Т. Н. Жуковская
Религиозные движения при Александре I, их общественная и политическая проекция в последнее время вновь привлекли внимание исследователей в связи с представлениями о нелинейности путей формирования института «общества» в России, богатстве форм общественной жизни, сложности механизма взаимодействия общества с властью. Серьезные работы последних лет, посвященные этим сюжетам[1], позволяют понять, что религиозная составляющая занимает важное место в дискурсивных практиках власти и общества как в мирное, так и в военное время. Идеологические усилия правительства по мобилизации общества и народа в войнах с наполеоновской Францией, оценка результатов этих усилий требуют современной интерпретации. Официальная пропаганда Александра I, начиная с 1806 г. искусно соединяет политические и религиозные идеи, обращения к нации используют тропы Священного писания и риторику церковных проповедей. Между тем воздействие этой пропаганды, эволюция религиозных идей и практик в условиях необыкновенной войны, которая в 1812 г. была с благословения императора провозглашена Священной, Отечественной и народной, – не могло быть однозначным. Несмотря на избыток публикаций о наполеоновских войнах, многие проблемы остаются «недоисследованными». Среди них – изменение в годы войны положения Русской православной церкви и вектора государственно-церковных отношений, роль духовенства в войне[2], межконфессиональное взаимодействие внутри русской армии, воюющей под одним христианским знаменем, пути формирования национальной идентичности, открывшиеся в годы русско-французского противостояния, трансформация «книжной» религиозности питомцев Просвещения в обстановке «священной войны», проявления религиозных чувств в экстремальной обстановке, когда религиозная вера подпитывала надежду на личное спасение в бою, превращалась в психологический защитный механизм для офицера и солдата.
(далее…)