Г.Л. Соболев
Вопрос о финансировании большевиков со стороны Германии в годы Первой мировой войны стал широко обсуждаться у нас только в последние годы ХХ века. К тому времени появилось уже немало расследований и исследований, различного рода материалов и документов, мистификаций и даже фальсификаций. Начиная с 1917 года поиски «германского золота» большевиков вели разведчики и контрразведчики, юристы и авантюристы, политики и журналисты, историки и литераторы. Когда же с результатами этих поисков, опубликованных в основном на Западе (в Советском Союзе эта проблема в течение длительного времени была закрыта для печати), познакомились наши отечественные «разгребатели грязи», они выплеснули весь этот поток информации и дезинформации на страницы газет, журналов и своих сенсационных расследований. Неудивительно поэтому, что эта проблема и поныне остается крайне запутанной и политизированной, а в выходящей литературе преобладает обвинительный уклон.
Чтобы ответить на вопрос о том, насколько обоснованы обвинения большевиков в «в преступных сношениях» с Германией, необходимо принять во внимание все достижения новейшей зарубежной и отечественной историографии, объективно проанализировать весь комплекс известных на сегодня документов и фактов, преодолеть так распространенный сейчас тенденциозный и дилетантский подход к ним, не поддаться соблазну увидеть и услышать в источнике только то, что соответствует собственным представлениям и пристрастиям. На любителей сенсаций приобщившихся в последние годы к поискам «германского золота» большевиков, особое впечатление произвели собственные архивные находки и в первую очередь «Сводка российской контрразведки», хранящаяся в бывшем Центральном партийном архиве[1], и «Документы, находящиеся в российской контрразведке», которые имеются в Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге.[2] Не задаваясь вопросом о происхождении этих документов, их подлинности и достоверности содержащихся в них сведений, эти авторы щедро черпают из них «факты», делают смелые выводы и строят целые концепции. Познакомившийся в архиве со « Сводкой российской контрразведки» А.А. Арутюнов, характеризующийся на обложках его сенсационных произведений не иначе как «известный историк и публицист», сразу же установил, что «значение содержащихся в ней документов трудно переоценить. Они чрезвычайно важны для установления истины самых драматических и трагических событий истории России и доказательства предательской деятельности Ленина и его сообщников в пользу кайзеровской Германии»[3]. Если это действительно так, то Арутюнов должен был бы прежде всего выяснить подлинность этих документов и их связь с другими, уже опубликованными источниками, а уж потом делать на их основании далеко идущие выводы. Тогда автор сенсационного открытия в «секретном фонде» Ленина обнаружил бы, что «Сводка российской контрразведки», составленная якобы из «циркуляров Генерального штаба и министерства иностранных дел Германии», опубликована почти полностью еще в 1918 г. Э. Сиссоном в его брошюре «Германо-большевистский заговор», на которую он многократно ссылается в своей книге. Но в данном случае Арутюнов почему-то «не заметил», что Сиссон в приложении к основной части брошюры напечатал «Документы, распространяемые антибольшевиками в России», те самые, которые Арутюнов «открыл» в «секретном фонде» Ленина в бывшем партийном архиве. При этом Сиссон признавал, что «большое число подобных комплектов на русском языке было выпущено в Петрограде и в других местах России оппонентами большевиков зимой 1917–1918 гг.»[4]. По свидетельству находившегося тогда в Петрограде американского журналиста А. Булларда, после прихода в октябре 1917 г. к власти большевиков союзнические миссии в России стали буквально осаждать «сомнительные по виду и таинственные фигуры» с предложением продать документы о связях большевиков с Германией[5].
Неудивительно поэтому, что один из таких экземпляров «документов» под названием «Документы, находящиеся в российской контрразведке» попал в петроградскую Публичную библиотеку (ныне Российская национальная библиотека), где он хранится в «Русском фонде». Хотя автор книги «Тайна Октябрьского переворота» В.И. Кузнецов и считает, что эти «машинописные документы» требуют специальной экспертизы», тем не менее он приводит их в качестве одного из доказательств «секретной германо-большевистской аферы».[6] Но прежде чем обратиться к экспертизе всех этих документов, следует отметить действительно удивительный и важный факт: один экземпляр таких документов достиг в апреле 1918 г. берегов Америки и был конфискован в Нью-Йорке сотрудником почтовой цензуры при досмотре багажа прибывшей на пароходе из России Л. Никифоровой, жены одного из российских специалистов, работавших в США. Конфискованный экземпляр, призывавший «способствовать наибольшему распространению» и озаглавленный «Документы о работе немцев, перехваченные в разное время и в разных местах и находившиеся в российской контрразведке», был передан по назначению в Госдепартамент. Позднее их обнаружил в Национальном архиве США известный петербургский историк В.И. Старцев, опубликовавший их как «Документы Никифоровой»[7].
Таким образом, нам известны сегодня, по крайней мере, четыре комплекта «документов», претендующих на то, что они принадлежат российской контрразведке: машинописные тексты на русском языке – «Сводка российской контрразведки» и «Документы, находящиеся в российской контрразведке», хранящиеся в РГАСПИ и РНБ, «Документы Никифоровой», мпредставляющие собой копию фотостата русского машинописного текста, обнаруженные В.И. Старцевым в Национальном архиве, и английская версия этих «документов», попавшая в феврале 1918 г. к американскому разведчику Э. Сиссону и опубликованная им в том же году от имени Комитета общественной информации США. Хотя Сиссон и считал, что опубликованные им в приложении документы состоят из немецких циркуляров, он признавал, что оригиналов или заверенных копий он никогда не имел. Тем не менее он был уверен, что они являлись копиями документов изъятых из контрразведки Временного правительства, сопровождаемых более ранними материалами контрразведки царского правительства. «Возможность их приобретения, – писал он, – была легкой благодаря услугам агентов и работников контрразведки, большинство которых ушло со службы с приходом к власти большевиков, захватив с собой дела своих департаментов».[8] Увы, американский разведчик жестоко заблуждался до последних дней своей жизни: как убедительно доказал позднее в своем блестящем исследовании В.И. Старцев, источником всех этих «документов» был петроградский журналист и авантюрист Ф. Оссендовский,[9] хотя в их распространении принимали участие многие люди.
Поскольку современные искатели «германского золота» предпочитают не знакомиться с достижениями своих коллег и предшественников и верят только тому, что нашли сами, попробуем путем текстологического анализа обнаруженных ими новых «документов» ответить на вопрос, могут ли они считаться таковыми. Тем более, что выявленные комплексы «документов российской контрразведки» не были предметом специального рассмотрения. Все они по составу имеющихся в них «документов» идентичны и представляют собой по форме как бы переведенные на русский язык одним и тем же лицом циркуляры генерального штаба и Министерства иностранных дел Германии. Самые полные из них – «Сводка российской контрразведки» и «Документы Никифоровой» содержат по 19 «документов» абсолютно совпадающих по содержанию и датировке начиная со 2 января 1914 г. и кончая 2 октября 1917 г. В комплекте «документов», который хранится в РНБ, отсутствуют важные документы от 2 ноября 1914 г. и 2 марта 1917 г. , о чем будет сказано далее, а также присутствует ряд сокращений в тексте и опечаток. Так «письмо» Парвуса от 14 июня 1917 г. адресовано «господину Миру» вместо Мору. Из этого можно сделать вывод, что «документы русской контрразведки» перепечатывались не один раз в разное время. Примечания, сопровождающие почти каждый документ, судя по их содержанию, не могут даже гипотетически принадлежать кому-либо из работников контрразведки, а написаны постфактум достаточно осведомленным в событиях и пристрастным лицом, который таким образом пытался дистанцироваться от самих «документов».
Не имея здесь возможности проанализировать содержание всех 19 «документов российской контрразведки», остановимся на наиболее существенных из них, в особенности на тех, которые уже введены в «научный оборот» некоторыми авторами, полностью доверившимися этим «документам». Но прежде чем мы это сделаем, необходимо сказать о том общем впечатлении, которое они производят после знакомства с ними. Оно состоит в том, что начиная с первого документа невольно ловишь себя на мысли , что эти документы никогда и не переводились с немецкого языка, а были сразу же написаны на русском языке. В пользу такого предположения свидетельствует сам стиль этих «документов», типично русские построения фраз и словоупотребление, формы обращения и др. Однако обратимся теперь непосредственно к анализу содержания самых ярких «документов». Несомненно одним из них является циркуляр от 18 февраля, адресованный «всем группам германских банков и по соглашению с Австро-Венгерским правительством «Остеррейхише-Кредитенанштальт». В нем доводилось до сведения всех немецких банков, ведущих дела за границей, что «Имперское правительство признало крайне необходимым просить дирекции всех означенных кредитных организаций в срочном порядке учредить свои агентства в: Люле, Хапаранде и Варде на границе с Финляндией, в Бергене и Амстердаме. Учреждение таких агентств необходимо для более действительного наблюдения за материальными интересами русских, французских и английских предприятий, что может потребоваться при некоторых обстоятельствах, изменяющих конъюнктуру промышленного и финансового рынка. Кроме того, усиленно рекомендуется дирекциям кредитных учреждений озаботиться установлением теснейших и совершенно секретных сношений с финляндскими и американскими банками. В этом направлении министерство позволяет себе рекомендовать шведский «Ника-банкен» в Стокгольме, банкирскую контору «Фюрстенберг» и торговый дом «Вальдемар Ганзен» в Копенгагене, как предприятия, поддерживающие оживленные сношения с Россией».[10] Мы специально процитировали почти полностью этот документ, чтобы не только показать не свойственный немецким документам стиль, но и характер заложенной в нем информации. Дело в том, что среди действительно существовавших банков названа и банкирская контора «Фюрстенберг», которой не было и в природе. Я.С. Ганецкий (Фюрстенберг) жил в то время еще в Польше, перебиваясь с хлеба на воду, и даже вынужден был просить денег взаймы у В.И. Ленина, перебравшегося с его помощью в Швейцарию.[11] Только в 1915 г. Ганецкий объявится в Копенгагене и станет директором–распорядителем экспортно-импортной фирмы, принадлежавшей Парвусу. Откуда же тогда появилась в «циркуляре» банкирская контора «Фюрстенберг» и с какой целью? Источником ее появления стала антибольшевистская пресса июля 1917 г., в которой она фигурировала вместе с реально действовавшим «Ниа-Банкен». Появление же в этом ряду фантастической вымышленной банковской конторы «Фюрстенберг» должно было убедить, что коварная Германия, готовясь к Первой мировой войне, уже имела план использования в своих целях «предателей-большевиков» и потому заблаговременно обеспечила их финансирование в нейтральных странах. И надо признать, что автор этого документа сумел убедить в этом не только разведчиков, журналистов и политиков того времени, но и даже некоторых современных историков. Комментируя «циркуляр» от 18 февраля 1914 г., Арутюнов приходит к собственному выводу о том, что «так называемый польский социал-демократ Яков Ганецкий почти за восемь месяцев до начала Первой мировой войны нанимается в немецкую разведку для работы против России, заправляя банковской конторой».[12]
Обличение Германии как главного виновника и инициатора Первой мировой войны и финансирование ею лидеров большевиков в их подрывной деятельности против России – основная тема «документов российской контрразведки». Но они, имея «благородную» цель – скомпрометировать Германию и ее «приспешников – большевиков», содержат грубые «проколы», свидетельствующие о том, что они создавались ретроспективным методом, значительно позднее тех событий, о которых шла речь в «документах». Циркуляр Генерального штаба Германии от 9 июня 1914 г., адресованный «военным агентам в государствах смежных с Россией, Францией, Италией и Норвегией», извещал их о том, что «во всех отделениях германских банков в Швеции, Норвегии, Швейцарии и в С.А.С. Штатах открыты специальные военные кредиты на вспомогательные нужды войны» и предлагал «пользоваться в неограниченном размере этим кредитом для уничтожения неприятельских фабрик, заводов и важнейших военных и гражданских сооружений».[13] Но, спрашивается, как в июне 1914 г., до начала войны, можно было в точности знать какие именно страны останутся нейтральными? Как объяснить тот странный факт, что в составе антигерманской коалиции значится и Италия, в то время как в июне 1914 г. она была членом Тройственного союза и, следовательно, союзницей Германии? Объяснение может состоять только в том, что этот «циркуляр» составлялся позднее, когда Италия присоединилась уже к Антанте и стала союзницей России. Такой же ретроспективный характер носит и циркуляр Имперского банка представителям «Ниа-Банкен» и агентам «Дисконто-Гезельшафт» и «Дейч-Банк» от 2 ноября 1914 г. В нем сообщалось, что «в настоящее время закончены переговоры между полномочными агентами Имперского банка и русскими революционерами гг. Зиновьевым и Луначарским. Оба названных лица обратились к некоторым финансовым деятелям, которые, в свою очередь, обратились к нашим представителям. Мы согласны поддержать проектируемую ими агитацию и пропаганду в России, при одном неприменном условии, чтобы агитация и пропаганда, намеченная вышеупомянутыми гг. Зиновьевым и Луначарским, коснулась армий, действующих на фронте. Если агенты Имперского банка обратятся в вашим банкам, просим открыть им необходимый кредит, покрытие коего будет совершено по первому вашему требованию в Берлине».[14] Опять же объяснить появление в «циркуляре» в одной связке Зиновьева и Луначарского можно только исходя из ситуации после 25 октября 1917 г., поскольку в 1914 г. Зиновьев вместе с Лениным жил в Швейцарии, а Луначарский во Франции, сотрудничал с Троцким и Мартовым против Ленина и Зиновьева, вел фракционную борьбу в составе так называемых «отзовистов». Но этого не мог знать автор «циркуляра», далекий от внутрипартийной склоки между российскими социал-демократами, но после 25 октября Зиновеьев и Луначарский оказались вместе у власти. Примечание к этому «циркуляру» также выдает неосведомленность его автора в деталях жизни российских социал-демократов в эмиграции и их возвращения в Россию после Февральской революции. «Продав свои услуги Германскому Имперскому банку, – говорилось в этом примечании, – гг. Луначарский и Зиновьев-Апфельбаум совместно с другими большевиками тотчас же по приезде в Россию в «запломбированном» вагоне после революции, стали исполнять свой контракт с Германским банком. С этой целью они начали проповедовать братанье с немцами, чем в корне разрушили мощь русской армии…»[15] Какие титаны – вдвоем разрушили мощь русской армии! Если иметь в виду, что в начале апреля 1917 г. в «запломбированном» вагоне из Швейцарии через Германию вернулся только Зиновеьев, а Луначарский добрался до Петрограда спустя полтора месяца через Англию и Скандинавию вполне легально, то можно только удивляться, как им так быстро удалось сговориться и разрушить мощь русской армии.
Еще менее правдоподобным, даже фантастическим представляется так называемый «Приказ 2 марта 1917 г. представителям германских банков в Швеции». Редко кто из пишущих на тему о германском золоте большевиков отказывает себе в удовольствии процитировать и прокомментировать это «убийственный» для лидеров большевиков «документ». Не откажем себе в этом и мы: «Настоящим доводим до сведения, что из России через Финляндию будут поступать требования на отпуск денег на цели пропаганды в России. Требования эти будут поступать от следующих лиц: Ленина, Зиновьева, Каменева, Троцкого, Суменсон, Козловского, Коллонтай, Сиверса и Перкальна, счет которым был открыт в согласии с нашим предписанием за № 2754 в агентствах частных германских кредитных учреждений Швеции, Норвегии и Швейцарии. Все эти требования должны быть скреплены одной из двух подписей: Диркау или Молькенберг. При наличии этих удостоверительных подписей требования вышепоименованных деятелей из России считать правильными и подлежащими намедленному исполнению».[16] Комментируя этот «документ», опубликованный Сиссоном еще в 1918 г., известный историк–эмигрант С.П. Мельгунов в 1940 г. заметил: «Все это так несуразно, не говоря уже о самой довольно-таки странной комбинации имен в документе от 2 марта, что не стоит подвергать текст дальнейшей критике».[17] Показательно, что сомнения в подлинности документов такого характера выразил и Д.А. Волкогонов, отметив, что «распоряжения на финансирование лиц, занимающихся «пропагандой мира», слишком прямолинейны, чтобы признать их подлинными».[18] Правда, здесь же он не удержался от соблазна привести из «секретного фонда» другой обличительный «документ» – об изъятии сразу же после прихода к власти большевиков того самого распоряжения имперского банка Германии от 2 марта 1917 г., которое он характеризовал на соседней странице как слишком прямолинейное.[19] В самом деле, содержательная часть этого документа вне всякой критики. Начать с того, что названные в нем лица, которым немцы платили «за пропаганду мира» в марте 1917 г., действительно производили впечатление более чем странной комбинации имен, к тому же находились в то время в разных концах Европы и даже в Америке и оказались вместе только после их прихода к власти. Неувязка и с датой об открытии счета – 2 марта 1917 г. по новому стилю: «документ» исходил от германской стороны. Выходит, что распоряжение появилось за 10 дней до Февральской революции, успело попасть из Германии в Петроград, где было перехвачено Охранкой. Остается только гадать, как мог уцелеть именно этот «документ», когда весь архив Охранного отделения был разграблен и сожжен в дни Февральской революции? Но даже если поверить в его чудесное спасение, то почему российская контрразведка, располагая таким убийственным документом, не арестовала этих лиц в июле 1917 г, ведь улики в этом «документе» против них были самые прямые. Единственное объяснение, по моему мнению, состоит в том, что этот «документ» был изготовлен в качестве компромата на уже пришедших к власти большевиков. Судя по тому, что этот «приказ Имперского банка» отсутствует в «Сводке документов российской контрразведки», хранящейся в Российской национальной библиотеке, он появился позднее других «документов», чтобы стать ударным документом, проданным американскому разведчику Сиссону.
В последних «документах российской контрразведки» главным действующим лицом выступает Л.Д. Троцкий, и это оправданно: именно он стал с конца сентября 1917 г. председателем Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов от его большевистской фракции, победившей на перевыборах фракции меньшевиков и социалистов-революционеров, а в октябре 1917 г. Троцкий поддержит Ленина в его решительном курсе на вооруженное восстание. Но автор «документов российской контрразведки» не в курсе, что в сентябре 1917 г. большевистский ЦК еще отверг ленинские письма о восстании, и только с приездом в Петроград Ленина под его сильным воздействием и при поддержке Троцкого принял 10 октября решение о взятии власти вооруженным путем. А. Ганецкий (Фюрстенберг), если верить помещенной в «Сводке документов российской контрразведки» его телеграмме из Стокгольма от 21 сентября 1917 г., не только не знал об этом раньше всех, но и извещал об открытии счета «для предприятия товарища Троцкого» по телеграмме председателя Рейнско-Вестфальского синдиката (?!). Более того, в этой телеграмме сообщалось, что оказывается «адвокат приобрел оружие и организовал перевозку его и доставку денег до Люлео и Вардо» через доверенное лицо «для вручения требуемой тов. Троцким суммы».[20] В следующей телеграмме «господину Антонову в Хапаранде» от 2 октября 1917 г. Ганецкий (Фюрстенберг) сообщал, что «поручение товарища Троцкого исполнено. Со счетов синдиката и министерства (вероятно министерства иностранных дел в Берлине, по отделу печати) 400 000 крон сняты…»[21] Специалистам по истории Русской революции 1917 г. не может не броситься в глаза, что автор этих телеграмм явно поторопился с организацией «предприятия товарища Троцкого», т.е. Октябрьского вооруженного восстания, но кто станет разбираться в деталях после того , как большевики взяли власть, и здесь автор «документов» правильно рассчитал, что «телеграммы» должны сработать, и они сработали: термин «предприятие товарища Троцкого» с тех пор стал кодированным обозначением Октябрьского вооруженного восстания в антибольшевистской литературе на Западе, а теперь и в России.
Таким образом, проведенный здесь даже выборочный анализ «документов российской контрразведки» 1914–1917 гг. дает основание полагать, что они, выражаясь научным языком, являются апокрифом, или, попросту говоря, подделкой на потребу политического момента. Лица, получившие возможность с ними ознакомиться в «секретном» фонде Ленина в бывшем Центральном партийном архиве и профессионально не подготовленные к их критическому анализу, стали жертвами архивного фетишизма. В этой связи нельзя не согласиться с высказанным мнением известного петербургского историка члена-корреспондента РАН Р.Ш. Ганелина, который определяет понятие архивного фетишизма как «расхожее представление, согласно которому само обстоятельство, что документ попал в архив, удостоверяет истинность его содержания, а уж если он был или стал секретным, сомнений в ней не может и быть».[22] Между тем известно немало примеров того, что архивный источник содержал заведомо недостоверную информацию. В случае с «документами российской контрразведки» жертвами архивного фетишизма стали не только их первооткрыватели, но и многочисленные читатели их сенсационных произведений. А это отнюдь не способствует, а запутывает объективное изучение сложной политической борьбы в России в 1917 году.
[1] Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 4. Оп. 3. Д. 52.
[2] Российская национальная библиотека (РНБ). Русский фонд. № 37.582.348.
[3] Арутюнов А.А. Ленин. Личностная и политическая биография. Т. 1. М., 2002. С. 74.
[4] The German-Bolshevik Conspiracy. Issued by the Commitee on Public Information. 1918. P. 26
[5] Мальков В.Л. О «документах Сиссона» (находки в США) // Первая мировая война. Дискуссионные проблемы истории. М., 1994. С. 283–284.
[6] Тайна Октябрьского переворота. Ленин и немецко-большевистский заговор. Документы, статьи, воспоминания. СПб., 2001. С. 351.
[7] Старцев В.И. Ненаписанный роман Фердинанда Оссендовского. СПб., 2001. С. 267–275.
[8] The German-Bolshevik Conspiracy. P. 26.
[9] Старцев В.И. Указ. соч. С. 42–142.
[10] Документы, находящиеся в российской контрразведке. Док. № 2. РНБ. Русский фонд. № 37.582.348.
[11] См. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 7-8.
[12] Арутюнов А.А. Указ соч. С. 75.
[13] Документы, находящиеся в российской контрразведке. Док. № 4.
[14] Документы Никифоровой. Док. № 6. // Старцев В.И. Указ. соч. С. 269.
[15] Там же.
[16] Там же. Док. № 12. // Старцев В.И. Указ. соч. С. 272.
[17] Мельгунов С.П. Золотой немецкий ключ большевистской революции. Париж. 1940. С. 142–143.
[18] Волкогонов Д.А. Ленин. Кн. 1. М., 1999. С. 221.
[19] Там же. С. 220.
[20] Документы, находящиеся в российской контрразведке. Док. № 14.
[21] Там же. Док. № 15.
[22] Ганелин Р.Ш. Советские историки: о чем они говорили между собой. Страницы воспоминаний о 1940-х–1970-х годах. СПб., 2006. С. 116.
Добавить комментарий