С. А. Абезгауз
Российская публицистика 1850–1870-х гг. о пути экономического развития России.
«Великие реформы» 1850–1860-х гг. отчетливо продемонстрировали российскому правительству и промышленным кругам России необходимость создания отечественной промышленности. В первые пореформенные годы развитие экономики, обремененное тяжелыми последствиями Крымской войны, способствовало ослаблению таможенного контроля на ввозимые товары. Положительный эффект на экономическое развитие страны дала отмена запрещения ввоза чугуна, железа, уменьшение пошлин на черные металлы, а также право их беспошлинного ввоза для машиностроительных заводов и железнодорожных компаний. Эти меры и их благодатный результат повлияли на бурный рост сторонников фритредерского направления, особенно в правительственных и научных кругах. Однако, параллельно шел необратимый процесс формирования российского предпринимательства, заинтересованного в укреплении таможенной охраны и утверждения политики протекционизма. Проблема выбора – между принципами свободы торговли и необходимостью государственного покровительства отечественному производителю – стала национальной проблемой, решение которой должно было поставить Российскую империю на уровень экономического развития великих мировых держав. Таким образом, начиная с конца 50-х гг. XIX в. в литературе, публицистике и периодике началось горячее обсуждение темы фритредерства и протекционизма, в которой участвовали экономисты-теоретики, общественные и государственные деятели. Наибольшее внимание в публикациях было уделено таможенному тарифу, который стал своеобразной «лакмусовой бумажкой» экономической политики государства.
Выдающимися сторонниками свободы торговли в 1850–1860-е гг. были проф. И. В. Вернадский, проф. Н. К. Бабст и будущий министр финансов проф. Н. Х. Бунге. В своих работах они отстаивали принцип государственного невмешательства и естественный порядок развития отечественной промышленности. В «Лекциях Политической Экономии» Н. К. Бабст рассмотрел этапы развития этой науки от идей раннего меркантилизма, физиократов, А. Смита и пришел к выводу, что рост таможенных пошлин на импорт приводил к подорожанию иностранных товаров, но не способствовал удешевлению товаров отечественных, ввиду отсутствия конкуренции.[1] К тому же запретительные меры приводили к устранению заключения выгодных внешних торговых договоров, о чем сообщалось в одной из работ сторонника фритредерства А. О. Калиновского: «Покровительственная система ведет к потерям для всей промышленности, так как государство, покупая меньше у иностранцев, в то же время и продает им меньше своих произведений; другими словами, ограничение ввоза сопровождается уменьшением вывоза».[2] О пагубном влиянии протекционизма читал в своих лекциях Н. Х. Бунге: «Охранительная система ослабляет внешние торговые сношения, при свободе торговли каждое государство покупает чужие товары своими товарами; производя дороже то, что, мы получали раньше из-за границы, мы наносим удар тем отраслям хозяйства, которые были рассчитаны на внешний сбыт».[3]
13 мая 1857 г. был утвержден новый таможенный тариф, который носил умеренно фритредерский характер. Его появление привлекло внимание «молодых» российских предпринимателей-промышленников, заинтересованных в покровительственном курсе. Ярким защитником протекционизма был публицист, сотрудник газеты «Новое время» К. А. Скальковский.
Русский фабрикант А. П. Шипов видел в принятии нового тарифа отрицательный момент, который, по его мнению, способствовал росту большого количества иностранных товаров на российском рынке, тем самым, мешая к производству отечественной продукции: «Увеличенное требование упомянутых иностранных товаров, развивающее роскошь и подчинение наше иностранным идеям, не может быть полезно в государственном отношении и, справедливо требует, чтобы подобные товары облагались высокими привозными пошлинами … Сколько бы ни ратовали наши фритредеры, они не могут отрицать того, что было бы гораздо полезнее, если бы вместо того, чтобы усиливать привоз иностранных товаров на 20 млн. руб. ежегодно, мы усиливали на такую же сумму внутреннее производство этих товаров».[4] В обличительных тонах звучала речь К. А. Скальковского о тарифе 1857 г.: «По таможенному тарифу 1857 г. понижены были весьма значительно таможенные пошлины, отчего привоз иностранных товаров, оплаченных пошлинами, быстро возрастал и превысил привоз 1852 г. на 50 %, а, присоединяя беспошлинный, это превышение было еще гораздо выше. Тариф 1857 г. сочинялся прежним порядком – канцелярским путем, с большой таинственностью, точно речь шла о заговоре против русской промышленности. Ни одного фабриканта или заводчика мнения не спросили, считая их неспособными понять блага теории свободы торговли. Эта премудрость, однако, в результате привела к уничтожению многих производств, особенно химических, к закрытию нескольких сотен фабрик, разорению десятков тысяч рабочих».[5]
Интересно, что о тарифе 1857 г. не было однозначного мнения среди фритредеров. Так, если профессор Санкт-Петербургского Университета И. В. Вернадский склонялся к более широкой системе свободы торговли и полностью одобрял ее[6], то профессор Московского Университета Н. К. Бабст придерживался умеренной позиции: «В настоящую минуту, когда наша промышленность страдает от безденежья и недостатка капитала, когда мы переплачиваем и теряем десятки миллионов на невыгодном вексельном курсе, не время понижать тариф и тревожить нашу промышленность».[7] Профессор Киевского Университета Н. Х. Бунге рассматривал этот тариф, как удачную меру российского правительства. Во-первых, он полагал, что тариф отличался простотой и предоставлял значительное понижение в ряде ставок, что способствовало развитию внешнеторговых связей России. Во-вторых, несмотря на понижение, тариф сохранял достаточно высокие пошлины для того, чтобы русские фабриканты могли работать даже при менее выгодных условиях. Важным преимуществом нового тарифа Н. Х. Бунге называл его содействие «к пробуждению от продолжительного застоя, освобождения от духа привычки и любви к старине».[8]
Тем временем полемика набирала обороты. В 1859 г. появился обзор А. В. Семенова о развитии российской внешней торговли и промышленности со второй половины XVII в. по 1858 г., в котором автор доказывал влияние протекционизма на развитие отечественной промышленности и сельского хозяйства: «Распространение за последние 35 лет в нашем отечестве фабричной промышленности, удешевило цену изделий и упрочив … доход от вотчин, возвысило … стоимость земель от 30 % до 40 % … Наконец, самый 35-летний опыт убеждает нас, что охранительная система, установленная попечительным нашим правительством, содействуя успехам отечественной фабричной промышленности, была полезна для сельского хозяйства и для благосостояния всех сословий в государстве вообще».[9] Одним из достоинств покровительства его сторонники называли умножение государственных доходов. А. П. Шипов посвятил брошюру «рациональному» тарифу, где сообщал, что цель тарифа – способствовать увеличению государственного дохода и усиливать промышленное развитие, а цель покровительственной пошлины – охранять народную промышленность.[10]
Однако в правительственных кругах звучали голоса в защиту фритредерства. В 1866 г. было создано «Общество экономистов», девизом которого стал лозунг «Свобода торговли, ограниченная только свободой конкуренции». В нем принимали участие влиятельные представители высокопоставленных чиновников, заинтересованных в понижении тарифа. Среди его участников был Е. И. Ламанский – управляющий Государственным Банком (1866 – 1881) и член ученого комитета Министерства Финансов, А. И. Бутовский – директор департамента торговли и мануфактур, князь Д. А. Оболенский, товарищ министра финансов Ф. Г. Тернер и др.
Появление «Общества экономистов» обострило дискуссию в 1867 г., когда отчетливо наметилась тенденция пересмотра таможенного тарифа. Для его проектирования была создана тарифная комиссия, состоящая из 239 экспертов, которая провела 64 заседания. Как писал о ее деятельности К. А. Скальковский: «Все наши таможенные тарифы испокон века сочинялись таинственно в канцеляриях и появлялись внезапно, уподобляясь тем горьким лекарствам, которые дают больным проглотить наскоро во избежание мучительного ожидания. М. Х. Рейтерн – первый обратил внимание на то, что сочинять тариф без ведома фабрикантов – все равно, что лечить больного заочно».[11] 5 июля 1868 г. был утвержден новый тариф, понижавший пошлины на импорт и вызвавший разочарование российских фабрикантов. Одновременно московский экономист А. Бобринский работал над трудом о действии фритредерской и охранительной систем в России в период с 1857 по 1868 гг. Опираясь на статистические выкладки, автор, не отрицая положительных сторон свободы торговли, пришел к выводу, что Российская империя «еще не созрела в производительном отношении до введения в ней фритредерства, что в других государствах, система свободы торговли не была причиною благосостояния народов, но лишь последствием экономического строя, выработавшегося под влиянием охранительных мер, принятых правительствами в прежние времена и затрат, произведенных предыдущими поколениями».[12]
Эта мысль перекликалась с идеей родоначальника «национальной экономии» немецкого ученого-экономиста Ф. Листа. В своей книге «Национальная система политической экономии», изданной в 1841 г., автор представил теоретическое обоснование вопросов национального единства, протекционизма, ведущей роли государства в экономической жизни. Он настаивал на необходимости выработки единого таможенного тарифа и национальной торговой системы для расцвета и благосостояния государства. Однако, по мнению Ф. Листа, покровительственные меры были только средством для высокой цели. Стопроцентный «националист» приходит к выводу, что государства, прошедшие стадию протекционизма, могут создать между собой фритредерский союз, так как их уровень экономического развития одинаково высок. Именно об этом писал и А. Бобринский: «Применение фритредерской системы к России, не созревшей еще в производительном отношении, приведет правительство к урону и, вместе с тем, промышленность – к расстройству, а народ – к обеднению». В духе протекционистов писал А. Бобринский и о фискальной роли пошлины: «При экономическом положении, в котором находится в настоящее время Россия, понижение пошлины имеет последствием убавление государственного дохода и что, напротив, возвышение пошлины увеличивает этот доход».[13]
Появление умеренно-либерального тарифа 1868 г. послужило стимулом для создания общества, защищавшего интересы протекционистов. Так по инициативе А. П. Шипова был сформирован кружок общества, по составу принадлежавший к верхушке Петербургского купечества: В. Ф. Громов, Н. И. Погребов, В. А. Полетика, А. Г. Золотарев, П. А. Беляев и др. Из 34 его участников 15 были петербургскими купцами первой гильдии, причем трое из них являлись владельцами промышленных предприятий. Устав общества получил одобрение министра финансов М. Х. Рейтерна и 17 ноября 1867 г. утвержден Царем. Таким образом, было основано Общество для Содействия Русской Промышленности и Торговли, просуществовавшее вплоть до 1917 г. и сыгравшее важную роль в различных отраслях российской индустрии и торговли. Первое общее собрание общества состоялось 10 февраля 1868 г. в зале городской Думы Петербурга. Почетными членами на собрании были приглашены Н. Х. Бунге, М. Х. Рейтерн, Д. Ф. Кабеко (управляющий канцелярии Министерства Финансов 1865 – 1879), С. Ю. Витте, А. Л. Штиглиц. [14]
С этого времени таможенный курс России менялся от политики фритредерства к строгому протекционизму. Значимой вехой стало положение Комитета Финансов от 10 ноября 1876 г., по которому было постановлено взимать таможенные пошлины золотой монетой с начала 1877 г. Это распоряжение явилось первым шагом последовательного процесса повышения таможенных ставок с целью защиты отечественного производства. Уход от либеральных тенденций во внешнеторговом курсе объяснялся и внешними, и внутренними факторами. На протяжении всего XIX в. национальной задачей был процесс формирования российского фабриканта-промышленника. Ввозимые до этого в больших количествах импортные промышленные товары, главным образом из Германии, составляли непреодолимую конкуренцию зарождающейся отечественной промышленности. К тому же на рубеже 1870–80-х гг. Германия выступила лидером нового торгово-таможенного направления – аграрного протекционизма. Переход к новой тарифной политике сопровождался изменениями ставок, коснувшимися сначала ограниченного числа продуктов, преимущественно земледельческих. Но с конца 1880–1890-х гг. политика протекционизма расширилась, приведя к дифференциации таможенных пошлин на сельскохозяйственные и промышленные товары. Таким образом, защита отечественных интересов заставила российское правительство встать на путь политики протекционизма и поощрения промышленности. Влияние фритредеров в 1880–1890-е гг. заметно упало, но не исчезло. Об этом свидетельствуют такие публикации, как работа Я. А. Новикова «Протекционизм»[15], где автор писал об ошибочности этого направления, Ходатайства Вольного Экономического Общества и т.д. При этом становление и утверждение национально-экономической политики в России привело к ухудшению русско-германских отношений на рубеже XIX–XX вв., что, в свою очередь, также отразилось в полемике фритредеров и протекционистов о проблеме экономического развития Российской империи.
М. Н. Катков и его экономическая программа
Говоря о российском общественном мнении 1870–1880-х гг., нельзя не обратиться к деятельности выдающегося русского публициста, главного редактора ежедневной газеты «Московские Ведомости» М. Н. Каткова. Газета пользовалась большим успехом у читателей. Популярность издания объяснялась незаурядной и талантливой личностью издателя. Передовицы М. Н. Каткова помещались в каждом номере и затрагивали самые разнообразные стороны жизни: самоуправление, суд, финансы, сельское хозяйство, промышленность, национальные и рабочие вопросы, образование, военное и морское дело, внешнюю политику. Современниками он рассматривался, как идеолог самодержавия. По мнению ряда современных ученых, М. Н. Катков, соответствуя настроениям императора, в значительной мере предопределял особое направление политического курса страны с 1863 по 1887 гг.: «почти четверть века он (М. Н. Катков – С. А.) оказывал серьезное влияние на политику самодержавия, не только выражая, но усиливая, а зачастую и создавая мнения и настроения в верхах, формируя там определенную точку зрения, идейно подготавливая те или иные правительственные меры».[16]
Наиболее последовательно в его публикациях ставились вопросы об экономическом развитии страны. Мысль об активном вмешательстве государства в экономику, прежде всего, с целью развития отечественной промышленности, была ключевой. Одним из самых эффективных способов государственного регулирования М. Н. Катков считал «умную», «национально ориентированную» таможенную политику. Начиная с 1863 г., редактор ратовал за уделение большего внимания промышленному развитию государства, доказывая, что, только обеспечив его высокий уровень, Россия сможет укрепить военную мощь, утвердиться на мировом рынке и сохранить статус великой державы. Свое развитие эти идеи получат только с приходом в 1881 г. на пост министра финансов Н. Х. Бунге и в 1887 г. И. А. Вышнеградского, а расцвет – при С. Ю. Витте в 90-х гг.
Какие же радикальные пути развития российской экономики предлагал М. Н. Катков?
В первую очередь разработка таможенного тарифа. Когда в 1880 г. Министерство финансов внесло в Государственный Совет проект всеобщего повышения таможенных пошлин на 10 %, как средство возмещения убытков государственных доходов из-за отмены акциза с соли и понижения таможенного тарифа на соль, Михаил Никифорович писал: «Таможенный доход – самый эластичный из всех источников дохода; теперь он дает 14% бюджета, а в 1866–1868 гг. давал 7 – 8%. Но в его основе лежит устарелый тариф, не соответствующий экономическим условиям страны и интересам казны. С массы привоза берется ничтожная пошлина, а со значительной доли иностранных товаров не поступает в казну ни копейки. Так как наш отпуск уравновешивает ввоз, то необходимо принять меры к ограничению ввоза. Возвышением тарифа увеличить таможенный доход и создать необходимое равновесие ввоза и вывоза».[17] В одном из номеров «Московских Ведомостей» за 1881 г. редактор обратился к сравнительному анализу экономической ситуации в России и Англии. Он подчеркивал, что в отличие от Англии, где успех промышленности и торговли зависит от заграничного сбыта и не меняется от постигающих местное земледелие кризисов, российская промышленность и торговля тесно связана с земледелием. «В годы менее благоприятные для земледелия, – писал журналист, – сокращение денежных средств у сельских жителей неизбежно сопровождается заминкой промышленности и торговых дел, и наоборот, эти дела идут тем успешнее, чем лучше становится положение сельских классов, зависящее от размеров урожая». Он выступил против практики ввоза импортной продукции, мешавшей развитию производства отечественных аналогов, и таможенного тарифа, способствовавшего подобному положению дел. Такой тариф он называл «устарелым, благосклонным к иностранным и положительно враждебным русским интересам», не способствовавшим развитию национальной индустрии: «Возьмите в расчет хотя бы только химическое производство, которому у нас совсем нет хода. Мы ведь выплачиваем ежегодно за границу по 40 млн. за привозные краски и другие химические продукты, которые могли бы вырабатывать у себя дома. Какое широкое поле для приложения русского труда, какой обильный источник народного обогащения! И таких источников у нас множество, но пользоваться ими народ не может благодаря тарифу, предоставляющему большую часть наивыгоднейших занятий иностранцам».[18]
Для достижения максимально положительного результата, редактор предлагал координирование таможенных тарифов на импорт и экспорт. Обложение импортных продуктов высокой пошлиной, по мысли М. Н. Каткова, «дало бы двойную пользу. С одной стороны, этим была бы дана жизнь обширным и многоплановым отраслям отечественного производства, что предоставило бы высокие заработные платы массам рабочих, да и саму работу. С другой – с уменьшением импорта сократились бы и ежегодные наши выплаты за границу, что вело бы за собой исправление российского международного расчетного баланса».[19]
С конца 1870-х гг., когда начали создаваться мощная металлургическая база на юге России и отечественное машиностроение, М. Н. Катков отстаивал политику покровительства этим отраслям: «Обладая неисчерпаемыми залежами, как руд, так и каменного угля для их обработки, Россия могла бы производить чугун, железо и сталь не только в количестве достаточном для удовлетворения всей внутренней в них потребности, но и для снабжения ими всей Европы; наши минеральные богатства таковы, что чугун, железо и сталь, при иных обстоятельствах, могли бы играть в нашем отпуске первую роль после хлеба. Но в действительности не мы снабжаем этими металлами иностранцев, а напротив иностранцы смотрят на Россию как на выгодный рынок сбыта громадных размеров продуктов их металлического производства. Вместо того чтобы сбывать свои металлы за границу на сотни миллионов, мы сами платим за них ежегодно сотни миллионов иностранцам. Нечего и говорить, как невыгодно отзывается это на нашем международном расчетном балансе, на условиях, от которых, главным образом, зависит низкий уровень наших вексельных курсов».[20]
В 1882 г. было произведено общее повышение пошлин на импортные товары. Больше всего это коснулось товаров обрабатывающей промышленности. Экономически невыгодной эта мера была для Германии, откуда поступало большинство этих товаров. На негативные немецкие отзывы журналист отвечал следующее: «И при таком-то отношении привоза к отпуску, орган германского канцлера находит уместным жаловаться на стеснение германского привоза в Россию и говорить о необходимости мер к сокращению русского отпуска в Германию».[21] О развитии торгово-таможенных российско-германских отношений публицист писал: «Германии принадлежит львиная доля в общей сумме русских внешних торговых оборотов … эта опека обходится нам очень дорого, … общим пересмотром тарифа, общим серьезным повышением таможенных пошлин может быть достигнуто исправление невыгодного торгового баланса».[22]
В статьях часто прослеживалось развитие американского государства, где главенствующую роль в экономической политике играл протекционизм. «При национальной системе тарифа мы могли бы, мало-помалу, подобно американцам, получать от иностранцев взамен своего хлеба не товары только, но и наши долговые обязательства. Мы стали бы на путь постепенной расплаты с нашими западноевропейскими кредиторами, на путь постепенного освобождения от тяжкой финансовой и экономической их зависимости».[23]
Каким образом М. Н. Катков смог реализовать свои идеи на правительственном уровне? Редактор считал, что для проведения реформ нужны решительные люди. В лице министра финансов Н. Х. Бунге М. Н. Катков такового политика не видел. С начала 1880-х гг. Николай Христианович стал одним из главных объектов критики «Московских Ведомостей». В конце 1886 г. желание публициста о смене министра финансов сбылось. Н. Х. Бунге оставил пост, уступив его И. А. Вышнеградскому, давнишнему сотруднику газеты и единомышленнику М. Н. Каткова.
Журналист, зная, что некоторые его идеи встречали сочувственное отношение императора, мог обращаться к Александру III при помощи докладных записок. Незадолго до смерти общественный деятель писал Царю о внешнеполитической ситуации, о характере русско-германских отношений и складывании альянса с Францией. Особое внимание он уделял личности немецкого канцлера: «Бисмарк хорошо знает интересы своей страны и ничего не уступает из них даром, а наши услуги он постарается купить как можно дешевле … Политических людей такого закала, как Бисмарк, можно понудить на выгодные для нас условия не угодливостью, а угрозою – не говорю, союза с Францией, но возможности совокупного с нею действия при некоторых обстоятельствах. Бисмарк делает уступки только по вынуждению. Он уступает только противнику неуступчивому, который знает его ходы и умеет отвечать на них. Его не смущают крикливые голоса, но он тревожится, когда заслышит голос ясного разумения. Он встрепенулся, когда я позволил себе в статье, которая наделала столько шуму за границей, сказать, что не Россия нуждается в германской дружбе, а Германия в русской, что для России всего нужнее и всего дороже удержание свободы действий, что, состоя в добрых отношениях к Германии, Россия не имеет причины не желать находиться в таких же отношениях и к другим державам, которые против нее не враждуют и не злоумышляют».[24] Для защиты национальных интересов, редактор считал необходимым иметь дружественный характер отношений с Францией: «Германия боится нашего союза с Францией, но мы не нуждаемся в союзе с Францией, подобном тому, какой Германия желала бы заключить с Россией. Но настоятельно требуется, чтобы Россия находилась в столь же добрых отношениях к Франции, как и к Германии. В этом не было бы ничего угрожающего для Германии, этим она была бы только поставлена на свое правдивое место в европейской системе».[25]
Таким образом, общественно-просветительская деятельность М.Н. Каткова, наполненная идеей экономического протекционизма, имела не только теоретические, но и практические последствия. Как правильно отметил В.А. Грингмут о М.Н. Каткове, что «не занимая ни разу во всей своей жизни какой-нибудь должности, он, тем не менее, является в истории нашего отечества государственным деятелем».[26]
Экономическая печать об экономическом развитии России и торговых отношениях с Германией
Для изучения общественного мнения о проблеме экономического развития Россииследует обратитьсяк экономической прессе того времени. В последние десятилетия XIX в. существовало всего два частных экономических издания – «Экономист» и «Экономический журнал», помимо государственного органа министерства финансов «Вестник финансов, промышленности и торговли» и выходящей с 1893 г. «Торгово-промышленной газеты», издаваемой как приложение к «Вестнику финансов». «Экономист», означенный, как журнал «политической экономии, финансов, торговли и промышленности», издавался в Петербурге. Номера выходили с 1885 по 1887 гг. под редакцией А. А. Красильникова. Орган был ориентирован на торгово-промышленные круги и поддерживал проведение политики протекционизма. Второе издание – «Экономический журнал» – выходило в свет с июня 1885 г. по ноябрь 1893 г. также в Петербурге. На его страницах преобладал критический подход к покровительственной системе и это, в первую очередь, было связано с именем издателя и редактора этого журнала А. П. Субботина.[27] Андрей Петрович был известным экономистом своего времени. Закончив МГУ, он служил в Министерстве финансов, публиковал свои статьи в «Вестнике Европы», «Слове», «Северном Вестнике», других популярных изданиях. А. П. Субботин был одним из оппонентов политики протекционизма, усиления косвенного обложения, выпуска бумажных денег и государственных займов. Все эти идеи были отражены на страницах его журнала. Естественно, дискуссия о характере протекционистских мер затронула вопросы финансов русско-германских отношений.
В статье «Один из способов к ослаблению сельскохозяйственного кризиса», опубликованной в «Экономическом журнале», говорилось, что в России «давно уже получила преобладание, так называемая, покровительственная система, выразившаяся в огульном повышении таможенных пошлин на ввозимые из-за границы товары».[28] Автор видел в данной политике одни недостатки: уменьшение дохода правительства, возрастание таможенного расхода. Но самый веский аргумент против подобных мер он называл «боевые пошлины со стороны других государств, в виде финансового реванша – как ответ на наши высокие ставки».[29] Примером он приводил Германию: «Свежий пример – Германия, которая систематически стала бить нас рублем в виде пошлин на наш хлеб, лес, спирт и другие серьезные товары».[30] Автор цитировал речь в рейхстаге, в которой «германское правительство желало убедить Россию во вреде, причиняемом ей самой от усвоенной таможенной политики и пока она в этом не убедится – до тех пор Германия должна возвышать пошлины на русские товары».[31] Из статьи видно, что публицист не поддерживал протекционистские идеи, видя в них корень зла для российской экономики: «Таким образом, такая система, подрывая в корне успехи отечественного сельского хозяйства, оказывает покровительство как раз тем, против кого она направлена, именно чужому земледелию: в Германии, например, эта отрасль в последние годы стала еще более развиваться».[32]
10 ноября 1887 г. Германией был принят закон о запрете Рейхсбанка принимать русские ценности, получивший название Lombardverbot. В финансовом обозрении «Экономического журнала» за ноябрь-декабрь 1887 г. говорилось: «Немало толков вызвало распоряжение германского имперского банка о прекращении кредита под залог русских бумаг. Германский банк, принимая в залог как немецкие, так и иностранные фонды, выдает ссуды под первые в размере 75-80% биржевой цены, под последние лишь – 50%. … Исключение же русских фондов из ведомости бумаг, пользующихся ссудами из имперского банка, нисколько не увеличивает солидность этого учреждения … В последнее время русские бумаги приобрели свое прежнее значение. В Германии они размещены между солидными капиталистами, которые дорожат высоким доходом русских фондов, а не для игры их приобретают, поэтому и заложено их было мало».[33] Таким образом, обозреватель считал, что политика Германии не смогла сильно ударить по русским ценностям, лишь только показала недальновидность главы имперского банка в данном вопросе. Веря в благонадежность немецких капиталистов, он надеялся на такое же крепкое сотрудничество между двумя странами, которое было и раньше.
В целом направленность журнала носила антипротекционистский характер, и издатель видел именно в протекционизме главную причину разлада отношений России и Германии. Противоположной идее придерживался другой экономический журнал – «Экономист» А. А. Красильникова.
Редакция журнала «Экономист» подчеркивала отрицательные последствия новой германской экономической программы, в первую очередь, для России. Так приводилось в пример, что из-за уменьшения вывоза российской пшеницы и других хлебных продуктов и падения цен на них, упал авторитет отечественного международного счета и, как следствие, понизился вексельный курс. На берлинской бирже, одной из крупнейших держателей русских бумаг, «котировка на 31 декабря 1886 г. составляла 190,2 марки за 100 рублей против одновременных котировок 200,5 марок в 1885 г. и 211 марок в 1884 г.».[34] Однако, журнал считал, что меры немецкой стороны оказали негативное влияние только на саму Германию. Так в статье «Паника на фондовых биржах» говорилось, что именно русские фонды в последние годы являлись излюбленным игровым материалом для берлинской биржи. С другой стороны, эта паника, по мнению журналиста, привела к обратному результату: «Вот теперь приходится нашим amis les ennemis испытывать на собственных фондах влияние неблагоприятных миру политических обществ. Вооружение Германии вызвало панику на всех европейских биржах и более или менее сильное падение всех государственных фондов. Доведут эти вооружения до безотлагательной войны … Как бы ни были сильны политические побуждения к войне, но не подлежит сомнению, что худой мир все-таки лучше доброй брани.[35]
Политику Lombardverbot «Экономист» назвал отрицательной для финансов, но не российских, а немецких. Активная продажа русских ценных бумаг по невысокой цене наносила колоссальный ущерб владельцам этих бумаг, что, в свою очередь, вызывало недовольство среди германских финансистов своим правительством. Так в финансовой заметке за ноябрь месяц 1887 г., рассматривая все pro et contra последствий для экономического положения России и Германии в случае военного столкновения, публицист приходил к выводу, что «таковые окажутся более чувствительными для последней, чем для первой. Это должно понимать и прусское правительство, а потому в желании его сохранить с Россией мир едва ли можно сомневаться … Желание прусского правительства облегчить германский рынок от русских фондов нелегко исполнить, так как этого нельзя сделать без сильного ущерба для их владельцев, на это никто добровольно не решится. Недавняя попытка к подрыву кредита России, сделанная по внушению германского правительства на берлинской фондовой бирже, ясно доказала это. Германским владельцам наших фондов скоро стало ясно, что имелось в виду лишь желание оказать давление на русское правительство с политической целью, и попытка потерпела полное фиаско».[36]
Таким образом, «Экономист» доказывал отрицательное значение нового германского экономического курса и предлагал отказаться от него. Напрямую журнал не заявлял об экономическом сотрудничестве России и Германии, но, видимо, это было оптимальным решением. Открыто переход на французский рынок не поощрялся, а вот вывод, что «худой мир лучше», поддерживался на протяжении всего существования журнала. 19 декабря 1887 г. вышел последний номер «Экономиста».
Переход к национальной экономической доктрине: С. Ю. Витте, Я. А. Новиков.
При изучении полемики фритредеров и протекционистов в 1880-1890-е гг. значительной фигурой этой дискуссии является выдающийся государственный деятель России С. Ю. Витте. В 1889 г. вышла в свет его работа «Национальная экономия и Фридрих Лист», которая ярко продемонстрировала политические и социально-экономические мировоззрения автора, которых он придерживался на протяжении всей своей жизни и последовательно проводил как в литературной, так и в государственной деятельности. Знакомя читателей с теорией национальной экономики Ф. Листа, Сергей Юльевич отстаивал и политическую необходимость протекционистских экономических преобразований. Уже в предисловии он написал, что национальная экономия является государственно необходимым экономическим принципом. Он сравнил ее с аналитической механикой, которая должна преобразоваться в практическую, как и «классическая политическая экономия … должна преобразоваться в национальную экономию … для того, чтобы национальная экономия могла применяться к жизни данной страны, должны быть приняты еще во внимание индивидуальные ее особенности, точно так, как для применения формул практической механики к данному случаю или категории … должны быть вставлены численные коэффициенты, соответствующие данным условиям этих случаев».[37]
С первых страниц своей книги С. Ю. Витте писал, что «мы, русские, в области политической экономии, конечно, шли на буксире запада, а потому при царствовавшем в России в последние десятилетия беспочвенном космополитизме нет ничего удивительного, что у нас значение законов политической экономии и житейское их понимание приняли самое нелепое направление».[38] Заручившись бесспорным авторитетом Ф. Листа и зная, какие результаты его учение принесло Германии, государственный деятель критиковал тех, кто не понимал этого. Сергей Юльевич предупреждал: «Несчастье для тех, которые не сумели понять и проникнуться идеями в этом проекте содержащимися».[39]
С. Ю. Витте выступил сторонником развития отечественной промышленности, которая дала бы стране промышленную независимость и способствовала развитию сельскохозяйственного сектора: «Сколько раз проповедовалось и теперь проповедуется, Россия страна земледельческая, что нужно стараться совершенствовать именно эту отрасль народного хозяйства и что потому абсурдно искусственно создавать национальную мануфактуру. Очевидно эти проповедники не понимают, что совершенствование земледелия немыслимо без равносильного развития мануфактур … Все, что делается и будет делаться государством непосредственно для расширения отечественной мануфактуры, служит опорою для отечественного земледелия».[40]
С резкой критикой идей протекционизма вышла книга Я. А. Новикова «Протекционизм» в Санкт-Петербурге в 1890 г. Начал автор с перечисления классических постулатов фритредерства – принципа государственного невмешательства, естественного хода развития промышленности, потребительской выгоды и бичевания покровительственной доктрины: «Протекционизм налагает дань на всех потребителей. Он дает возможность одним лицам брать постоянный оброк с других, поэтому протекционизм не что иное, как несколько смягченная форма рабства. Производитель, охраняемый таможенной пошлиной, это – господин, в пользу которого все покупатели его продукта должны платить постоянную контрибуцию».[41] Тяготы, возложенные на плечи населения, Я. А. Новиков сравнил с экономическими последствиями татаро-монгольского ига: «Наша родина была завоевана когда-то татарами из Золотой Орды, в известные периоды приходили баскаки и собирали у нас дань … Мы попали под более тяжелое иго наших господ промышленников. Баскаки приходили в Россию в известный период и брали заранее определенную дань: наши же промышленники берут дань круглый год и в безграничном количестве».[42] При этом автор понимал необходимость создания отечественной промышленности, но выступал против охранительной таможенной политики: «Очень желательно для всякой страны иметь развитую промышленность … промышленность развивается без охранительных пошлин».[43]
Какие меры предлагал Я. А. Новиков взамен? Большое значение он уделял колонизационной политике государства: «Способ колонизации плодороднейших территорий – одна сибирская железная дорога принесла бы во 100 раз больше пользы, чем всевозможные фабрики, заводы и таможенные тарифы. Мы ведем самую нецелесообразную политику. Главная забота наша должна была бы состоять не в искусственном поддержании чахлых отраслей нашей промышленности, а в скорейшем заселении нашего громадного и пустынного отечества».[44] В конце произведения еще раз программно прозвучала идея, что для здорового экономического развития России необходима фритредерская политика: «Свободная торговля есть естественная форма экономических отношений, а протекционизм – искусственная и ложная».[45]
Однако, к началу 1890-х гг. объективный ход промышленного развития страны заставил царское правительство уверенно встать на путь политики протекционизма и поощрения отечественной промышленности. Таможенный тариф 1891 г. завершил процесс перехода России к национальной торгово-промышленной политике, принципом которой являлось последовательное покровительство всем стадиям производства. Министр финансов И. А. Вышнеградский в своей записке от 29 декабря 1890 г. об общем пересмотре таможенного тарифа, адресованной в департамент торговли и мануфактур, сообщал следующие причины нового тарифного законодательства: «Общий пересмотр таможенного тарифа был произведен в последний раз в 1867–1868 гг., причем новый тариф, Высочайше утвержденный 3 июня 1868 г., был введен в действие с 1 января 1869 г. Издание этого тарифа, составленного после тарифов 1850 и 1857 гг., дальнейшей переходной ступени от системы строгого покровительства к системе умеренно охранительной, имел главную цель … облегчение ввоза к нам фабричных материалов и тех изделий, пошлины с коих могли быть понижены без вреда для отечественной промышленности … Опыт последующих лет указал на необходимость произвести целый ряд изменений в означенном тарифе с целью как фискальную, так и, главнейше, покровительственную, а также для достижения для нас выгодного международного баланса».[46]
Следовательно, новый тариф 1891 г. способствовал национальному благополучию страны, покровительствуя развивающимся промышленным отраслям и поддерживая уже сложившиеся. Это позволило выйти России на качественно новый экономический этап развития государства.
Закончить этот обзор общественной мысли хотелось бы словами Д. И. Менделеева, одного из участников работы над тарифом 1891 г., наиболее ярко и выразительно доказавшего, почему именно протекционистские пошлины должны были восторжествовать. Главным аргументом он называл благосостояние и экономическую стабильность государства: «Россия, вследствие ее обширности и континентального положения, – должна развивать внутри себя такие виды производств, которые, как каменноугольное, железное, содовое, доставляют народу прочный заработок, а стране товары ей потребные, исходя из природных запасов … Но сравнительная дешевизна иностранных товаров и затруднительность первой борьбы с иностранными капиталами заставляют прибегнуть к защите – при помощи тарифа – отечественных начинаний, дабы иметь засим возможность получить в должном изобилии и необходимой дешевизне, определяемой соревнованием многих, желающих воспользоваться предстоящими выгодами … Таможенные пошлины по отношению к такой стране, как Россия, могут служить вызовом к возбуждению внутренней промышленности, потому что произведенные внутри страны товары сего рода могут воспользоваться таможенной пошлиной, как премией за первые усилия … Таким образом, снимая часть податной тяготы со всего народа, таможенные пошлины ложатся на потребителей иностранных товаров и в то же время открывают стране возможность, под прикрытием таможенной охраны, развивать свои производительные силы».[47] Для широкой публики Д. И. Менделеевым была издана монография «Толковый тариф»[48], где он подробно описывал историю создания таможенного тарифа 1891 г., объяснял необходимость его появления, рассматривал политическое и экономическое значение политики протекционизма.
Таким образом, на протяжении более чем 40 лет вопрос об экономическом курсе Российской Империи служил темой острой полемики в кругах российской общественности. Сторонники свободы торговли и протекционизма выступали с кафедр университетов, печатали книги, участвовали в газетных кампаниях. Тяжелые последствия Крымской войны, миллиардная задолженность способствовали ослаблению торгово-таможенного контроля на импортируемые товары. В эти годы широкую популярность получили фритредерские идеи, особенно в правительственных и научных кругах. Однако, необходимость создания отечественного промышленного комплекса, складывание нового класса промышленника-фабриканта, привели российское правительство к осознанию укрепления таможенной охраны и утверждения политики протекционизма. Изменение внутренней экономической доктрины способствовало перемене внешнего торгового партнера. Вопрос о русско-германских отношениях стал составным в дискуссии российских публицистов: сохранять традиционного союзника или защищать национальные интересы. Как правило, общественные деятели сходились на тезисе о благоприятствовании мира между Россией и Германией и необходимости экономического сотрудничества двух государств.
[1] Бабст Н. К. Лекции Политической Экономии Н. К. Бабста (рукопись). М., 1863. С. 502.
[2] Калиновский А. О развитии и распространении идеи свободы торговли. СПб., 1859. С. 36.
[3]Цит по: Соболев М. Н. Таможенная политика России во второй половине XIX в. Томск, 1911. С. 392.
[4] Шипов А. П. Настоящее наше экономическое положение и его последствия. СПб., 1871. С. 13–14.
[5] Скальковский К. Наши государственные и общественные деятели. СПб., 1890. С. 471–472.
[6] Вернадский В. И. О мене и торговле. СПб., 1865. С. 14.
[7] Бабст Н. К. Мысли о современных нуждах нашего народного хозяйства. М., 18. С. 29.
[8] Цит по: Соболев М. Н. Таможенная политика России… С. 180.
[9] Семенов А.В. Изучение исторических сведений о российской внешней торговле и промышленности с половины XVII столетия по 1858 г. Ч. III. СПб., 1859. С. 322.
[10] Шипов А. П. Краткое извлечение из брошюры об основании рационального тарифа. СПб., 1868. С. 3.
[11] Скальковский К. Наши государственные и общественные деятели. С. 516.
[12] Бобринский А. О применении систем охранительной и свободы торговли к России и о значительном понижении таможенного дохода по введении тарифа 1857 г. В 2-х ч. М., 1866–1868. С. 23.
[13] Там же. С. 1.
[14] Куприянова Л.В. Буржуазия и проблема протекционизма в России. 1860–1880-е гг. (по материалам ОДСРПиТ) // История предпринимательства в России. Кн. 2: вторая половина XIX – начала XX вв. М., 2000. С. 175–207.
[15]Новиков Я. А. Протекционизм. СПб., 1890.
[16] Твардовская В. А. Идеология пореформенного самодержавия (М. Н. Катков и его издания). М., 1978. С. 3; Также о личности М. Н. Каткова, как политическом деятеле, повествуется в монографии американского ученого K. Martin Mikhail N. Katkov. A political biography 1818–1887. The Hague-Paris, 1966.
[17]Московские ведомости. 1880. 11 июня.
[18]Там же. 1881. 1 августа.
[19] Там же. 1881. 12 августа.
[20]Там же. 1882. 03 июля.
[21]Там же. 1882. 24 февраля.
[22]Там же. 1882. 24 марта. О необходимости таможенной реформы №90. 1 апреля 1882.
[23]Там же.
[24] Всеподданнейшая записка М.Н. Каткова Александру III. 26.12.1886 // Красный архив. Т. III(58). М., 1933. С.61.
[25]Там же. С.71.
[26]Грингмут В. А. М.Н. Катков, как государственный деятель//Русский вестник. 1897. №8.
[27]Энциклопедический словарь Т. XXXIа (статистика-судоустройство) / под ред. Брокгауза Ф. А., Ефрона И. А. С. 873.
[28] Субботин А. П. Один из способов к ослаблению сельскохозяйственного кризиса // Экономический журнал. 1887. № 8–9. С. 109.
[29]Там же. С. 111.
[30]Там же.
[31]Там же.
[32]Там же. С. 119.
[33]Экономический журнал. 1888. № 11–12. С. 140–41.
[34]Экономист. 1887. № 1. С. 1.
[35]Там же. № 3. С. 19.
[36]Там же. № 21. С. 145.
[37]Витте С. Ю. Национальная экономия и Фридрих Лист. Киев, 1889. С. 3.
[38]Там же. С. 3.
[39]Там же. С. 19.
[40]Там же. С. 45.
[41] Новиков Я. А. Протекционизм. С. 2.
[42] Там же. С. 14.
[43] Там же. С. 182.
[44] Там же. С. 84–85.
[45] Там же. С. 285.
[46]РГИА. Ф. 1152 (Государственного совета: департамент государственной экономии). Оп. XI. Д. 225а. Л. 3.
[47] Докладная записка члена совета торговли и мануфактур Д. И. Менделеева // Материалы для пересмотра общего таможенного тарифа Российской Империи по европейской торговле. СПб., 1889. С. VII–VIII.
[48] Менделеев Д. И. Сочинения. Т. XIX: Толковый тариф или исследование о развитии промышленности в России в связи с ее общим таможенным тарифом 1891 г. М.-Л., 1950.
Добавить комментарий