М.Э Жаркой
Карательная полтика государства представляет собой сложное политико – правовое и социальное явление. Становление элементов системы карательной политики России, ее институциализация и реализация в методологии применения наказания в различных сферах общественной жизни, претерпели длительную историческую эволюцию. Вытеснив собой месть, наказание в государственно организованном обществе приобрело цивилизованную форму, став применяться на основе общеобязательных велений государства, но, тем не менее, сохранив в своей природе отдельные целевые установки и задачи, решаемые его аналогом в условиях первобытно – общинного строя. Эта преемственность взглядов, культивируемых в отношении кары (наказания, репрессии, принуждения) выражается в совокупной связи мировоззрения, мироощущения и мировосприятия названного социального явления на всех под системных уровнях – индивида, группы и всего социума. В дальнейшем, по мере развития общества, роста цивилизации и культуры, распространения демократических и гуманистических идей о правах и достоинстве человека менялось отношение к преступнику и карательным мерам, которым он должен быть подвергнут. И.Я. Фойницкий в конце XIX в. писал: «Характер … кары с течением времени до такой степени изменяется, что, например, человек XV века, очутившись в современном государстве, вынес бы твердое убеждение, что в нем вовсе не существует наказаний, а есть лишь слабые меры дисциплинарных взысканий»[1].
При оценке степени репрессивности карательной политики Русского централизованного государства важнейшее значение имеет анализ процесса присоединения к Москве других княжеств. Это были крупные военные операции, в которых противники объединения расценивались властью как изменники и, следовательно, заслуживали кары. Так период присоединения Пскова (1510 г.), псковские источники характеризуют как большое несчастье, тем самым открыто противопоставляя себя Москве. Псковские летописи обвиняют Василия III в беззаконии и насилии[2].
Карательная деятельность во многом зависела от стабильности власти монарха. В идеологии же того времени формировалась идея об «идеальном государстве»[3]. Поэтому рассматривать направление карательной политики можно лишь во взаимосвязи с положением монарха, с учетом степени репрессивности центральной власти в период до 1565 г., то есть до введения опричнины. Собственно репрессивная сущность опричнины состояла в том, что царь – Иван –IV, применил к территориям бывших удельных княжеств, где находились вотчины князей и бояр, тот порядок, который ранее обычно применялся в захваченных землях (отметим, что опричнина была одобрена и поддержана московским посадским людом в январе 1565 г.). Это был испытанный прием ассимиляции, которой московский государственный организм усваивал себе новые общественные элементы. Лишенный местной руководящей среды край получал себе новое руководство из Москвы и и начинал вместе с ними тяготеть к новому политическому центру[4]. Летом 1570 г. при личном участии Ивана развернулись массовые репрессии в Москве, где было подвергнуто «опале» около сотни ярославских, ростовских, стародубских князей. В среднем на одного убитого боярина приходилось 3-4 рядовых землевладельца, а на 1 землевладельца — 10 простолюдинов. В 1580 г. дошла очередь и до самих организаторов опричнины. Как видим уже к ХVII в. на Руси сложились не только основные формы осуществления государственного принуждения, но и оказались проверенными, апробированными и востребованными в ходе становления абсолютизма, методы реализации карательной политики, основанной на мировосприятии наказания не только властными структурами, но и населением.
В контексте нашего исследования XVIII век характеризуется довольно противоречиво. В течение столетия произошли принципиальные изменения карательной политики России. Возникшие при Петре Iспециальные репрессивные органы более интенсивно стали развиваться во второй четверти XVIII в. Преобразования 1713 – 1718 гг. укрепили систему розыскных канцелярий и в 1718 г. образуется центральный орган – Тайная канцелярия. После ее ликвидации в 1726 г. и упразднении 4 апреля 1729 г. Преображенского приказа контрольно-розыскные и надзорные функции переходят к Верховному Тайному совету и Сенату, а затем в 1731 г. к специально созданной Канцелярии тайных розыскных дел. Это был в собственном смысле слова карательный орган, прототип тайной полиции.
Появляется ярко выраженная цель наказания – не просто изоляция от общества, а использование труда осужденных в экономической сфере.проекты предполагали строительство множества объектов различного характера: зданий, крепостей, портов, заводов, разработки минеральных ископаемых, проведения других крупных, в государственном масштабе работ. Для их осуществления требовалось огромное количество рабочих рук, острая нехватка в которых подталкивала государство к все более широкой эксплуатации труда осужденных преступников. Труд осужденных преступников при Петре I стал определяющим фактором в выборе мест отбывания лишения свободы. Первоначальным сосредоточением значительного количества каторжников был Рогервик (Балтийский порт), куда ежегодно, вплоть до окончания строительства в 1767 г. направлялось до 600 чел.[5]. Каторжане активно использовались на строительстве разных объектов новой столицы — Петербурга, а также Оренбурга, Риги, Ревеля, Таганрога, Екатеринбурга и др.[6]
Тезаурус темы нашей работы вынуждает более подробно рассмотреть отдельные вопросы следствия и подготовки судебного процесса по делу Е.И. Пугачева. Изученные источники свидетельствуют о том, что во время проведения следствия в Москве в ноябре — декабре 1774 г., следователи пытались навязать Пугачеву мысль о том, что инициаторами восстания были то агенты иностранных государств, то раскольники, то оппозиционные к правительству деятели из высшего дворянства (выделено нами – М.Ж.).. В этом направлении следствие направляла сама Екатерина II, которая, хотя и находилась в Петербурге и официально устранилась от следствия в Москве, поручив его особой комиссии, но на самом деле являлась верховным распорядителем и следователем по этому делу.
В контексте рассматриваемого, также, несомненный интерес представляют взгляды П.И. Пестеля на применение государственной кары. Он считал необходимым после осуществления военно-революционного переворота немедленную ликвидацию монархии с физическим уничтожением членов царской фамилии в целях предотвращения реставрации монархии[7]. Подобные воззрения, вероятно, явились следствием глубокого осмысления идей Н. Макиавелли, советующему в своем знаменитом труде «Государь», что для удержания государственной власти требуется предпринять некоторые «предосторожности» и прежде всего – искоренить род прежнего государя, «ибо при общности обычаев и сохранении старых порядков ни от чего другого не может произойти беспокойства»[8].
В дальнейшем, согласно официальным отчетам за 1840-е гг. наибольшую угрозу общественному порядку политическая полиция видела, во-первых, в активизации деятельности журналов «Отечественные записки» и «Современник», бывших органами революционной демократии. Им было запрещено печатать подробности о европейских событиях и продавать портреты революционных деятелей. Для организации централизованной борьбы с печатным вольнодумством 2 апреля 1848 г. был учрежден секретный комитет по делам печати под председательством Д.П. Бутурлина. Другой опасностью выступал подъем студенческого движения в крупнейших вузах страны (Петербургском и Московском университетах, училище правоведения, Горном институте). Третью опасность царизм видел в возникновении общественно-политического движения на Украине. Последнее проявилось в том, что в конце 1845 г. в Киеве возникло Украйно-Словенское общество свв. Кирилла и Мефодия. В начале 1847 г. это общество было обнаружено III отделением, и участие в нем окончилось достаточно печально для Н.И. Костомарова, Т.Г. Шевченко, Кулика и других его членов[9]. Особняком стоит знаменитое дело петрашевцев, по которому под следствие попало 123 чел. 29 апреля 1849 г. по делу была образована секретная следственная комиссия под председательством коменданта Петропавловской крепости генерал-адъютанта Д.Н. Набокова, ее членами были назначены действительный тайный советник И.А. Гагарин, генерал-лейтенант Л.В. Дубельт – начальник штаба корпуса жандармов, генерал-адъютант князь В.А. Долгоруков и генерал Я.И. Ростовцев[10].
Сам кружок образовался вокруг М.В. Буташевича — Петрашевского в 1844 г., а с осени следующего года стал регулярно собираться по пятницам. На «пятницы» Петрашевского сходились представители интеллигенции (выделено нами – М.Ж.): литераторы, учителя, студенты последнего курса, мелкие чиновники, офицеры; это была молодежь из небогатых дворян и разночинцев, затронутая буржуазно-демократическими идеями. В числе посетителей Петрашевского были начинающие писатели М. Е. Салтыков, Ф. М. Достоевский, поэты А. Н. Плещеев и А. Н. Майков, учёный-географ П. П. Семёнов, пианист А. Г. Рубинштейн. Говорили о прочитанных книгах, о новинках научной литературы, о ненавистном крепостном праве, о вопиющем зле дореформенного суда, об идеях утопического социализма, о тяжести царской цензуры и т.п. Своей целью участники кружка ставили пропаганду идей демократии и утопического социализма в широких массах, однако под влиянием революционного взрыва в Западной Европе в 1848 г. начали задумываться над более радикальными действиями. В преддверии ожидаемого ими начала крестьянской революции М.В. Петрашевский и Н.А. Спешнев уже разработали план руководства восстанием, которое, по их замыслу, должно было начаться в Сибири, затем перекинуться на Урал, Волгу и Дон и закончиться свержением царя. В конце 1848 — начале 1849 г. на «совещаниях пяти» (Петрашевский, Спешнев, Момбелли, Львов и К. Дебу) ставился уже вопрос о создании тайного общества, его программе и тактике. Хотя слухи о том, что «по пятницам Петрашевский пишет новые законы», ходили даже среди петербургских дворников, правоохранительные органы обратили внимание на это еженедельное многолюдное сборище весьма поздно. Однако, памятуя о том, что движение декабристов также началось с «завтраков у Рылеева», органы безопасности не только сочли возможным арестовать петрашевцев, но и подвергнуть их жестоким репрессиям. Из 123 чел. 22 предстали перед военным судом, который приговорил всех кроме одного к расстрелу. Сама же казнь, как известно, была прекращена в страшный спектакль, нанесший тяжелые психологические травмы помилованным[11].
Регламентация применения исключительных репрессивных мер для охраны общественного порядка заключалась и в регулировании использования армии для подавления беспорядков и волнений. Так еще в XVIII в. губернаторам было предоставлено право использовать войска для пресечения народных восстаний. Огромные размеры империи, рост и динамика классовой борьбы, отсутствие надлежащих путей сообщения, транспорта и связи вынуждало правительство постепенно расширять круг субъектов, наделяемых особыми полномочиями. Например, согласно «Наказу чинам и служителям земской полиции» от 3 июня 1837 г[12]., земский суд (уездное полицейское управление) и лично исправник (начальник уездного управления) по своему усмотрению могли использовать «необходимое число воинской команды». При этом следует учитывать, что основным звеном, связующим гражданскую власть и военное ведомство, был губернатор. Так в августе 1872 г. недалеко от Петербурга (под Нарвой) вспыхнула знаменитая стачка на Кренгольмской мануфактуре, сопровождавшаяся столкновениями с войсками. Шесть «главных виновников» были приговорены к каторге, еще 21- к ссылке или тюремному заключению. Но репрессии не смогли остановить рабочее движение. Всего по России с 1870 по 1873 г. по различным источникам выявлено более 60 стачек и 20 волнений. Большая их часть была вызвана рабочими требованиями[13].
Порядок применения вооруженного принуждения был регламентирован Высочайше утвержденным положением Комитета Министров «О Наставлении военным начальникам в случаях потребления войск для усмирения народных волнений и беспорядков»[14]. Уже осенью 1863 г. новая карательная практика была апробирована во время ликвидации вооруженного восстания в Варшаве. Генерал-губернатор северо-западных губерний Н.А. Муравьев действовал решительно и жестоко — к участию в подавлении восстания он призвал все православное население, в том числе — крестьянство. Вскоре большинство участников восстания было задержано и осуждено. Муравьев наиболее строго относился к мятежникам из высших сословий — дворянам и ксендзам. Он казнил несколько знатных панов, взятых с оружием в руках, и ксендзов, подбивавших народ к бунту, в связи с чем его прозвали — «вешатель». В результате за несколько месяцев мятеж был подавлен.
3 октября 1877 г. царь утвердил мнения Государственного Совета «О правилах, определяющих порядок призыва войск для содействия гражданским властям»[15]. Как показывало дальнейшее развитие истории, введение военного положения широко использовалось и в мирное время, прежде всего, в период первой русской революции. Так с 1905 по 1907 г. на положении усиленной и чрезвычайной охраны было объявлено 65 губерний и областей, а в 25 губерниях и областях вводилось военное положение[16].
В ходе следственных действий, когда недоставало улик для передачи дела в суд, но у жандармов складывалось «внутреннее убеждение» в причастности арестованного к революционной деятельности, судьба такого решалась в административном порядке. Министр юстиции сообщал свои предположения об этом шефу жандармов. По согласованию обоих ведомств в Министерстве юстиции составлялся доклад «на высочайшее имя» и после утверждения его царем предлагаемая мера наказания (обычно ссылка) приводилась в исполнение. В 1870-х гг. административным порядком было решено около 80% всех политических дел[17].
В ответ на развязанный народовольцами террор 12 февраля была учреждена Верховная Распорядительная Комиссия[18]. Обращает на себя внимание достаточно показательный для сущности нашей работы факт: в записке Одесского генерал-губернатора Э.М. Тотлебена М.Т. Лорис-Меликову об изменении порядка производства следствий по делам о государственных преступлениях от 11 февраля 1880 г. проводится мысль об окончательности решения следственной комиссии: «Следственные действия следственных комиссий должны иметь вид и значение не тех предварительных дознаний, которые производятся в настоящее время на основании закона 19-го мая 1871 г.; нет — действия следственных комиссий должны иметь значение окончательных судебных следствий, по коим суд мог бы прямо приступить к решению. (выделено нами – М.Ж.) Предоставление такого значения следственным действиям комиссии безусловно необходимо, иначе если не все то, что обнаружено комиссией, то наверное многое будет уничтожено судебным следствием, так как по существующим законам судебное следствие служит суду главным основанием для определения наличности преступления…»[19].
14 августа 1881 г. было издано Высочайше «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия»[20]. Разделы включали в себя общие правила, правила о положении усиленной охраны, правила о положении чрезвычайной охраны, правила для местностей, необъявленных в исключительном положении, правила об административной высылке. Документ предусматривал широкое использование субъектами управленческой деятельности административного усмотрения, то есть известную степень свободы в разрешении того или иного дела в рамках установленных правовых норм.Кроме того, на основании Положения при Министре внутренних дел было учреждено Особое совещание[21], которое могло сослать любого жителя в ссылку сроком до 5 лет. В Особом совещании заседали товарищ министра – председательствующий и по два представителя от МВД и Минюста. Постановления совещания утверждал Министр внутренних дел. За 1881 – 1884 гг. на совещании было рассмотрено 4295 дел, по которым сослано 5397 чел. А всего в период 1881 – 1900 гг. в Сибирь ежегодно ссылалось 16 – 20 тыс. чел., примерно половина из них – в административном порядке[22]. Конечно же, Особое совещание было создано в основном для борьбы с революционерами, которых невозможно было предать обыкновенному суду в виду отсутствия или неполноты доказательств их вины. Но полиция через свою агентуру прекрасно знала, что, то, или иное лицо является врагом империи, однако улик своей противоправной деятельности не оставляет. Тогда дело передавалось на рассмотрение Особого совещания и оно принимало решение о ссылке в упрощенном процессуальном порядке. К примеру, И.В. Сталин привлекался к уголовной ответственности восемь раз, но ни разу не был осужден судом, решения о применении ссылки выносилось Особым совещанием[23]. Надо отметить, что достаточно высокую положительную оценку дает результатам деятельности данного органа внесудебных репрессий авторский коллектив исторического очерка «Министерство внутренних дел России: 1802 – 2002» под руководством В.П. Сальникова: «Оно значительно расширило возможности полиции в борьбе с нарушениями законов. Особое совещание, образованное при министре внутренних дел, позволило оперативно решать вопросы по изоляции лиц, подозреваемых в причастности к государственным преступлениям или же замеченных в «порочном поведении», путем их административной высылки»[24] (выделено нами – М.Ж.). Интересно, что И.Я. Фойницкий, выпустивший еще в 1884 г. первое издание своего знаменитого «Курса уголовного судопроизводства», ни словом не обмолвился об особом совещании. Правда, отметил, что «основания несудебного разбирательства в прежние времена лежали во взглядах на юстицию как на частное достояние отдельных лиц (патримониальная или помещичья расправа), сословий и ведомств (приказная система)». И далее: «… в значение оснований несудебного разбирательства выступают … маловажность дела, особенность задач, преследуемых данным разбирательством и наличность дисциплинарной власти. Но эти основания имеют свои естественные пределы»[25]. Думается, что игнорирование Особого совещание в труде патриарха русского уголовного процесса не случайно, сам же автор несколько выше справедливо подчеркивает, что в силу публичного свойства отношений между государством и индивидуумом «уголовное судопроизводство стоит в тесной зависимости от государственного строя данной страны (выделено нами – М.Ж.), и в свою очередь оказывает на него серьезное влияние»[26].
Следует также сказать и о роли судов в карательной политики царизма во второй половине ХIХ в. Об этом уже свидетельствовало значительное место, которое занимали рабочие во всех возникавших в 1870-х гг. крупных политических процессах. Очень показательным в этом смысле явился известный процесс «193-х». К дознанию при подготовке судебного процесса над арестованными участниками «хождения в народ» было привлечено 770 чел. Дознание и затем предварительное следствие затянулись на четыре с лишним года, в течение которых умерли, сошли с ума или покончили с собой 93 чел. Суд над семьюстами пропагандистами произвел бы слишком большое впечатление на общество, поэтому в ходе дознания и следствия значительная часть привлеченных была освобождена под надзор полиции; в суд были переданы дела на 197 чел. Осенью 1877 г. им был вручен обвинительный акт. Но до начала суда (18 октября) умерло еще 4 чел., поэтому судили 193-х чел. Всего же к судебной ответственности по делам о социально-революционной пропаганде с 1874 по 1879 г. было привлечено более 2500 чел.[27].
В период царствования Александра III завершилась концентрация всех цензурных учреждений. 27 августа 1882 г. были утверждены «Временные правила о печати». Они предусматривали запрещение выхода в свет особенно вредных по своему содержанию номеров тех периодических изданий, которым до этого уже было сделано три предостережения. Так к концу XIX столетия завершилось оформление военно-полицейской государственности России, сердцевиной которой выступала ставка власти на силовое решение любых накопившихся в обществе социальных противоречий. Авторы контрреформ, проводимых под знамением Александра III не учли только одного: диалектики исторического процесса и того особого места, которое занимала Россия в силу национальной экономической стагнации.
В соответствии с курсом на ужесточение карательной политики вносятся новеллы в действующее уголовное законодательство, с этой целью принимается новая редакция Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. Возрастной ценз для привлечения к уголовной ответственности по редакции 1885 г. определялся в 7 лет – минимальный возраст за всю историю русского уголовного права.
Обращает на себя внимание и предпринимаемые царизмом попытки физического уничтожения своих политических противников, находящихся в эмиграция. После убийства Александра II в марте 1881 г. группа монархистов (граф И.И. Воронцов-Дашков, князь И.П. Щербатов, граф П.П. Шувалов и др.) создали тайную неправительственную организацию «Священная дружина». В нее входил и будущий министр внутренних дел Н.П. Игнатьев. Александр III вначале поддержал идею создания «Священной дружины», считая, что в борьбе с террористами все средства хороши. Помимо личной охраны царя и его семьи, она должна была вести активную борьбу с революционерами: вносить в их среду взаимное недоверие, уничтожать наиболее опасных для короны деятелей и т.п. Одним из примеров её деятельности является попытка устранить теоретика анархизма князя П. А. Кропоткина, жившего в эмиграции. Летом 1881 г. за границу отправился агент «Дружины». Однако, М.Е. Салтыкову-Щедрину, бывшему в то время редактором журнала «Отечественные записки» стало известно о смертном приговоре от министра внутренних дел Лорис-Меликова, и он сообщил об этом эмигранту П.Л. Лаврову, а последний -Кропоткину. В результате покушение было сорвано[28].
Что касается предпринятых царизмом, а затем и Временным правительством массовых уличных расстрелов (во время Первой русской революции, на Ленских приисках, в феврале и июле 1917 г. и др.), то они однозначно свидетельствуют о крайней слабости и нелегитимности государства. Не случайно такая практика была возрождена властью лишь в период «хрущевщины» (в 1962 г.) и в ходе государственного переворота Ельцина в октябре 1993 г.
Исторический анализ формирования российской карательной политки позволил сформулировать нам итоговые выводы по исследуемой проблематике. Мы считаем, что все апробированные формы карательной деятельности оказались востребованными в период «диктатуры пролетариата» после Октябрьской революции 1917 г.
Во-первых, карательная политика Советского государства явилась результатом монархического авторитаризма, складывающегося в России как государственная форма столетиями, и как следствия – чрезмерного огосударствливания условий существования, широкой экспансии государства во все сферы общественной, корпоративной и частной жизни.
Во-вторых, идеология российской государственности вообще может быть определена как патриархальная. Глава государства (царь, император, председатель СНК, Генеральный секретарь ЦК и т.д.) представляется как «отец нации», «отец народа», «спаситель Отечества», «царь батюшка» и т.п., который любит и хорошо знает, чего хотят его дети-подданные. Он вправе их воспитывать, поучать и наказывать. Отсюда стремление контролировать все, даже малейшие проявление общественной и частной жизни.
В-третьих, сказанное выше позволяет говорить о неограниченном своеволии монократической власти и ее представителей и о широком использование ими в управление административного усмотрения, неограниченного никакими правовыми и иными социальными нормами, властно-полицейский характер управленческой деятельности.
В-четвертых, следует учитывать, что для России на всем протяжении истории был характерен мобилизационный тип развития традиционного общества с доминированием политических целей – укрепление мощи государства, через которое рассматривались успех и благополучие всего общества и каждого индивида в отдельности.
В-пятых, в карательной политике монархической и буржуазной России четко прослеживается сочетание репрессий и временной либерализации общественных отношений, их постоянное чередование, в свою очередь опосредованное различными факторами, но, прежде всего экономическими, военно-политическими и классовыми.
В-шестых, в собственно правовой сфере в карательной ментальности было выработано полное игнорирование каких-либо принципов и коллизий в действующем праве, за исключением решения любых проблем в пользу целесообразности.
В-седьмых, в формировании карательной политики превалировали узко классовые интересы (зачастую маскируемые декларированием в позитивном праве отдельных институтов буржуазного либерализма и естественного права, но не применяемых в юридической практике), основанные на частной, первоначально феодальной, а затем и капиталистической собственности, что порождало в правоприменение классовость, отсутствие реального равенства субъектов.
В-восьмых, в массовом общественном сознании не доминировали и сами идеи демократии, либерализма, прав и свобод человека. Культура общества вообще и профессиональная правовая культура сотрудников карательного аппарата формировалась преимущественно через приоритет интересов государства.
И, наконец, последнее: на формирование карательной ментальности общества оказало влияние преобладание обстановки, в состоянии которой Россия пребывала на протяжении с ХIII до начала ХХ в. Экстримальность общественных отношений и вызванные ими меры властей по сохранению управления и государственности проявилась в период монголо-татарского ига, образования и формирования Московского государства, «смутного времени», строительства и укрепления империи, борьбы с интервентами и оппозиционным движением. Фактически отсутствовали какие-либо периоды стабильности развития. Именно в этих условиях формировались революционные воззрения и политико-правовая идеология лидеров и членов партий социалистической ориентации, воспринималась и усваивалась ими методология управления обществом и тем новым государством, построение которого они поставили главной целью своей жизни. Совершенно правильно подметил А.И. Герцен «У оппозиции, которая борется открыто с правительством, всегда есть что-то от его характера, но в обратном смысле»[29].
Так столетиями складывался особый специфический вид мировоззрения российского общества, связанный с восприятием сущности и формы наказания. Так постепенно эволюционизируя формировалась карательная ментальность России, которая являлась преемственной от одного исторического периода другим. Не могли не трансформироваться и формы проведения карательной политики, осуществление правосудия и вообще государственного принуждения в условиях советского социалистического строя. В результате ко второму десятилетию ХХ в., в стране оказались апробированными и востребованными следующие формы карательной политики:
1). Не восприятие со стороны государства и всего общественного сознания естественной природы прав и свобод подданных на жизнь, свободомыслие, беспрепятственную миграцию, народный суверенитет.
2). Понимание целей наказания (кары) вообще, и уголовного в частности, как возмездного и устрашающего.
3). Постоянный поиск новых, более эффективных видов наказания и государственного насилия по отношению к личности.
4). Игнорирование процессуальных гарантий личности, практика заочного осуждения, объективного вменения и превентивность наказания, физическая ликвидация противников существующего строя, в том числе находящихся за пределами России.
5). Массовость субъектов, охватываемых принудительным воздействием государства.
6). Организация и проведение показательных процессов по делам о политических преступлениях.
7). Восприятие суда и в целом правосудия с господствующим обвинительным уклоном в качестве формы государственной расправы.
8). Создание института внесудебных органов борьбы с преступностью, действующих в порядке упрощенного и ускоренного производства.
9). Использование рабочей силы осужденных к лишению свободы в экономике и освоение отдаленных территорий.
10). Снижение возраста привлечения к уголовной ответственности.
11). Применение вооруженных сил при проведении карательных акций по подавлению социальных конфликтов общественно-политического характера.
12). Предоставление правоохранительным (карательным) структурам особого статуса в государственном механизме.
13). В ситуациях экстремального характера, угрожающих устоям государственности отмечается стремление к созданию «особых», «чрезвычайных», «тайных» и т.п. следственных учреждений (комиссий, комитетов и др.). с непременным наделением их «исключительными полномочиями».
14). Прямая историческая зависимость карательной политики от субъектов – носителей политической власти и их приверженности определенной политико-правовой идеологии, что влекло за собой периодическое чередование ужесточения репрессивности карательной политики и относительного ее либерализма и гуманизма с декларированием демократических институтов.
[1] Фойницкий И.Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. СПб., 1889. С. 19.
[2] См.: Полное собрание российских летописей.. Т.4. СПб., 1848. С.282-283
[3] См.: Чичуров И.С. К вопросу о формировании идеологии господствующего класса Древней Руси в конце XV-XVI вв //Общество и государство феодальной России. М., 1975. С.125.
[4] Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. СПб., 1997. С. 204.
[5] Филиппов А. О наказании по законодательству Петра Великого, в связи с реформой. М., 1891. С. 268.
[6]См Упоров И.В. Наказания, связанные с лишением свободы в монархической России.Краснодар,2000. С.55.
[7] См.: История политических и правовых учений (под общ. Ред. В.С. Нерсесянца). М., 1996. С. 447
[8] Макиавелли Н. Избранные сочинения. М., 1982. С. 305.
[9] См.: Колпакиди А.И., Сериков М.Л. Руководители органов государственной безопасности Московской Руси, Российской империи, Советского Союза и Российской Федерации. М.-СПб., 2002. С.182.
[10] См.: Ларин А.М. Процесс петрашевцев //Государственные преступления. Россия. ХIХ век. (Взгляд через столетие). Тула. 2000. С. 150-151.
[11] См.: История СССР. Т.2. Россия в ХIХ веке /под ред. проф. М.В.Нечкиной).. М., 1949. С. 312, 325; Колпакиди А.И., Сериков М.Л. Руководители органов государственной безопасности Московской Руси, Российской империи, Советского Союза и Российской Федерации. М.-СПб., 2002. С.183-184..
[12] Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 2. Т. XII. Отд. 1. СПб., 1838. № 10306.
[13] См.: Революционеры 1870-х гг. /Составитель В.Н. Гинев. Л., 1986. С.19.
[14] Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 2. Т. XXXVI. Отд. 3. СПб., 1863. №37389.
[15] Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 2. Т. LII. Отд. 2. СПб., 1879.№57748. .
[16] См.: Гернет М. История царской тюрьмы. Т. 5. М., 1956. С. 90.
[17] См.: Революционеры 1870-х гг. /Составитель В.Н. Гинев. Л., 1986. С.411.
[18] См.: Об учреждении в С.-Петербурге Верховной Распорядительной Комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия. Указ от 12 февраля 1880 г. //Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 2. .Т. LIV. Отд.2. № 60492.
[19] См.: Политическая полиция и политический терроризм в России (вторая половина ХIХ – начало ХХ вв.). Сб. документов. М., 2001. С. 54-63.
[20] Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 3. Т. I. СПб., 1885. № 350.
[21] См.: Свод законов Российской империи. Т. XIV. Ст. 1. Примечание 1.
[22] См.: МВД России. Энциклопедия. М., 2002. С. 371.
[23] См.: Мухин Ю.И. Как уродуют историю твоей Родины? М., 2005. С. 140.
[24] Министерство внутренних дел России: 1802-2002. Исторический очерк в 2-х томах. Т.1. СПб., Санкт-Петербургский Университет МВД России, Академия права, экономики и безопасности жизнедеятельности (под общ. Ред. В.П. Сальникова). 2002. С. 192.
[25] Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. Т.1. СПб., 1896. С. 13.
[26] Там же. С. 2.
[27]См.: Троицкий Н. А.Процесс 193-х//Общественное движение в пореформенной России. М., 1965. С. 316-318.
[28]См.: Министерство внутренних дел России:1802-2002.Исторический очерк в 2-х томах.Т.1 СПб., 2002. С. 213.
[29] Герцен А.И. (из Скобова)