. Императорский стол обслуживался исключительно придворными служителями[16].
Почти все царствование Николая I на протяжении 26 лет Министерство двора возглавлял светлейший князь (1834), генерал-фельдмаршал (1850) и генерал-адъютант (1801) Петр Михайлович Волконский (1826 – 1852). Начальник Главного штаба при Александре I он, в связи с конфликтом с А.А. Аракчеевым, попал в 1823 г. в немилость, но был вновь возвышен Николаем I..А.А. Половцов относил его к “выдающимся могущественным современникам” Николая I Именно при нем было сделано многое для формирования всех сторон жизни двора. Он был небольшого роста (что хорошо видно на картине Ладюрнера), распорядительный и педантичный. У светлейшего князя было характерное прозвище “Prince de pierre” (“Каменный князь”) [17] Многие современники, в частности, А.С. Пушкин, у которого министр отказался купить для Двора бронзовую статую Екатерины II, иронизировали над его бережливостью. Но, как заметил М.А. Корф, “он скупился не на свои, а на царские деньги” [18]. Преодолев в 1845–1846 годах тяжелую болезнь, “он был бодр телом и духом”, понимал все с полуслова, был “холоден, как воплощенный опыт”, но и он “знал свою страсть — часы, карманные, столовые, стенные и прочие” [19]. Тяга к коллекционированию была свойственна П.М. Волконскому. В качестве учредителя Военно-топографического депо, в ведении которого находилась литографическая мастерская, он составил солидную библиотеку с коллекцией рисунков, гравюр и литографий, насчитывающую около 4000 томов [20]. Это у его жены, статс-дамы Софьи Григорьевны Волконской, с осени 1836 г. снимал свою последнюю квартиру А.С. Пушкин (Мойка, 12). Император Николай I в своем духовном завещании 1844 г. не преминул высказать благодарность князю Петру Михайловичу Волконскому, “который, несмотря на преклонные лета, с усердием и привязанностью пекся как обо мне, так и обо всем Моем семействе и о моих собственных делах” [21]. Современники сожалели, что он не оставил мемуаров. Впрочем, какие-то дневники, как свидетельствуют отрывки о таганрогском периоде жизни Александра I, князь все же вел.
Преемниками П.М. Волконского в последние годы жизни Николая I и в царствование Александра II стали генерал-адъютанты графы В.Ф. Адлерберг (1852–1872) и затем его сын А.В. Адлерберг (1872–1881). Сестра первого – Ю.Ф. Адлерберг, в замужестве графиня Баранова, – была воспитательницей будущего Александра II [22].
Директорами канцелярии Министерства Императорского двора в 20-х – 30-х гг.ХIХ в. были И.П. Шамбо и В.И. Панаев.
Содержание императорского двора стоило громадных средств. При ближайших преемниках Петра I эти расходы составляли 20–25 % государственного бюджета. В середине ХIХ в. на Двор уходило около 10 млн. руб. в год, в том числе 3 млн. руб. из доходов удельного ведомства и 7 млн. руб. из государственного бюджета. Для сравнения, в Англии расходовалось 2,5 млн. (в пересчете на рубли), а прусский двор “довольствовался доходами с удельных своих имений” [23]. Персональным источником финансирования императора и его семьи был Кабинет Его Императорского Величества.
Созданный как личная военно-походная канцелярия Петра I в октябре 1704 г. Кабинет ЕИВ трансформировался в хозяйственный орган, ведавший императорской “комнатной суммой” и “комнатной рухлядью” (пушниной и т.д.). Он был упразднен в 1727 г., снова восстановлен под названием Кабинета министров Анной Иоановной в 1731 г. с функциями высшего государственного учреждения с широкими законодательными правами. Как личная канцелярия царя, из которой выходили именные указы, восстановлен указом Елизаветы Петровны 12 декабря 1741 г. Но уже в 1756 г. ему на смену пришла Конференция при Высочайшем дворе. Окончательно как личная канцелярия царя Кабинет оформился при Павле I. В 1801–1810 гг. на Кабинет возлагалась задача координации деятельности придворных учреждений, особенно во время отлучек Александра I за границу. В 1810 г., когда глава Кабинета Д.А. Гурьев был назначен министром финансов, эта функция была передана особо доверенному лицу императора князю А.Н. Голицыну, а в 1819 г. – начальнику Главного штаба князю П.М. Волконскому [24]. Его опыт был вновь востребован при Николае I.
С 1826 г. во главе Кабинета стоял министр Императорского двора, который являлся его управляющим (до 1852 г. князь П.М. Волконский). Официально это было закреплено § 2 Высочайше утвержденного устава Кабинета от 27 сентября 1827 г.: “Министр Императорского Двора есть вместе управляющий кабинетом” [25]. В 1852 г. Л.А. Перовский одновременно с заведыванием Департаментов уделов был назначен управляющим Кабинетом Его Императорского Величества (1852 – 1856 гг.). В § 1 высочайше утвержденного устава Кабинета от 27 сентября 1827 г., отмечалось, что «кабинет заведует собственностью государя императора и распоряжается оною на основании именных высочайших указов и повелений» [26]. В Кабинете “присутствовали” вице-президент и три члена. В начале царствования Николая I должность вице-президент Придворной конторы и одновременно обер-гофмейстера вдовствующей императрицы Марии Федоровны занимал барон Петр Романович Альбедиль (1764–1830). С 1831 г. членом Кабинета, а с 1833 по 1842 г. вице-президентом Кабинета, был князь Николай Сергеевич Гагарин, убитый лесничим, которого ранее уволил со службы.
В структурном отношении Кабинет подразделялся на казначейство и 5 отделений: Первое или исполнительное отделение (включая общую канцелярскую часть, архив, регистратуру и секретную часть); Второе или Камеральное отделение (“заведует делами о золотых, бриллиантовых и других драгоценных вещах, вносимых в комнату ЕИВ, или назначаемых для подарков, также и делам о мягкой рухляди”); Третье или счетное отделение; Четвертое или Горное отделение; Пятое или Хозяйственное отделение (прочие дела) [27]. Среди чиновников Кабинета в духовном завещании 1844 г. Николай I просил наследника “обратить внимание на верную и долговременную службу тайного советника Блока, пожаловав ему пенсию, равняющуюся содержанию, которое он получал” [28]. Впрочем, Николай Павлович пережил Блока более чем на семь лет [29].
Кабинет ведал хранением императорских регалий и сбором ясака в Сибири. Кабинету подчинялись управления Колывано-Воскресенским и Нерчинским горнозаводскими округами, он ведал обширными лесными дачами. В ведении Кабинета были различные промышленные предприятия, работавшие на двор: фарфоровый завод, шпалерная мануфактура, стеклянный завод, Выборгский зеркальный завод [30], бумажная фабрика, две гранильные фабрики в Петергофе и Екатеринбурге, одно время бронзовая фабрика и др.[31]. Все они носили наименование “Императорских”.
Эти промышленные предприятия одновременно были и объектами культуры, так как под наблюдением Академии художеств они выполняли художественные заказы Императорского двора; их произведения и ныне украшают интерьеры дворцов-музеев.
В составе придворного ведомства находился и ряд важных учреждений культуры и науки: Императорский Эрмитаж, Императорские театры в С.-Петербурге и Москве, Императорская певческая капелла с училищем, Императорский ботанический сад, Академия художеств (с 1839) [32] и Императорская публичная библиотека, Оружейная палата в Москве. На особом положении в начале царствования Николая I находился Екатерингофский дворец – мемориальный музей Петра I, находившийся недалеко от устья Невы (сгорел в 20-х гг. ХХ в.). В 1826 указом Николая I был определен штат служителей Екатерингофского дворца-музея: один гоффурьер, наблюдавший за его содержанием и сохранностью экспонатов; два истопника и три сторожа инвалида. В помощь гоффурьеру от Большого двора был откомандирован лакей, исполнявший роль музейного гида. В том же году Екатерингоф окончательно перешел в ведение города и стал первым в столице “публичным садом”.
На протяжении двух царствований параллельно с Министерством Императорского двора существовал образованный при Павле I Департамент уделов во главе с министром, находившийся ранее в непосредственном ведении императора. Его статус был определен законом, принятым в день коронации 5 апреля 1797 г. – “Учреждением об императорской фамилии”, – который устанавливал источники, размеры и средства, которые должны были идти на содержание великих князей и великих княгинь. Это не касалось царской семьи, наследника и его супруги, которые обеспечивались за счет казны и Кабинета.
Павел I выделил т.н. “уделы”[33]. Первоначально площадь удельных земель составляла 4,2 млн. дес. и еще 3,5 млн. находились в общем владении с казной и помещиками. Постепенно за счет покупок и обмена и обмена площадь удельных земель выросла. Позднее удельное ведомство имело разветвленное хозяйство, включая промышленные предприятия, сады, виноградники, чайные плантации и т.д. Уделы считались собственностью всей Императорской фамилии и были отделены от земли собственно государственной. По свидетельству князя-эмигранта П.В. Долгорукова, Николай I. якобы, заявил: “Императорской фамилии недурно на всякий случай иметь частную собственность, потому что никто не может знать будущего: когда-нибудь, – разумеется, не при мне – форма правительства может измениться в России” [34]. Правда, эта юридическая тонкость не спасла удельные земли от национализации в 1917 г.
Департамент уделов распоряжался удельным имуществом самостоятельно и безраздельно, члены Императорской фамилии не могли влиять на процесс управления и размер выплат самим членам семейства. Все это было регламентировано в 1797 г. различные уточнения были внесены “Учреждением” 1886 г.
После создания Департамента уделов бывшие дворцовые крестьяне, проживающие на этих землях, составили отдельную категорию феодально-зависимых крестьян, находившихся по своему правовому статусу между помещичьими и казенными (с конца декабря 1837 г. – государственными) крестьянами. Численность удельных крестьян составляла в 1797 г. 463 тыс. ревизских душ (крестьян мужского пола), в 1812 – 570 тыс., накануне реформы удельной деревни 26 июня 1863 г. их численность увеличилась до 851 334 ревизских душ в 18 губерниях страны. На местах, при 9 казенных палатах, были открыты экспедиции уделов, которые в 1808 г. были заменены 21 удельной конторой.
Министрами Департамента уделов были: князь А.Б. Куракин (1797–1798), граф С.П. Румянцев (автор проекта о вольных хлебопашцах, брат канцлера Н.П. Румянцева), князь Н.Б. Юсупов (1800–1802), Д.П. Трощинский (1802–1806), Д.А. Гурьев (1806–1826).
В 1826 г. Департамент уделов был включен в состав Министерства Императорского двора. Департамент уделов осуществлял управление удельными имениями и крестьянами (бывшими дворцовыми), доходы с которых предназначались на производство выплат членам Императорской фамилии (великим князьям и княжнам). С 1826 г. должности министра Императорского двора и министра Департамента уделов были совмещены, а непосредственное руководство им возложено на вице-президента Департамента уделов (с 1840 г. – товарища министра).
В первый год царствования Николая I временным управляющим Департаментом уделов был друг семьи, присматривающий, когда требовалось, и за детьми, князь А.Н. Голицын, которого в императорской семье называли “Принцем табакерок”, так как табакерки были предметом его коллекционных увлечений. Александра Федоровна так отозвалась о нем, вспоминая свои первые годы в России: “…Личностью, пользовавшеюся особой милостью и дружбою императора Александра, был князь Александр Николаевич Голицын. Проведя молодость бурно, он отличался впоследствии особой набожностью. Таково же было и настроение императора. … Кроме того, с князем Голицыным императора связывала с молодых лет давнишняя дружба; князь состоял камергером при его Дворе, когда Александр был еще только великим князем, и первый питал ко второму вполне искреннюю и непреходящую привязанность. Я чувствовала себя приятнее в обществе Голицына, нежели Аракчеева, который говорил только по-русски и внушал мне какой-то инстинктивный страх …” [35] Это о нем нашлись добрые слова в воспоминаниях Ольги Николаевны, когда она рассказывала о конце 1820-х гг., когда венценосная чета редко бывала в Петербурге: “Мы оставались в Царском Селе под надзором княгини Волконской [Волконская Варвара Михайловна – сестра П.М. Волконского, камер-фрейлина императрицы Елизаветы Алексеевны – Л.В.], незначительной и очень некрасивой женщины, и князя Александра Голицына, старого друга семьи и бывшего пажа императрицы Екатерины II. Его благодарная память сохранила все картины той эпохи, он был неистощимый рассказчик анекдотов, умел их хорошо рассказывать, и мы не уставали его слушать. Я искренне сожалею, что никто в нашем окружении не догадался записывать его рассказы. Это были бы прекрасные комментарии к эпохе Великой Императрицы Екатерины. Обедали мы всегда вместе. Маленького роста, в сером фраке, с палкой в руках и флаконом венгерского вина в кармане, появлялся он каждый вторник у моих Родителей. Он любил все розовое, женщин в ожидании и табакерки, которые он собирал. Его салоны были увешаны портретами из времен Петра Великого и Екатерины II. В его доме была часовня, освещавшаяся через купол из желтого стекла, что всегда придавало ей вид залитой солнцем. Он жил уединенно, вдали от света, всегда был озабочен своим здоровьем и окружил себя друзьями, разделявшими его мистически-религиозные взгляды, подобные настроения разделял с ним Император Александр I, бывший под сильным влиянием знаменитой баронессы Крюднер” [36]. По воспоминаниям Ольги Николаевны, он подарил ей альбом с литографиями и подписался “Prience aux Tabatières” (Принц табакерок – фр.) [37].
По замечанию историка Ю.Е. Кондакова, “А.Н. Голицын был одним из самых удачливых чиновников эпохи. Он пользовался благосклонностью четырех царей и участвовал в воспитании будущего императора Александра II. Александр I и Николай I считали А.Н. Голицына личным другом”. В августе 1834 года он был пожалован портретом Николая I, украшенным бриллиантами для ношения на шее. Подобно тому, как А.А. Аракчеев выпросил у Александра I на память его рубашку и весьма гордился этим подарком, так и А.Н. Голицын позднее также получил рубашку, уже Николая Павловича, и впоследствии просил себя в ней похоронить [38]. Заболев, А.Н. Голицын удалился от света и, выдержав операцию катаракты, снова стал видеть. Скончался он в своем поместье в Крыму.
С 1828 г. вице-президентом, а с 1840 г. товарищем министра был действительный тайный советник, управляющий Кабинетом ЕИВ Лев Алексеевич Перовский. Он был внебрачным сыном министра народного просвещения при Александре I, графа Алексея Кирилловича Разумовского (племянника фаворита Елизаветы Петровны Алексея Григорьевича). Его старший брат Алексей Перовский был оренбургским военным губернатором. Причиной назначения Л.А. Перовского на эту должность было то, что ранее он, как адъютант князя П.М. Волконского, управляя его домашними делами. Хорошая репутация управленца способствовала его выдвижению [39]. Он был членом Государственного совета и Комитета министров, сенатором, канцлером российских орденов, под “главным его начальством” состояли Императорская Академия художеств, Петербургский ботанический сад, Московское дворцовое архитектурное училище, и все археологические в России разыскания. Он был также председателем Комиссии о построении Исаакиевского собора и членом Сибирского комитета. По штатам Императорского двора он имел должность гофмейстера [40].
При нем в 1833 г. при Департаменте уделов было открыто Земледельческое училище, а в 1846 г. образован комитет по крестьянскому вопросу. С 1850 г. он заведовал также Комиссией для исследования древностей и увлекался археологией. Многие археологические открытия и раскопки в России стали возможны благодаря финансовой поддержке удельного ведомства. Графский титул Льву Перовскому был присвоен одновременно с братом в 1855 году. После кончины в 1852 г. П.М. Волконского, стремясь предотвратить конфликт двух своих любимцев – графа В.Ф. Адлерберга и Л.А. Перовского – Николай I принял “Соломоно решение”. Он разделил Министерство Императорского двора и уделов на два министерства: Министерство уделов во главе с Л.А. Перовским и Министерство Императорского двора во главе с другом юности Николая Павловича В.Ф. Адлербергом (1852 – 1870). Министерство уделов просуществовало всего 4 года. После кончины Льва Перовского указом Александра II от 24. 11. 1856 г. Министерство уделов было упразднено и вновь вошло в состав Министерства Императорского двора и уделов.
Как отмечают исследователи, придворный штат был организацией чинов и лиц с придворными званиями (придворные кавалеры), но наиболее многочисленной группой при дворе были служители.
Ядро штата составляли “чины”, то есть, служебные разряды первых пяти классов по “Табели о рангах”. Так называемые “первые” чины двора приравнивались к гражданским чинам второго класса, а “вторые” – третьего класса. Кроме того, в число придворных входили специалисты, “состоявшие при особе” (воспитатели и наставники, учителя, лейб-медики и пр.), среди которых было немало известных деятелей культуры, науки.
Придворные чины имели право на почетную форму обращения, полагавшуюся всем классным чинам и варьировавшим в зависимости от ранга. До середины ХIХ в. лиц, имевших придворные чины, было около сорока; к 1881 г. их число возросло до 74, к 1898 г. – до 163 и к 1914 г. – до 213 человек. Историк Л.Е. Шепелев пишет: “Постепенно все большее число обладателей придворных чинов оказывалось не связанным с какими-то деловыми обязанностями при дворе. Вместе с тем в начале ХIХ в. появились особые придворные звания, которые не давали их обладателям права на класс, а, наоборот, могли жаловаться лишь лицам уже имевшим определенные законом классы гражданских чинов. В 1881 г. общее число лиц, имевших эти звания, составляло 590, а к 1914 г. достигло 897” [41].
Законом от 3 апреля 1809 г., принятом по инициативе М.М. Сперанского, чины камергера и камер-юнкера были преобразованы в почетные придворные звания, которые могли отныне присваиваться лишь лицам, уже имевшим военный или гражданский чин. Закон 1809 г. был встречен дворянством ропотом. Он отнимал надежды на быструю карьеру сыновей аристократических или приближенных ко Двору семей. В то же время, камергеры и камер-юнкеры занимали в столице и в провинции различные должности в благотворительных организациях. Их звание придавало им общественный вес.
Формула “в должности“ какого-либо чина двора указывает отнюдь не на чин, а именно на особое придворное звание, приравненное к чинам двора. Имевшие эти звания считались как бы кандидатами на придворные чины. Среди них мы встречаем гражданских чиновников, военных. Даже отставных. Обычно состоящие в должности чинов двора также включались в понятие придворные кавалеры.
Существовало также несколько придворных почетных званий для дам и девиц. Старшим среди дам было звание обер-гофмейстерины. С 1880 г. этого звания никто не имел. Гофмейстерины, статс-дамы и камер-фрейлины имели общий титул – ваше высокопревосходительство [42]. Ниже рангом были просто фрейлины.
“Придворнослужители”, составлявшие самую многочисленную часть придворного штата, делились на две категории. Первую составляли “высшие” служители, включенные в систему чинопроизводства. К разряду высших служителей относились гоф-фурьеры (служитель при Дворе) и камер-фурьеры (служитель при комнатах). Чины камер-фурьера и гоф-фурьера считались не придворными, а при “высочайшем дворе”. Фурьеры заведовали нижестоящими служителями и придворными слугами. Камер-фурьеры наблюдали за порядком во дворце и распоряжались дворцовой прислугой: камер-лакеями, лакеями, гайдуками, скороходами, камер-пажами. В обязанности камер-фурьеров входило ведение особого камер-фурьерского журнала, в который записывались время обеда и ужина императорской семьи, неформальные приемы, прогулки императора. Камер-фурьеры награждались чином VI класса без права дальнейшего производства; гоффурьеры получали чин IХ класса через десять лет службы и также далее не производились [43]. Все лица, поступавшие на придворную службу, в. приносили присягу – “Клятвенное обещание”.
К высшим служителям относились также гардеробмейстеры, камердинеры, метрдотели и официанты: мундшенки (виночерпии), кофишенки (кофешенки), кондитеры, тафельдекеры (накрывающие стол) и прочие (обычно им присваивался чин ХII класса). Мундшенки традиционно отвечали за своевременную подачу к столу разных напитков (вина, пива, кваса, питьевого меда, минеральной волы и других прохладительных напитков), а кофишенки – чая, кофе и горячего шоколада. Мундшенки и кофишенки, также как и тафельдекеры должны были выполнять указания и гоф-фурьеров.
В целом, придворные (на разных уровнях) представляли особую сословно-корпоративную и профессиональную общность и, хотя наибольшую долю придворных составляли представители русского дворянства, явных русских «националистических» предпочтений в царствование Александра I при дворе не наблюдалось. При Николае I в окружении августейшей фамилии преобладали остзейские немцы, что вызывало определенное раздражение у русского дворянства. Тем не менее, национально-культурная специфика состава придворных лиц хотя и придавала двору своеобразие, но по характеру он оставался “русским”.
Современники и вслед за ними и историки отмечают и такую неприглядную черту, как “холопство зимнедворцев”, что вызвало гневную отповедь М.Ю. Лермонтова. Впрочем, это касалось государя при его жизни и могуществе. Покойный государь как правило не вызывал у придворных глубоких эмоций. 19 февраля 1826 г. по случаю памятной церемонии принятия полками мундиров Александра I взводы от соответствующих полков были выстроены у Салтыковского подъезда Зимнего дворца, затем, на полковых дворах была объявлена панихида. В донесении полиции по поводу этой церемонии сказано: “Во дворце к чести в нем по обязанности бывших замечена не только грусть, но и самые слезы; равнодушнее всех были придворные. Черный народ с благоговением взирал на церемонию; по счастью менее просвещенные даже и молились священным памятникам. Но фраки, эти подлые твари, везде равны; следственно и этот случай не без осуждения” [44].
Важнейшим преимуществом придворных чинов считалось возможность постоянно и тесно общаться с представителями царствующего дома. Близость к трону позволяла им реализовывать свои интересы и притязать на многое, что после восстания декабристов привело к определенному противопоставлению царя и аристократии и опоре Николая I на остзейских немцев. Не случайно, в духовном завещании Николая I особо помянуты Адлерберг и Баранова, получившие “пенсионы и по 15 тыс. руб. сер”.
Маркиз де Кюстин посвятил этой мысли немало строк: “У царских придворных нет никаких признанных, обеспеченных прав, это верно; однако в борьбе против своих повелителей они неизменно берут верх благодаря традициям, сложившимся в этой стране; открыто противостоять притязаниям этих людей, высказывать на протяжении длительного уже царствования то же мужество перед лицом лицемерных друзей, какое явил он перед лицом взбунтовавшихся солдат, есть, бесспорно, деяние превосходнейшего государя; это борьба повелителя одновременно против свирепых рабов и надменных придворных – красивое зрелище: император Николай оправдывает надежды, зародившиеся в день его восхождения на престол; а это дорогого стоит – ведь ни один государь не наследовал власти в более критических обстоятельствах, никто не встречал опасности столь неминуемой с большей решимостью и большим величием духа!”[45]. Именно при Николае I окончательно сложилась структура и штаты Императорского двора и в то же время появились новые тенденции, отражавшие дальнейшую эволюции российского общества.
[1] Волков Н.Е. Двор русских императоров в его прошлом и настоящем. СПб., 1900 (был издан один том из намеченных; изложение доведено до конца царствования Павла I).
[2] См., в частности: Шепелев Л.Е. 1) Чиновный мир России. ХVIII – начало ХХ в. СПб., 2001 (анализ придворных чинов и званий, изучение мундиров придворного ведомства); 2) Императорский двор // Родина. 2003. № 1. С. 47–51; Несмеянова И. И Императорский двор I половины ХIХ в.: Автореф. … канд. ист. наук / ЧГУ. Челябинск, 2002 (некоторые теоретические аспекты); Агеева О.Г. Императорский двор России периода Петра I – Екатерины II: придворные списки, ведомости, штаты // Отечественные архивы. 2005. № 6. С. 62–69; Писаренко К. Повседневная жизнь русского двора в царствование Елизаветы Петровны. М., 2003 и др.
[3] Шепелев Л.Е. Чиновный мир России. ХVIII – начало ХХ в. СПб., 2001. С. 395.
[4] Ключевский В.О. Афоризмы… М., 1993. С. 87.
[5][5] Акульшин П.В.Просвещенная бюрократия и русская провинция в первой половине ХIХ в. (по материалам Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний). Автореф. дис. … докт. ист. наук. М., 2004. С. 12.
[6] Элиас Н. Придворное общество: исследования по социологии короля и придворной аристократии. М., 2002.
[7] Несмеянова И. И Императорский двор I половины ХIХ в.: Автореф. … канд. ист. наук / ЧГУ. Челябинск, 2002. С. 22.
[8] Уортман Р.С.Сценарии власти Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии. Т. 1. От Петра Великого до смерти Николая I. М., 2002. С. 421.
[9] А.Х. Бенкендорф о России в 1827 – 1830 гг. (Ежегодные отчеты III Отделения и корпуса жандармов) // Красный архив. Т. 6 (37). 1929. С. 142.
[10] Кюстин А., де. Россия в 1839 году. В 2 т. Т. 1. М., 1996. С. 165.
[11] Кюстин А., де. Россия в 1839 году. Т. 1. С. 149.
[12] Пушкин А.С. Письма к жене. Л., 1986. С. 62.
[13] Александра Федоровна Воспоминания 1817–1820 // Николай I. Муж. Отец. Император. М., 2000. С. 160.
[14] Кюстин А., де. Россия в 1839 году. Т. 1. С. 180.
[15] Шепелев Л.Е. Чиновный мир России. С. 387.
[16] Подробнее о разных службах см.: Шепелев Л.Е. Чиновный мир России. С. 395 и др.
[17] Там же. С.136. См. также: Шилов Д.Н. “Каменный князь” (Светлейший князь Волконский при дворе двух императоров // На рубеже двух эпох. 1801-1825, 1825-1855 // Тезисы докладов 2-й Царскосельской научной конференции. СПб., 1996. С. 70-72.
[18] Из записок барона ( впоследствии графа) М.А. Корфа // РС. 1900. Т.103. № 8. С.36.
[19] Там же. С.37.
[20] Балашова Е.Л. Собрание литографий князя П.М. Волконского // Петербургские чтения-97: Материалы энциклопедической библиотеки “Санкт-Петербург — 2003”. СПб., 1997. С.75-78.
[21] Завещание императора Николая I // Император Николай. Изд. подготовил М.Д. Филин. М., 2002. С. 258.
[22] Шепелев Л.Е. Чиновный мир России. С. 397.
[23] Шепелев Л.Е. Чиновный мир России. С. 399.
[24] Там же. С. 397.
[25] ПСЗ. 2-е собр. Т. 1. № 1408. 1827 г. № 1408. Сентября 27. Высочайше утвержденный устав Кабинета, распределение занятий, движение дел и ревизия оных.
[26] Там же.
[27] Там же. С. 865–866.
[28] Завещание императора. С. 257.
[29] Ф. 1338. Оп. 3. Вн.57/120. Д. 61. О смерти и погребении управляющего СЕИВ конторы тайного советника Блока. 1847–1849.
[30] Ф. 468. Оп. 3. (Кабинет ЕИВ). Ф. 468. Оп. 3. (Кабинет ЕИВ). Ф. 468. Оп. 3. (Кабинет ЕИВ). Д.368. Об отсылке в императорский стеклянный завод дела по представлению об определении землемерного ученика Кейрио в Выборгский зеркальный завод помощником комиссара. 1852 г. 3 л.
[31] Ф. 468. Оп. 3. Д. 372, 373. Императорская Екатеринбургская гранильная фабрика. 1852 г.
[32] Шепелев Л.Е. Чиновный мир России. С. 387.
[33] Подробнее см.: История уделов за столетие их существования. 1707–1897. В 3 т. СПб., 1901–1902.
[34] Долгоруков П.В. Петербургские очерки. Памфлеты эмигранта, 1860–1876. М., 1934.
[35] Александра Федоровна. Воспоминания 1817 — 1820 // Николай I. Муж. Отец. Император. М., 2000. С. 152.
[36] Ольга Николаевна. Сон юности. Николай I: Муж. Отец. Император / Сост., предисл. Н.И. Азаровой. М., 2000. С. 184–185.
[37] Ольга Николаевна. Сон юности. С. 185.
[38] Кондаков Ю.Е. Государство и православная церковь в России: эволюция отношений в первой половине ХIХ века. СПб., 2003. С. 146.
[39] Заблоцкий-Десятовский А.П. Граф П.Д. Киселев и его время…. Ч.1. СПб., 1882. С. 87.
[40] Придворный календарь на 1853 год. СПб., б.г. С. 42.
[41] Шепелев Л.Е. Чиновный мир России… С. 406.
[42] Шепелев Л.Е. Чиновный мир России… С. 410.
[43] Шепелев Л.Е. Чиновный мир России… С. 402.
[44] Цит.: Шильдер Н.К. Император Николай Первый: Его жизнь и царствование. Кн. 1. М., 1997. С. 359.
[45] Кюстин А., де. Россия в 1839 году. Т. 1. С. 349.
Добавить комментарий