И.Л. Горемыкин и основные направления правительственной политики во второй половине 90-х годов XIX века.

Д.Эйдук

И.Л. Горемыкин и основные направления правительственной политики во второй половине 90-х годов XIX века.

Иван Логгинович Горемыкин (1839 – 1917) более известен читателю как двукратный председатель Совета министров в 1906-ом, – в период работы I Государственной думы, – и в 1914 – 1915 гг.; при этом чаще всего упоминается его старческое ко всему безразличие. В настоящем очерке предпринята попытка охарактеризовать его деятельность на посту министра внутренних дел в 1895 – 1899 гг. и его политический облик того же времени, впоследствии изменившийся, – ведь «Горемыкин до 1905 г. и после него в отношении высказывавшихся им политических взглядов представляет в значительной степени два разных лица»[1].

I

И.Л. Горемыкин – потомственный дворянин, помещик Боровичского уезда Новгородской губернии; окончив Императорское Училище правоведения, поступил на государственную службу в 1860 г. С 1864 г. его деятельность долгое время была связана с Царством Польским, – уже достигнув «степеней известных», он «хвалился своим участием в проведении крестьянской реформы 1864 г.»[2]. 1880-е гг. Горемыкин провёл в Правительствующем Сенате, с 1884 г. в должности обер-прокурора 2-го, т. н. крестьянского[3], департамента. В 1892 г. он был назначен товарищем министра юстиции, а в 1894 г. стал товарищем министра внутренних дел[4], – до министерского поста оставался один шаг. По свидетельству современника, о таком высоком положении Горемыкин не мог и мечтать, а потому весьма это положение ценил[5].

Горемыкин «по личным связям принадлежал к либеральному сенаторскому кружку»; в Сенате он «невольно впитал в себя приверженность к законности и отрицательное отношение к административному произволу»[6].

Горемыкин – человек «умный, тонкий и вдумчивый»; никто из писавших о нём не мог отказать ему в уме. Но он был в своём роде живым воплощением «умеренности и аккуратности» петербургских канцелярий, – и со стороны казалось, что для него «все жизненные шумы заглушаются шелестом входящих и исходящих бумаг»[7]. Плюс к тому, заметным его свойством было «ничем не возмутимое спокойствие, очень близко граничившее с равнодушием»[8].

15 октября 1895 г. И.Л. Горемыкин был назначен «Управляющим Министерством Внутренних Дел», и 6 декабря утверждён в занимаемой должности[9].

Современники сходились на том, что нового главу МВД выдвинул Константин Петрович Победоносцев^[10]. Оба они, и Победоносцев и Горемыкин, были выпускниками Училища правоведения, о чём Витте говорил Николаю II: «… правоведы, так же как и лицеисты, держатся друг за друга, всё равно как евреи в своём кагале»^[11]. Однако скоро их дороги разошлись.

Одну из причин указал Анатолий Николаевич Куломзин: «Победоносцев … разочаровался в своём ставленнике, который не отблагодарил его, как ожидал Победоносцев, проведением закона о передачи в руки духовного ведомства земских народных училищ»[12]. И.Л. Горемыкин не поддержал планов обер-прокурора Синода, желавшего усилить влияние церкви на школьную систему, потому как «увлёкся идеей единой школы, всецело подлежащей руководству правительства. В этом споре ему (Горемыкину – Д.Э.) хотелось выступить защитником дворянства»[13].

Победоносцев горько жаловался министру внутренних дел на препятствия, которые чинили должностные лица на местах открытию новых церковно-приходских школ. 28 марта 1897 г. он писал: «…некоторые земские начальники действуют крайне пристрастно в отношении к нашим школам и прямо производят на крестьян давление против них, а были даже случаи подделанных приговоров (мирских сходов – Д.Э.). По Курской губернии не раз уже я обращался в таких делах к губернатору, но от него не чаю никакой управы»[14].

К.П. Победоносцев и И.Л. Горемыкин по-разному смотрели на ключевые вопросы политики, политические же разногласия вели к личному охлаждению. Их переписка, интенсивная в течение семи лет[15], обрывается летом 1899 г., накануне ухода Горемыкина с министерского поста[16].

В целом новый министр вызывал в сугубо консервативных кругах стойкое раздражение, которое со временем лишь нарастало. Открыто проявлял свою неприязнь его предшественник Иван Николаевич Дурново. «Дурново, который жил головою Плеве (тогда уже государственного секретаря, добивавшегося стать министром внутренних дел), конечно, страшно интриговал против Горемыкина»[17]. Характерен вывод, сделанный А.Н. Куломзиным: «Слабые попытки Горемыкина, если не по проведению либеральных мер, то по выражению более жизненных мнений, не давали Дурново покоя»[18].

Недовольство «политических старообрядцев» проявилось и в «Записках» Виктора Вильгельмовича фон Валя за 1899 – 1901 гг., заключающих в себе целый свод обвинений по адресу Горемыкина[19].

Среди собранного фон Валем «компромата», наряду с сообщениями о супружеской неверности И.Л. Горемыкина, есть свидетельства его «патриархальной предприимчивости». Дело в том, что петербургский градоначальник Н.В. Клейгельс «обязал городскую пожарную команду брать свою потребность в сене и овсе из имения Министра Горемыкина (в Боровичском уезде Новгородской губернии – Д.Э.) за высокую плату». Подобная история была и с дровами для городских полицейских зданий[20].

У В.В. Валя были и принципиальные, политического свойства претензии; он был недоволен переменами в руководстве политической полицией. Ещё в 1895 г. Горемыкин планировал изменения в управлении Отдельным Корпусом Жандармов. Его не устраивало положение, при котором «начальствование над… Корпусом поручается особому Товарищу Министра Внутренних Дел, заведующему полицией и пользующемуся правами Корпусного Командира. В действительности, это лицо самостоятельно заведовать полицией не может, ибо Министру… невозможно устранить себя от непосредственного руководства этим столь важным и ответственным делом…». Предлагалось придать «Отдельному Корпусу Жандармов устройство, подобное тому, которое имеет Корпус Пограничной Стражи… При этом всё заведывание инспекторскими делами Корпуса и все требующиеся его военным устройством специальные обязанности могли бы быть вверены особому Генералу,… без возложения на него обязанностей Товарища Министра и без права самостоятельного распоряжения личным составом Корпуса Жандармов» [21]. Эти предначертания впоследствии были осуществлены; к неудовольствию В.В. фон Валя, «помощник Шефа Жандармов» (шефом был сам министр внутренних дел) был только лишь «начальником корпуса… в строевом отношении» и не касался дел политической полиции; «в этом отношении жандармские офицеры зависели вполне от Департамента Полиции». Плюс к тому, «особым Генералом» стал генерал-лейтенант Александр Ильич Пантелеев, «полную ничтожность и неспособность» которого отмечал фон Валь; по его словам, «на посту помощника Шефа, лишённого всякого значения и ответственности» Пантелеев «чувствовал себя очень хорошо и в особенности ценил свою квартиру»[22].

В.В. фон Валь был уверен, что таковыми мерами «Горемыкин, ненавидевший жандармов ещё со времени своей молодости, когда он увлекался искандеровщиной, достиг окончательного уничтожения значения жандармов…»[23]. По-видимому, министр обвинялся в юношеском пристрастии к идеям А.И. Герцена.

Конечно, практически все министры того времени были весьма консервативны; такова была общая линия, в неё надо было вписаться, однако можно подметить и нюансы. Горемыкин «считался при назначении министром внутренних дел не только в либеральном лагере,… но даже сторонником, конечно платоническим, толстовского учения»[24]. Как писал С.Ю. Витте, «Горемыкин… был довольно либерального направления, но, как только он сделался министром…, под влиянием свыше, боясь себя скомпрометировать, начал вести довольно реакционную политику»[25]. Впрочем, Витте относился к Горемыкину предвзято, к тому же «сравнительно мало знал» его до 1895 г.[26].

В любом случае, с воинствующими консерваторами новому министру оказалось не по пути; его консерватизм был особого рода – скорее линия на сохранение существующего, при недоверии к переменам вообще, чем попытка осуществить крен вправо. «“Не трогать того, что покоится”. Не трогайте, не делайте ничего – само всё устроится, всё “образуется” – вот к чему сводилось его основное жизненное правило, и чему научил его служебный жизненный опыт».«В каждом новом… вопросе он видел прежде всего те неприятности, которые при его разрешении могут для него возникнуть, то беспокойство, которое он может ему причинить. Подходил он к каждому вопросу… с величайшей осторожностью, и если не мог или не считал почему-либо для себя выгодным его просто обойти или спихнуть, то принимался за его разрешение с нарочитой медлительностью, стремясь взять его измором…, предварительно обеспечив сочувствие к предположенному его разрешению среди нужных для него лиц, а в особенности самых верхов»[27].

Однако такая стратегия, даже вкупе с личной обходительностью, осторожностью, склонностью к компромиссам, не могла гарантировать прочного успеха. Как обобщил С.Ю. Витте, не двигаясь ни налево, ни направо, «Горемыкин никому не угодил…»[28].

II

Горемыкин считался знатоком крестьянского дела, и не без оснований; само его назначение связывали с желанием «двинуть давно назревший вопрос о реформе… крестьянского законодательства»^[29]. Так считал Владимир Иосифович Гурко, служивший с 1895 г. в Государственной канцелярии и тогда уже близко интересовавшийся крестьянским делом.

В 1894 г. были созваны губернские совещания, которые должны были закончить свои работы к весне 1896 г.[30] Как докладывал Горемыкин императору, «обширный материал по крестьянскому делу, доставленный губернскими совещаниями», был приведен в систему; итоговый труд «был издан в 1896 г…. под заглавием “Свод заключений губернских совещаний по вопросам, относящимся к пересмотру законодательства о крестьянах”. Он содержит в себе около 2.700 печатных страниц…». В начале 1899 г. была уже «закончена выборка из упомянутого свода указаний на практические неудобства применения отдельных статей положений о сельском состоянии, а также предположений совещаний относительно желательного, по их мнению, дополнения и изменения постановлений действующего закона»[31]. Однако, если верить В.И. Гурко, «Горемыкин, по назначении министром внутренних дел, труды этих совещаний не использовал»[32].

И.Л. Горемыкин указывал, что «предстоящий законодательный труд потребует… продолжительного времени» и должен выполняться поэтапно. В начале 1899 г. он докладывал об окончании подготовительных работ; представлялось «возможным приступить к составлению проекта нового положения о сельском состоянии». Однако работы были приостановлены, так как весной 1898 г. был поднят «Комитетом министров и не получил еще (в начале 1899 г. – Д.Э.) окончательного разрешения вопрос об… особой вневедомственной комиссии» по крестьянскому законодательству^[33].

Под руководством Горемыкина дело ограничилось подготовкой, сбором и изучением материалов. Гурко полагал даже, что министр сознательно медлил, опасаясь препятствий и нападок; а по сути же, Горемыкин, понимая, «что положения эти (т.е. положения 19 февраля 1861 г. – Д.Э.) устарели,… думал, что постепенно силою вещей… они сами отчасти отомрут, отчасти изменятся кассационными решениями Сената»[34].

Горемыкина также обвиняли в срыве упомянутой нами вневедомственной комиссии; инициатива её принадлежала, как известно, Сергею Юльевичу Витте[35]. Вполне вероятно, что Горемыкин холодно отнёсся к планам Витте, но можно говорить, что окончательно это дело погубил Ив. Дурново. Такое суждение самого Витте^[36] подтверждается изысканиями Б.В. Ананьича^[37].

III

Во второй половине 90-х гг. XIX в. «рабочий вопрос», непрерывно обсуждавшийся в правящих кругах, приобрел и особую остроту, и новое звучание. Здесь И.Л. Горемыкин стремился найти новые подходы к делу.

В духе «попечительной политики» он поддерживал меры, направленные на ограждение интересов рабочих. В особом совещании 20 декабря 1896 г., решавшем вопрос об «уменьшении рабочего времени на фабриках и заводах», Горемыкин подчёркивал, что нормирование рабочего дня весьма желательно, но недостаточно. Эта мера «не приведёт, сама по себе, … к обеспечению спокойствия». Считая необходимым создание фабрично-заводской полиции[38], он хотел, помимо прочего, видеть в ней «власть, (которая) должна иметь заботу об общем положении рабочего, будет ли то касаться продолжительности работы, заработка рабочего или других сторон его отношений к фабриканту»[39].

В 1897 г. И.Л. Горемыкин выступил с инициативой «введения обязательного страхования рабочих на случай смертности, инвалидности и старости». Но министр финансов Витте протестовал против сути его предложений, отрицал необходимость «обязательного», т.е. государственного страхования[40]. Горемыкин, в свою очередь, по пунктам отверг эти возражения. Он не разделял упований Витте на «частную инициативу», т.е. на добрую волю предпринимателей: «Долговременный опыт убеждает в том, что огромное большинство владельцев промышленных заведений до настоящей поры не принимают по личному почину никаких активных мер по обеспечению участи занятых у них рабочих». Потому «рабочие, сознавая, что в случае лишения трудоспособности им неоткуда ожидать вспомоществования, и они останутся без всяких средств к жизни, почти повсеместно организуют тайные кассы взаимопомощи, которые, при отсутствии правильно поставленного правительственного за действиями их надзора, служат также для поддержки стачечников во время… забастовок»[41].

19 декабря 1897 г. Николай II повелел образовать Особое совещание под председательством Победоносцева «по некоторым вопросам, касающимся обеспечения быта фабрично-заводских рабочих»[42]. Но лишь 2 июня 1903 г. был издан закон «О вознаграждении потерпевших вследствие несчастных случаев рабочих…»[43]. При этом вопрос об обеспечении рабочих на случай болезней, общей инвалидности, старости, поднятый в свое время Горемыкиным, был обойден.

Разномыслие министров внутренних дел и финансов по рабочему вопросу становилось постоянным, причём Победоносцев, которому царь неизменно доверял роль арбитра, склонялся на сторону Витте. Так было и при обсуждении известной записки А.И. Пантелеева от 22 марта 1898 г.[44], переданной Горемыкиным царю. Предложения Пантелеева составлялись как бы с дальним прицелом, (в частности он выступал за передачу фабричной инспекции в ведомство внутренних дел); потому Горемыкин, спровоцировав интерес к этим предложениям, не настаивал на их немедленном осуществлении. Победоносцев же, назначенный председателем нового межведомственного совещания, с раздражением писал: «Пантелеев, жандармский генерал, пишет… против богатых, требуя, чтобы правительство принудило их поделиться с бедными»^[45].

Интересен вывод историка В.Я. Лаверычева: «В конце XIX в. … инициатива в разрешении рабочего вопроса принадлежит МВД… Именно в этом министерстве определеннее обнаруживается стремление найти какие-то эффективные средства предотвращения… развития стачечной борьбы… Министерство же финансов всё ещё придерживалось… традиционной схемы, ограниченной узкой практикой применения существующих фабрично-заводских законов»^[46].

IV

В то время, когда в правящих кругах земство, сама идея самоуправления, оставались под подозрением, И.Л. Горемыкин «с земскими учреждениями… стремился сохранить не только мирные, но даже дружественные отношения»^[47].

Недостатки и шероховатости в работе земств, Горемыкин, по крайней мере в официальных документах, относил главным образом на счёт изъянов правовой базы. «Законоположениями определяются… (причем в общих чертах) лишь предметы ведомства земских учреждений, но не указываются с точностью их обязанности по отдельным отраслям порученных их попечению дел»[48]. Со своей стороны, Горемыкин стремился устранить эти «недостатки узаконений»[49], отнюдь не стремясь к «сокращению компетенции земства»[50].

И в этой сфере Горемыкин встречал непонимание и противодействие С.Ю. Витте; примером может служить вопрос о т.н. «предельности земского обложения», иными словами, о финансировании земской работы[51]. «Иван Логгинович уже два года настаивает, чтобы я часть расходов земств принял на счёт казны, чтобы дать земствам делать новые безумные затраты. … Посмотришь и дивишься всему сумасбродству», – жаловался Витте Победоносцеву[52].

«Наиболее решительно Горемыкин проявил свое отношение к земским учреждениям по поводу представленного им в 1898 г. в Государственный совет проекта введения земств в западных губерниях, а также в губерниях восточных – Астраханской, Оренбургской и Ставропольской»[53].

Громкая история этого законопроекта, его подготовки и обсуждения, достаточно полно изучена^[54].

В известной мере почин принадлежал самому Николаю II[55]. Горемыкин, чуткий, как мы знаем, к настроениям «самых верхов», отнёсся к делу серьёзно. «Детальная разработка проекта реформы и тщательное его обсуждение свидетельствовали о том, что Горемыкин надеялся его все таки провести в жизнь… Однако эта надежда не оправдалась. Проект был провален при обсуждении в министерствах», причем решающее значение для его провала «имела позиция министра финансов»[56].

Витте, как известно, первым бросил перчатку, «поставив свои возражения сразу же на политическую почву»[57], и выявил тут слабое место аргументации оппонента. Отвечая, в феврале 1899 г., Горемыкин изложил, в известной мере, своё политическое кредо. Но, стараясь, по-видимому, успокоить Николая II, Горемыкин как мог преуменьшал серьёзность оппозиционных настроений в земской среде[58]. Он рисковал навлечь на себя обвинения в лукавстве и, как следствие, недоверие царя; к тому же и в стратегической перспективе оптимизм Горемыкина не оправдал себя[59].

К чести К.П. Победоносцева, он без обиняков обозначил свою позицию. 10 декабря Победоносцев препроводил Горемыкину записку Витте и заявил о своей солидарности с ней: «Года два назад были иные речи – ограничить земскую вольницу. А теперь МВД хочет ещё вводить её во многих губерниях»[60].

«Всё та же картина, – делал вывод А.Н. Куломзин, – Государь выразил стремление внести улучшение в унаследованную внутреннюю политику. У кормила внутренней политики находился человек, готовый приступить к этому делу, но Победоносцев сразу накладывает своё вето. Это вполне понятно». Позиция же С.Ю. Витте не была так ясна Куломзину и требовала специальных пояснений[61].

V

Необходимо помнить, что политические расхождения Горемыкина и Витте усиливались взаимной личной неприязнью. Министры поддерживали, конечно, светские отношения, но сути дела это не меняло.

Сохранилось язвительное письмо С.Ю. Витте Горемыкину. Он писал: «Мне сделалось известно из достоверного источника (Вы, конечно, не пожелаете, чтобы я Вам его выдавал), что мой телефон, посредством практикуемого (и нам техникам известного) способа, соединен с Департаментом Полиции…». «Я, конечно, уверен, что это сделано без Вашего ведома», – оговаривал Витте и добавлял, что он-то, в сущности, ничего не имеет против, но боится, что этот факт, «сделавшись известным и другим лицам, не может служить к увеличению престижа Правительства вообще»[62].

Витте наградил оппонента нелестными эпитетами в своих воспоминаниях[63]. Горемыкин же высказался более сдержанно: «… с Сергеем Юльевичем сговориться трудно. Он ничьих мнений не признаёт, и от своих иногда отказывается, и постоянно валит с больной головы на здоровую»[64].

Касаясь дискуссии двух министров о значении земства, проницательный В.И. Гурко сумел подметить разные грани спора. С одной стороны, от мемуариста не укрылась принципиальная и по-своему последовательная позиция С.Ю. Витте[65], с другой, – он был убежден, что «Витте избрал этот вопрос, так как именно он сулил ему наибольшие шансы успеха в деле отстранения Горемыкина от одной из важнейших отраслей правления». По сути же, «это была борьба двух противоположных характеров, а в особенности темпераментов». В итоге, «более горячий противник, играя на охранении прав престола, победил более рассудительного и по существу более преданного самодержавному строю кунктатора»[66].

Витте не преминул воспользоваться и студенческим недовольством, охватившим страну с февраля 1899 г.; он составил и распространил записку, в которой осуждал действия полиции 8 февраля в Петербурге (что не могло не задевать и главу МВД)[67]. То, что Витте требовал расследования этого инцидента, по-видимому, сильно волновало Горемыкина[68].

Так как учреждение комиссии П.С. Ванновского не прекратило, как известно, студенческой «упорной обструкции», явилась необходимость решительных мер. Помимо прочего, Николаю II была подана «записка, проектирующая зачислять виновников в беспорядках на военную службу для отбывания воинской повинности». И.Л.Горемыкин не знал, кто автор этой записки, но подозревал, что её представил Витте, горячо её отстаивавший перед царём 23 июня[69] и после, в Особом совещании, созданном для разработки «Временных правил…». Сам же Горемыкин, вполне понимая, что решение в принципе уже принято, говорил: «Мои помощники, кто со слезами, кто с пеной у рта, говорят против^[70]. И я успок[аиваюсь] только тем, что это временная мера, и что будет принят ряд мер, спущ[енных] по учебной части, которые устранят необходимость этой ж[есткой] меры»[71].

Витте, писавший в своих воспоминаниях, что во время студенческих беспорядков Горемыкин показал себя «весьма консервативным»^[72], сам играл в этом деле активную роль и предложил наиболее жёсткую меру, – грамотно учитывая меняющееся отношение царя[73].

Не ограничиваясь политической полемикой, министр финансов выступал против коммерческих планов, которые министр внутренних дел поддерживал, причём поддерживал на удивление смело и открыто. И здесь, – уже осенью 1899 г., – лица, более влиятельные, чем даже С.Ю. Витте, указали Николаю II на теневые стороны этих проектов. Эти сюжеты подробно освещены в статьях Р.Ш. Ганелина[74].

Впрочем, уже в начале этого года положение Горемыкина можно было счесть шатким. Один из его недоброжелателей светл. кн. А.К. Имеретинский жаловался на Горемыкина вдовствующей императрице, причём Мария Федоровна «вторила» Имеретинскому, «что Горемыка никуда не годится, и повторила несколько раз “Но кем его заменить?”». А.И. Пантелеев, узнав от Е.В. Богдановича об этом разговоре, «сказал, что это “кем его заменить” и держит его (И.Л. Горемыкина – Д.Э.) крепко на месте, что никого нет, что Плеве не назначат, потому, что он очень черствый»^[75].

Осенью 1899 г. о грядущей смене министра внутренних дел С.Ю. Витте говорил Н.В. Муравьёв. По его словам, Николай II находил Горемыкина «человеком чрезвычайно либеральным и недостаточно твёрдо проводящим консервативные, в дворянском духе идеи»[76]. Надо думать, не один только Витте подталкивал царя к подобным заключениям, и едва ли покровительство Горемыкина иностранному капиталу сыграло решающую роль. В итоге во главе МВД встал Д.С. Сипягин. В.В. фон Валь уже 15 октября знал «из двух достоверных источников», кто будет новым министром, при этом ему сообщили, что И.Л. Горемыкин станет председателем департамента гражданских и духовных дел Государственного совета^[77].

Дмитрий Сергеевич Сипягин – кандидат, намеченный в своё время Александром III, «его назначение имело определённый охранительный смысл»[78]. Современники сочли неслучайным, что перемена была обнародована 20 октября 1899 г.; сама дата указывала на выбор в пользу политических принципов предшествующего царствования[79].

Иван Логгинович Горемыкин проявил себя достаточно консервативным деятелем. Уважение к существующим реалиям, помноженное на медлительность и осторожность во всём, он возвёл в принцип своей политики. Однако, в условиях быстро осложнявшейся обстановки, Горемыкин действительно мог показаться излишне либеральным, – и его отставка получает, таким образом, политическую подкладку.

Не вполне ясно, что именно сыграло главную роль в его падении: возмущение царя коммерческой активностью министра, смелая защита последним земских учреждений, или же общее недовольство Николая II положением дел[80], подогреваемое его ближайшими советниками и консервативными кругами. Во всяком случае, можно сказать, что умеренный Горемыкин был принесён, при активном содействии Витте, в жертву консервативному повороту во внутренней политике, т.н. «правому курсу».

---

[1] Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого: Правительство и общественность в царствование Николая II в изображении современника. М., 2000. С. 76.

[2] Там же. С. 81.

[3] Там же. С. 86

[4] Формулярный список о службе… И.Л. Горемыкина… – РГИА. Ф. 1626. Оп. 1. Д.9.

[5] Из дневника А.А. Половцева (1895 – 1900 гг.) // Красный архив, 1931, Т. 3 (46). С. 125.

[6] Гурко В.И. Ук. соч. С. 76.

[7]  Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий: Воспоминания (1881 – 1914). М., Б. г. (1997). С. 201-202.

[8] Гурко В.И. Ук. соч. С. 76.

[9] Дело 1895 г. члена Государственного совета, статс-секретаря Горемыкина. – РГИА. Ф. 1409. Оп. 9. Д. 48. Л. 1, 8-11.

[10] А.Н.Куломзин так и писал: «Назначение состоялось по настоянию К.П. Победоносцева, благодаря которому Горемыкин сначала получил должность товарища министра юстиции…, а потом был взят Иваном Николаевичем Дурново в товарищи против своей воли». – Мемуары Куломзина А.Н. (машинопись) «Пережитое». – РГИА. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 200. Л. 1.

[11] Витте С.Ю. Ук. соч. Т. 2. С. 37.

[12] Куломзин А.Н. Ук. соч. – РГИА. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 213. Л. 96.

[13] Там же. Д. 200. Л. 3.

[14] К.П. Победоносцев – И.Л. Горемыкину 28 марта 1897 г. – РГИА. Ф. 1626. Оп. 1. Д. 1103. Л. 67.

[15] РГИА. Ф. 1626. Оп. 1. Д. 1103. Л.Г. Захарова, характеризуя эту переписку, отмечала: «Письма Победоносцева по разным вопросам политики… свидетельствуют о доверительных отношениях между ними (корреспондентами – Д.Э.) и о стремлении Победоносцева влиять на политику министра». – Захарова Л.Г. Кризис самодержавия накануне революции 1905 г. // Вопросы истории. 1972. № 8. С. 134. Хотя К.П. Победоносцев действительно затрагивал разные вопросы политики, подавляющее большинство его писем посвящено либо делам духовного ведомства, в которых обер-прокурор Синода рассчитывал на содействие Горемыкина, либо вопросам, связанным с периодической печатью. Можно заключить, что там, где дело касалось духовной жизни общества, Победоносцев не оставлял попыток повлиять на Горемыкина.

[16] А.А. Половцев, навестивший К.П. Победоносцева 14 января 1900 г., записал, что тот «отчаивается в том, что рекомендовал Горемыкина в министры внутренних дел. Даёт зарок, что никогда более никого рекомендовать не будет. Да, впрочем, вероятно, никогда его больше и не спросят». – Половцев А.А. Ук. соч. С. 125.

[17] Витте С.Ю. Ук. соч. Т. 2. С. 39.

[18] Куломзин А.Н. Ук. соч. – РГИА. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 213. Л. 96.

[19] «Записки» В.В. фон Валя в четырех тетрадях. – ОР РНБ. Ф. 127. Д. 6. Их автор, человек весьма консервативных убеждений, в 1892 – 1895 годах был петербургским градоначальником, затем долгое время находился не у дел; возможно поэтому «считал Горемыкина своим врагом». – Ганелин Р.Ш. Битва документов в среде царской бюрократии // Вспомогательные исторические дисциплины. 1985. Т. 17. С. 226-227.

[20] ОР РНБ. Ф. 127. Д. 6. Л. 10.

[21]Всеподданнейший доклад и очерк без подписи о функциях и путях преобразования Министерства внутренних Дел. – РГИА. Ф. 1626. Оп. 1. Д. 240.Л. 45-47.

[22] ОР РНБ. Ф. 127. Д. 6. Л. 46, 48.

[23] Там же. Л. 46.

[24] Гурко В.И. Ук. соч. С. 76.

[25] Витте С.Ю. Ук. соч. Т. 2. С. 39.

[26] Там же. С. 37.

[27] Гурко В.И. Ук. соч. С. 76, 78.

[28] Витте С.Ю. Ук. соч. Т. 2. С. 39.

[29] Гурко В.И. Ук. соч. С. 81.

[30] Там же.

[31] Всеподданнейший доклад министра внутренних дел (очерк деятельности министерства за … 3 года…). – РГИА. Ф. 1626. Оп. 1. Д. 246. Л. 3.

[32] Гурко В.И. Ук. соч. С. 81.

[33] РГИА. Ф. 1626. Оп. 1. Д. 246. Л. 3.

[34] Гурко В.И. Ук. соч. С. 82.

[35] 10 января 1899 г. А.В. Богданович записала со слов А.П. Никольского, что «комиссию по крестьянскому благоустройству, которую царь пожелал учредить вследствие записки Витте, Горемыка тормозит, и Победоносцев, который одно время был против Горемыки, в этом ему содействует». – Богданович А.В. Три последних самодержца: Дневник. М., 1990. С. 228.

[36] Витте С.Ю. Ук. соч. Т. 2. С. 521, 529.

[37] Кризис самодержавия в России. 1895 – 1917. Л., 1984. С. 61.

[38] 1 февраля Николаем II было утверждено мнение Государственного совета «Об усилении полицейского надзора в районах промышленных заведений» – создавалась специальная фабрично-заводская полиция. – Вовчик А.Ф. Политика царизма по рабочему вопросу в предреволюционный период (1895 – 1904 гг.) Львов, 1964. С. 74.

[39] Материалы по изданию закона 2 июня 1897 г. об ограничении и распределении рабочего времени в заведениях фабрично-заводской промышленности. СПб., 1905. С. 98.

[40] Письма А.С. Ермолова с препровождением записки министра внутренних дел о страховании рабочих и отзыва по этому поводу С.Ю. Витте, о сроках заседания совещания об обеспечении быта рабочих (под председательством К.П. Победоносцева) – РГИА Ф. 1574. Оп. 2. Д. 158. Л. 8.

[41] Там же. Л. 2-6.

[42] Там же. Л. 1.

[43] Характеристику этого закона см.: Вовчик А.Ф. Ук. соч. С. 196–203.

[44] РГИА. Ф. 1282. Оп. 1. Д. 696. Л. 1-20. А.И. Пантелеев, помощник шефа жандармов, совершил инспекционную поездку по Владимирской, Костромской и Ярославской губерниям и составил отчёт, посвящённый, однако, не жандармским частям, а положению рабочих и забастовочному движению.

[45] К.П. Победоносцев – И.Л. Горемыкину, 25 апреля [1898 г.], – РГИА. Ф. 1574. Оп. 2. Д. 246. Л. 1.

[46] Лаверычев В.Я. Царизм и рабочий вопрос в России (1861 – 1917). М., 1972. С. 129.

[47] Гурко В.И. Ук. соч. С. 78.

[48] Всеподданнейший доклад министра внутренних дел Горемыкина И.Л. о деятельности министерства. – РГИА. Ф. 1626. Оп. 1. Д. 246. Л. 28.

[49]О мерах по регламентации земского хозяйства см.: Кризис самодержавия в России… С. 100-101.

[50] Гурко В.И. Ук. соч. С. 79.

[51] См.: РГИА. Ф. 1626. Оп. 1. Д. 246. Л. 30-31.

[52] С.Ю. Витте – К.П. Победоносцеву, – РГИА. Ф. 1626. оп. 1. Д. 509. Л. 43.

[53] Гурко В.И. Ук. соч. С. 79.

[54] Кризис самодержавия в России… С. 94-112.

[55] «По… вопросу о желательности вывести западный край из трудного положения в отношении удовлетворения местных потребностей введением в нём земских учреждений, против соответствующих объяснений губернаторов Волынского, Киевского и Могилёвского Николай II положил сочувствующие отметки». – Куломзин А.Н. Ук. соч. – РГИА. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 200. Л. 7. В феврале 1896 г. Государственный совет поручил министру внутренних дел подготовить соображения «по вопросу о преобразовании учреждений, ведающих дела о земских повинностях в губерниях, где не введены земские учреждения, и о мерах, кои могли бы способствовать правильной постановке земского хозяйства». Министр должен был представить соображения до истечения срока действия земских смет на трехлетие с 1896 по 1898 г. – Кризис самодержавия в России… С. 95-96.

[56] Там же. С. 105.

[57] К 14 декабря 1898 г. С.Ю. Витте подготовил специальную печатную записку. – Там же. С. 106.

[58] По логике И.Л. Горемыкина, в основе проблемы лежали многочисленные столкновения местной администрации с «общественными установлениями», касавшиеся частных хозяйственных вопросов. Однако они вылились в «ревнивое соперничество», обострённое к тому же борьбой самолюбий. Наверху же произошла подмена понятий: «понятие “администрация” скоро покрылось понятием “правительство”»; конфликты земства «с тем или иным учреждением или лицом стали рассматриваться как «противодействие правительству». Потому на земские учреждения стали смотреть как на «оппозицию и как бы противоправительственного направления»; стал мерещиться «призрак конституционных стремлений земств». – Записка Горемыкина о местном самоуправлении. – РГИА. Ф. 1626. Оп. 1. Д. 247. Л. 22 – 24.

[59] Допустить же, что министр внутренних дел не знал настоящего положения вещей, сложно. В документах Горемыкина сохранилась записка, повествующая о «слухах, распространившихся в связи с созывом съезда губернских предводителей дворянства». Это совещание было организовано Горемыкиным в 1896 г. В документе речь шла о выступлении князя Репнина, киевского предводителя дворянства; по слухам, он, противопоставляя понятие самодержавия «бюрократическому режиму», критически оценивал положение дел в стране. – РГИА. Ф. 1626. Оп. 1. Д. 200. Л. 1-2. Такие толки в обществе, безусловно, громко сигнализировали о настроениях части высших классов, дворянской и земской среды.

[60] К.П. Победоносцев – И.Л. Горемыкину, 10 декабря 1898 г., – РГИА. Ф. 1626. Оп. 1. Д. 1103. Л. 116.

[61] Куломзин А.Н. Ук. соч. – РГИА. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 200. Л. 7.

[62] РГИА. Ф. 1626. Оп. 1. Д. 509. Л. 17.

[63] См. напр.: Витте С.Ю. Ук. соч., т. 2. С. 539.

[64] И.Л. Горемыкин – К.П. Победоносцеву, – РГИА. Ф. 1574. Оп. 2. Д. 151, Л. 1.

[65] См. об этом: Гурко В.И. Ук. соч. С. 60-63.

[66] Там же. С. 84.

[67]  Витте С.Ю. Ук. соч. Т. 2. С. 164-165. «Не только среди студентов, но и у многих очевидцев получилось впечатление, что весь инцидент был создан неумелыми полицейскими распоряжениями, вызвавшими то самое скопление студентов, которое затем пришлось рассеивать силой», – писал историк-эмигрант С.С. Ольденбург. – Ольденбург С.С. Царствование императора Николая II. СПб, 1991. С. 142. По словам А.В. Богданович, хозяйки более чем консервативного салона, «все возмущаются нагайками Клейгельса». – Богданович А.В. Ук. соч. С. 234.

[68] Там же. С. 235.

[69] Материалы, касающиеся студенческих волнений в Университетах России в марте-июле 1899 г. – РГИА. Ф. 1045. Оп. 1. Д. 43. Л. 13-16.

[70] Г.Г.Савич признался А.Д.Оболенскому: «…само дело претит мне по существу своему». – Там же. Л. 16.

[71]Там же. Л. 21.

[72] Витте С.Ю. Ук. соч. Т. 2. С. 164.

[73] Налицо было «глубокое разочарование Государя отношением студенчества и общества к Его великодушному жесту, назначения комиссии ген. Ванновского», – Ольденбург С.С. Ук. соч. С. 149.

[74] В Петербурге говорили о том, что иностранные предприниматели, заинтересованные в проекте Петербургской круговой дороги, «выделили сумму в 13 млн. для вознаграждения лиц, которые окажут содействие к осуществлению проекта с гарантией от правительства. Самые крупные суммы предполагались Горемыкину и Клейгельсу…»; это почти обвинение во взяточничестве. Николаем II же были получены сведения «от Императрицы Марии Фёдоровны из Копенгагена и Вел. Кн. Сергея Александровича из Москвы о финансовых предприятиях Горемыкина в Лондоне и настоящем значении пресловутого проекта круговой дороги, и это наконец убедило Государя уволить эту грязную личность». – ОР РНБ. Ф. 127. Д. 6. Л. 17-18. Что касается С.Ю. Витте, то он готовил для императора подробный доклад о связях Горемыкина с иностранными капиталистами уже летом 1900 г. и всё же не решился представить его. – Ганелин Р.Ш. Битва документов в среде царской бюрократии // Вспомогательные исторические дисциплины. 1985. Т. 17. С. 238-239.; См. также: Он же. Николай II, С.Ю. Витте, И.Л. Горемыкин и проект Петербургской круговой железной дороги // Проблемы социально-экономической истории России. СПб., 1991.

[75] Богданович А.В. Ук. соч. С. 230. Конечно, В.К. Плеве не был единственной альтернативой. 16 марта 1899 г. А.В. Богданович записала в свой дневник сатирические стихи, где в качестве возможных кандидатов на место И.Л. Горемыкина фигурировали Н.В. Муравьев, А.П. и Н.П. Игнатьевы, Д.С. Сипягин, бар. А.А. Икскуль, кн. А.Д. Оболенский, светлейший кн. А.К. Имеретинский, кн. Г.С. Голицын, А.Д. Горемыкин, М.И. Драгомиров, Н.А. Троцкий. – Там же. С. 239-240.

[76] Витте С.Ю. Ук. соч. Т. 2. С. 163.

[77] ОР РНБ. Ф. 127. Д. 6. Л. 6. Предполагалось, что Горемыкин заменит на этом посту Э.В. Фриша. «Последний назначается Председателем Департамента Законов на место М.Н. Островского, по болезни отказавшегося от этой должности» – Там же. Л. 6. Возможно, И.Л. Горемыкин не стал председателем департамента как раз по вине М.Н. Островского, в отношении которого В.В. Валь мог ошибаться. Островский «болезненно цеплялся за свою должность, которую ему и удалось сохранить до самой смерти» (1901 г.). – Гурко В.И. Ук. соч. С. 97.

[78] Ольденбург С.С. Ук. соч. С. 154.

[79] «Это должно было означать, что отныне монарх намерен неукоснительно следовать заветам отца, то есть твёрдой политике во внутренних делах. Такое именно значение вступления Сипягина в должность министра внутренних дел было сверху сделано всеобще известным» – Куломзин А.Н. Ук. соч. – РГИА. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 213. Л. 98.

[80] «Для проведения “большой азиатской программы” было необходимо сохранить свободу решений и престиж неограниченной власти. Все (же) шаги навстречу обществу были либо отвергнуты (самим обществом – Д.Э), как комиссия ген. Ванновского, либо неминуемо были бы истолкованы, как обещания более решительных перемен, которых Государь не желал», – Ольденбург С.С. Ук. соч. С. 153.