Федорова Оксана Геннадиевна, кандидат юридических наук (Санкт-Петербург)
Об истории советского общества в начале 60-х гг. было подготовлено немало фундаментальных работ, в том числе и историко-правового плана. В них затрагивались различные аспекты государственного строительства, взаимоотношений государства и общества, узловые проблема государственной политики, советского права и законодательства. Кроме того, рассматривались основные тенденции совершенствования общества, изучались имевшие место негативные процессы (пьянство, наркотизация, преступность и т.п.), анализировались вопросы урбанизации, миграции и эмиграции населения страны, качество его жизни и др.
Изучение многочисленных публикаций российских историков, экономистов, социологов и юристов по этим проблемам позволило сделать вывод о том, что в подавляющем большинстве их трудов бедность в советской России не рассматривалась вовсе. Бедность не фигурировала в них ни как состояние, ни как явление, ни как феномен, ни даже как факт.
И эта не была простая забывчивость официальных властей упомянуть о наличии в советском обществе бедных граждан. Это была советская идеологическая позиция. О том, что это так, можно судить по постановлению ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О ликвидации детской беспризорности и безнадзорности» от 31 мая 1935г. В нем бедность называлась главной причиной детской девиантности. Подчёркивалось, что с ликвидацией социально-экономических причин бедности в стране исчезли и условия для массовой детской беспризорности и безнадзорности. Как справедливо замечали Дж. Д. Брейтуейт[1], А.Л. Александрова, Л.Н. Овчарова, С.В. Шишкин[2] и другие авторы, бедность в советской России была «устранена декларативным путём».
На самом деле она существовала всегда и это не было секретом ни для кого в 20-е, 40-е, 60-е и в последующие годы. Весь вопрос состоял в том существовали ли у советского государства экономические возможности преодолеть негативные последствия бедности, имевшей в эти годы все черты массового явления. Если такие ресурсы имелись, тогда власти начинали замечать проблему бедности и противостоять ей. Как справедливо заключали некоторые авторы, такую социальную политику нельзя было назвать советским изобретением, поскольку подобный подход исповедовали многие политики и в других государствах[3].
В течение многих лет в советской России вопрос о бедности не рассматривался как важный для определения приоритетов социальной политики. Границы прожиточного минимума определяемые специалистами в 20-50-е годы не связывались с её проведением. Хотя первый прожиточный минимум работников в РСФСР был рассчитан в 1921г., а с 1951г. в советской России ежегодно проводились выборочные статистические обследования бюджетов домашних хозяйств, считалось что для официального определения черты бедности не было оснований. Некоторые расчёты уровня бедности, которые производились определёнными экспертами, по их собственной инициативе в конце 50-х-60-х гг., показывали что во второй половине 60-х гг. 35-40% советского населения уже относились к разряду бедных[4]. Это были в основном:
- семьи с детьми;
- одинокие пенсионеры или пенсионеры, не имеющие другого источника дохода;
- рабочие, занятые на низкооплачиваемой работе;
- бездомные и лица, недавно вышедшие из исправительных и специализированных лечебных учреждений[5].
Хотя все они и не были официально причислены к бедным, (считалось что бедных в советской России нет, а если кто и есть – так это бездельники и тунеядцы – О.Ф.)[6] руководство партии и правительства тем не менее предпринимало некоторые шаги по снижению уровня бедности: установление в 1957г. минимальной заработной платы и её последующее увеличение; подъём минимальной пенсии по старости до уровня стоимости прожиточного минимума для пенсионера и др.[7]. Власти полагали, что всеобщая занятость, установление минимального размера пенсии и заработной платы (включая норматив иждивенческой нагрузки) на уровне прожиточного минимума будет гарантировать для всех граждан государства защиту от бедности.
Однако, в реальной жизни в конце 50-х-начале 60-х гг. этим ожиданиям не суждено было сбыться. Причин этому было несколько.
Во-первых, потому что процесс урбанизации сразу приобрёл противоречивый характер, отразившийся не только в экстенсивном росте городов, но и значительной консервации социальных проблем «окрестьяненого» городского населения[8]. Не случайно, например, уровень правонарушений среди мигрантов, не вписавшихся в городской образ жизни и социальные нормы, был в 3-6 раз выше, чем среди постоянного населения[9]. В городах, рабочих посёлках стала буквально формироваться новая производственно-территориальная группа «летунов-шабашников», временно занятых общественным трудом и постоянно меняющих места работы. Сезонность работ в таких временных объединениях лишь маскировала имевшую место безработицу, вела к росту преступлений и бедности.
Во-вторых, двойственный, противоречивый характер проводимых мероприятий властями по укреплению паспортной системы в СССР во второй половине 50-ых гг., спровоцировавших не только массовую миграцию населения, но и создавших своеобразный «коридор» перехода граждан в категорию «вольных», нередко через судимость и вербовку на предприятия и стройки различных отраслей народного хозяйства СССР («химики», лица по оргнабору и т.п.). Попав туда, они нередко оставляли объекты работ и убывали в неизвестном направлении. Так, например, в 1960г. в Коми и Якутской АССР, Алтайском и Красноярском краях, Иркутской, Новосибирской, Мурманской, Сахалинской, Кировской областях органы милиции привлекли к уголовной ответственности свыше 1,3тыс. чел. Эти лица, как выяснилось вскоре, практически все сбежали с производства, куда были определены по судебным решениям. Из перечисленных автономий, краёв и областей только за 1960г. бежало более 20 тыс. чел. (27%) от общего числа гражданских лиц, прибывших на работу по оргнабору[10].
Хотя укрепление паспортной системы происходило путём проведения в жизнь различных секретных директив[11], остановить не организованную миграцию населения в начале 60-х гг. властям так и не удалось. В конце 50-х-начале 60-х гг. на улицах сёл и городов, железнодорожных станциях, стали открыто появляться лица, занимающиеся бродяжничеством, попрошайничеством, нищенствующие и не занятые постоянным трудом. Сам внешний облик, образ жизни и поведение этих граждан свидетельствовали о крайнем неблагополучии их существования, бедственном положении. На лицо были все признаки бедности и даже нищеты[12].
Тунеядство, в широком смысле, понималось в 60-е годы как паразитическое существование за счёт общества[13]. По советскому уголовному законодательству было наказуемо тунеядство, заключающееся в длительном, более четырёх месяцев подряд (или в течение года в общей сложности), проживание совершеннолетнего трудоспособного лица на нетрудовые доходы с уклонением от общественно полезного труда[14]. В народе тунеядцем называли человека, живущего на чужой счёт, чужим трудом. Собственно говоря, аналогичную трактовку данного понятия можно найти и в словаре русского языка С.И. Ожегова[15].
Сводя все причины тунеядства в советском обществе, главным образом, к асоциальности самих субъектов правонарушений, официальные власти в тоже время не ограничивались осуществлением лишь только репрессивных мер по отношению к тунеядцам, но и организовывали и профилактическую работу на местах с целью выявления лиц, живущих на нетрудовые доходы и, как правило, совершающих мелкие преступления[16].
Не смотря на то, что в начале 60-х гг. с учётами преступности в РСФСР возникло немало проблем (в связи с введением в действие новых УК и УПК РСФСР) и точных данных по количеству зарегистрированных лиц «ведущих паразитический образ жизни» (тунеядцев) в органах внутренних дел не было, их число не было столь катастрофичным, как это пытались представить тогда некоторые авторы[17]. По самым общим подсчётам, из более чем 750 тыс. учтённых преступлений в СССР в 1965г. «тунеядцами» было совершено только около 8% преступлений, в основном, общеуголовного характера[18]. Вместе с тем, в некоторых крупных городах и рабочих центрах страны, рост уличной преступности, хулиганства и мелкой спекуляции произошел, главным образом, за счет этой категории правонарушителей. Так, в Василеостровском райотделе милиции г. Ленинграда за 10 месяцев 1962г. было зарегистрировано почти 900 преступлений, из которых около 300 совершили «тунеядцы» (это было почти на 6,2% больше чем за соответствующий период 1961г. – О.Ф.)[19].
Учитывая что часть лиц, относящихся к категории «тунеядцы» в начале 60-х гг. стали специализироваться по отдельным видам преступлений (мошенничество, браконьерство, контрабанда, самогоноварение, хранение, приобретение и сбыт краденых вещей и др.), а в ряде регионов страны были отмечены факты создания устойчивых преступных групп с участием тунеядцев и работников товаро-проводящих организаций (баз, магазинов, складов, снабженческих структур и т.п.), Президиум Верховного Совета РСФСР 4 мая 1961г. принял секретный Указ «Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни»[20]. На основании данного Указа Совет Министров РСФСР через месяц 5 июня 1961г. подготовил соответствующее постановление, в котором определялся комплекс мер организационно-правового характера, имеющего целью решительного ослабления этого негативного процесса в российском обществе.
В Постановлении СМ РСФСР №692 от 5 июня 1961г. основным органом борьбы с тунеядством определялось Министерство внутренних дел и его структуры на местах. В соответствии с Указом ПВС РСФСР от 4 мая 1961г. они наделялись новыми функциями, одна из которых касалась выселения лиц, определённых постановлениями районных (городских) судов или по общественному приговору, как тунеядцев, в специальные места поселения. В, частности, с территории Ленинграда и области указанные лица должны были направляться в распоряжение УВД Архангельской области[21]. Выселяемые подпадали под административный надзор. В территориальных органах милиции, по месту высылки они брались на персональный учёт и под административный надзор. Обязательной нормой являлась их ежемесячная перерегистрация в комендатурах (отделениях милиции и т.п.)[22].
Хотя первые «зачистки» городов, рабочих посёлков, курортных и санаторных районов страны от тунеядцев на время сняли остроту проблемы, вскоре стало понятно, что многие из них вовсе не планировали следовать «принципам коммунистического общежития». Из многочисленных докладов, отчётов, сводных справок административных органов с мест было видно какие формы избрали тунеядцы, для маскировки своего, как считали власти, преступного существования. Так, в секретном приказе МВД РСФСР от 19 сентября 1961г. упоминалось, что многие из них устроились на работу для видимости, а фактически жили на нетрудовые доходы. Часть из тунеядцев приобретала имущество, нажитое преступным путём. Некоторые тунеядцы применяли наёмную силу, получали нетрудовые доходы от дачных и земельных участков и т.п. Широкое распространение, по оценкам с мест, получило извлечение доходов от эксплуатации жилой площади, использование владельцами автомобилей транспортных средств в корыстных целях и др.[23].
Необходимо подчеркнуть, что в аналитических справках с мест в адрес ЦК КПСС, СМ РСФСР, МВД РСФСР, Верховного Суда РСФСР и других инстанций в начале 60-х гг. никогда не упоминались социально-экономические факторы, способствующие распространению такого явления как тунеядство, бродяжничество, попрошайничество и нищенство. Между тем, если взять минимальный потребительский бюджет советской семьи в конце 50-х-начале 60-х гг., который составлял по самым завышенным оценкам приблизительно 50 руб. на душу населения в месяц, то получалось, что уровень бедности всего советского населения составлял в это время 69,5%[24]. Более реалистичные западные эксперты предлагали ещё более низкую цифру (25 руб. на душу населения), и в этом случае индекс уровня бедности только городских жителей составлял бы 21,7%. Джинин Д. Брейтуейт, ссылаясь на работы Р. Маколи, утверждает, что в конце 60-х гг. 35-40% советского населения относилось к разряду бедных[25]. Совершенно неоднородной была и структура доходов. Ненормальностью можно было назвать и всю систему снабжения населения продуктами питания и промышленными товарами.
Не смотря на то это власти в центре и на местах использовали для решения проблемы с тунеядцами в основном силовые подходы. Так, приказом МВД РСФСР №230 в аппаратах БХСС, на которые была возложена задача борьбы с тунеядством, создавались специальные отделения (группы) из опытных работников «по борьбе с лицами, уклоняющимися от общественно полезного труда»[26]. В этом нормативном правовом акте напоминалось, что основная задача новых подразделений заключается в проверке этих лиц. Если эти лица не желали честно трудиться, то они подвергались судебным преследованиям и выселялись в специально отведённые местности на срок от 2 до 5 лет с конфискацией имущества, нажитого нетрудовым путём. Уклоняющиеся от явки на суд, с санкции прокурора задерживались и доставлялись в суд под конвоем милиции[27].
Конечно, такая «специализация» Отделов (отделений, групп) БХСС требовала дополнительных сил и средств, а подчас и серьёзных реорганизаций, структурных изменений, чего собственно говоря, в 60-е годы не могли себе позволить даже такие крупные подразделения милиции как УВД Москвы и Ленинграда. Участковые уполномоченные, на которых «перевили» часть этих задач, испытывали трудности в процедуре проверки упомянутых лиц. Следовало иметь ввиду, что под «проверкой» подразумевался комплекс мер оперативного (установочного) характера, на проведение которой у этой категории сотрудников не было соответствующих нормативных правовых оснований и т.п.
Секретное Постановление Совета Министров РСФСР от 15 января 1962г. №47 «О дополнительных мерах по выполнению Указа Президиума ВС РСФСР от 4 мая 1961г. «Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни», наделяло органы милиции дополнительными полномочиями по более эффективной борьбе с этой категорией правонарушителей. Теперь, кстати, «колонии-поселения» тунеядцев из Москвы и Ленинграда пополнялись несколько по другой схеме: тунеядцы из столицы отправлялись в распоряжение УВД Красноярского края, а паразитические элементы из Ленинграда, по-прежнему, в УВД Архангельской области[28].
Указ ПВС РСФСР от 4 мая 1961г., Постановление СМ РСФСР от 15 января 1962г., соответствующие приказы и директивы МВД РСФСР в их развитие, практически до середины 70-х гг., явились той правовой основой борьбы с тунеядством в советской России, результаты которой современники оценивали по-разному. Так, А.З. Ваксер, один из крупнейших исследователей этого периода истории советского государства, выделял, например, положительные тенденции в усилиях властей по наведению общественного порядка в Ленинграде[29]. Бывший оперативный сотрудник милиции, а в последствии известный криминолог Д.С. Балдаев, наоборот, считал что тунеядцы в 60-е годы переняли многие приёмы и способы выживания в схватке с органами правопорядка от уголовного мира, который к этому времени приобрёл отчётливые черты организованности и профессионализма[30].
Действительно, борьба с тунеядством как явлением превратилась в борьбу с конкретными людьми, часть из которых ничего общего не имела с преступной деятельностью и нарушением антиобщественной морали. Даже некоторые авторы, вполне «парадных» по тем временам статей, напоминали читателям и властям о формальных подходах к решению судеб людей, подвергавшихся воздействию государственных органов и общественности по признакам тунеядства и т.п.[31]. В публикациях, письмах, жалобах граждан можно было встретить заявления о неправомерности привлечения к ответственности временно не работающих (по состоянию здоровья, общей нетрудоспособности, беременности и др.).
В тоже время в приказе МВД РСФСР от 3 апреля 1962г. «Об исполнении органами МВД Указа ПВС РСФСР от 4 мая 1961г. «Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно полезного труда и ведущими анти общественный, паразитический образ жизни» приводились факты грубейших нарушений сотрудниками милиции прав советских граждан и принципов социалистической законности. Серьёзные претензии высказывались руководством МВД и к профессиональным сторонам их деятельности.
Так, в территориальных подразделениях сотрудники необдуманно вели регистрацию трудового стажа тунеядцев. Многие «бывшие» тунеядцы, устроившиеся на работу, поспешно снимались с учётов и проработав некоторое время бросали её и вновь вели паразитический образ жизни, а в отделениях милиции они значились как трудоспособные граждане. Дополнительными мерами на местах было выявлено много лиц, ведущих частную предпринимательскую деятельность (кустари, цеховики, артельщики, мастера-одиночки и др.). За выселенными лицами не велось тщательного контроля. Только в 1961г. за уголовные преступления в советской России было осуждено почти 600 чел., находящихся под надзором милиции около 500 чел. бежало из мест поселения[32]. Повсеместно происходило задержание лиц, по ст.122 УПК РСФСР, привлекаемых к ответственности по Указу ПВС РСФСР от 4 мая 1961г. Вместе с имуществом, нажитым нетрудовым путём, описывалось и конфисковывалось имущество, приобретённое законным образом или вовсе не принадлежащее подсудимому. Не редкими эпизодами стали факты привлечения к административной ответственности по Указу от 4 мая 1961г. лиц, занимающихся бродяжничеством и попрошайничеством[33].
Анализ архивных и других документальных источников показал, что российское общество в начале 60-х годов, уже испытывало на себе проблемы бедности, безработицы, экономической и социальной нестабильности, несбыточность надежд и крушение жизненных планов. Всё это были универсальные признаки начинающегося процесса маргинализации населения, формирования и укрепления «социального дна» (нищих, бомжей, беспризорников и др.)
Одной из категорий таких пауперов, группой формируемого «социального дна» были бродяги и попрошайки. Их существование можно было и не замечать если бы их концентрация на железных дорогах в начале 60-х гг.не обратила на себя внимание вначале иностранных туристов и журналистов, а затем и местных органов власти и управления, в буквальном смысле заваленных жалобами и заявлениями граждан, не желающих мириться с нарушениями «общественной морали, нравственности и коммунистического общежития»[34]. Анализ открытых публикаций на эту тему за период 1961-1963 гг. только по Ленинграду показал, что почти 90% газетных и журнальных статей были посвящены тунеядству, а о бродяжничестве, попрошайничестве и нищенствовании не опубликовано ни одного материала, открыто называющего эти негативные для советского образа жизни явления. В завуалированной форме в ряде заметок этих граждан именовали как «и другие антиобщественные паразитические элементы».
Между тем, в служебной переписке органов власти и управления упомянутые выше явления назывались своими именами. Так, в секретном приказе Министра внутренних дел РСФСР Н.П. Стахова от 7 января 1961г. «О мерах по усилению борьбы с бродяжничеством и попрошайничеством» отмечалось, что эти негативные явления приобрели в последнее время угрожающий характер[35].
Исполнителям на местах напоминалось, что по этим фактам УК РСФСР (ред. 1960г.) ст.209 установлена уголовная ответственность. К ней привлекались лица, систематически занимающиеся бродяжничеством и попрошайничеством, продолжающегося и после повторного предупреждения, сделанного административными органами. В соответствии с приказом задержанных дактилоскопировали и фотографировали. На период проверки их помещали до 10 суток в приёмник-распределитель, отбирали у них подписку о прекращении бродяжничества и попрошайничества, подыскивали им работу, устраивали в дома инвалидов и выдавали краткосрочные паспорта (до 3-х месяцев).
Прогнозируя увеличение контингента в ближайшие годы министр потребовал от руководства МВД-УВД республик, краёв и областей расширение сети приёмников-распределителей за счёт средств местного бюджета, которых повсеместно не хватало[36].
О роли и значении работы органов внутренних дел с этой категорией правонарушителей подчёркивалось в другом секретном приказе Министерства Охраны Общественного Порядка (МООП) РСФСР от 3 апреля 1963г. «Об усилении борьбы с бродяжничеством и попрошайничеством»[37]. В нём вновь напоминалось, что число этих лиц постоянно растёт, а определённый ранее порядок действия органов правопорядка с этой категорией правонарушителей на местах не соблюдается. Предлагался несколько иной механизм борьбы с данным явлением, изложенный в вводимой этим же приказом «Инструкции о порядке регистрации, централизованного учёта и проверки лиц, задержанных за бродяжничество или попрошайничество»[38].
Вместе с тем, данный механизм тоже был обречен давать сбои. Фактически он не устранял причин описанного явления и не изучал даже той малой части условий, порождающих бродяжничество и попрошайничество в стране. В принятом 16 ноября 1963г. секретном постановлении Совета Министров РСФСР «О мерах по усилению борьбы с бродяжничеством, попрошайничеством и улучшением работы по трудоустройству лиц, освободившихся из мест лишения свободы» №1332-142 была впервые предпринята такая попытка[39].
В постановлении Совета Министров РСФСР, в частности, подчеркивалось, что бродяжничество и попрошайничество стало обыденным явлением в российских городах и рабочих посёлках. Более половины лиц, задержанных по этим признакам были бывшие осуждённые. Немало среди них оказалось больных и престарелых людей. Особенно много из них находилось в Коми АССР, Ставропольском крае, Владимирской, Куйбышевской, Мурманской, Оренбургской, Рязанской областях. Правительство признавало, что органы социального обеспечения на местах практически не принимали никакого участия в устройстве данных граждан на работу или в дома инвалидов[40]. Фактически по ним не выполнялись и другие решения высших органов власти и управления[41].
Анализ служебной переписки различных подразделений внутренних дел с местными и центральными партийными и советскими органами за период 1961-1963 гг. показал, что задержанные «бродяги и попрошайки», равно как «лица, ведущие паразитический образ жизни» были ни кем иным как бедными гражданами, чьё состояние таковым властями не признавалось, а следовательно и не защищалось.
Помимо всего прочего, этот анализ позволил заметить несколько важных узловых проблем, относящихся к вопросам социальной маргинализации некоторых советских граждан в 60-е годы.
Во-первых, в этот период существовала явная подмена понятия «бездомность» — «бродяжничеством»[42]. Подменяя понятие «бездомность» понятием «бродяжничество» органы власти всех уровней фактически уходили от оказания помощи, содействия и защиты обедневших граждан, оказавшихся в сложной жизненной ситуации.
Во-вторых, категория «бродяжничество» в противоположность понятию «бездомность» предполагала формулирование формального повода для преследования граждан, не имеющих прав на конкретные жилые помещения и, как следствие, регистрации в них, за её отсутствие. Собственно говоря, это и происходило в конце 50-х-60-х гг.
В 60-ые годы власти в центре и на местах открыто так и не признали наличие в СССР все возрастающей бедности, а следовательно не легитимизировали участие государства в борьбе с ней и не выстроили конкретные планы взаимодействия с общественными институтами по её подавлению. Последствия такой недальновидной политики властей сказались позже в 90-е годы и обошлись российскому обществу слишком дорого.
Примечания
[1]. Джинин Д. Брейтуейт. Старые и новые бедные в России/ Бедность в России: государственная политика и реакция населения// Под. ред. Дж. Клугман. Вашингтон, Всемирный банк, 1998. С. 34.
[2]. Бедность и льготы: мифы и реальность/ Александрова А.Л., Овчарова Л.Н., Шишкин С.В. М., 2003. С. 45; Кодомцева С.В. Социальная защита населения. Учебное пособие. М., 1999. С. 174 и др.
[3]. Бедность и льготы…. С. 45.
[4]. Джинин Д. Брейтуейт. Указ. соч. С. 38.
[5]. Можина М. Бедные. Где проходит черта?// Свободная мысль. 1992. №4. С. 11-18; Чернина Н.В. Бедность как социальный феномен российского общества// СОЦИС. 1994. №3. С. 54-60; Римашевская Н., Овсянников А., Иудин А. Социальное дно: драма реальностей и реальность драмы// Литературная газета. 1996. 4 июля; Римашевская Н.М. Бедность и маргинализация населения// СОЦИС. 2004. №4. С. 33-44 и др.
[6]. Кириченко В.Ф. Правовые вопросы борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни// Советское государство и право. 1961. №8. С. 128-132; Румянцев П.М. Тунеядцы – враги нашего общества. М., 1964. С. 55 и др.
[7]. Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. Постановления/ Т.1. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы/ Гл. ред. А.А. Фурсенко. М., 2003.
[8]. Корель Л.В. Перемещение населения между городом и селом в условиях урбанизации. Новосибирск, 1982. С. 36.
[9]. Население России в XX веке: Исторические очерки: В 3-х т./ Т.3, кн. 1: 1960-1979. М., 2005. С. 28.
[10]. Отдел специальных фондов Информационного Центра ГУВД Санкт-Петербурга и Ленинградской области (далее – ОСФ ИЦ ГУВД СПб и области). Ф.2. Оп.1. Ед. хр. 269. Л. 58.
[11]. Попов В.П. Паспортная система в СССР (1932-1976 гг.)// СОЦИС. 1995. №8. С. 12.
[12]. Левицкий Г.А. Из опыта борьбы местных Советов с антиобщественными паразитическими элементами (по материалам Ленинграда)/ Труды Высшей школы МООП РСФСР. №10. М., 1964. С. 146-163.
[13]. Баянов Б., Тарасов Б. Тунеядцам нет места среди нас. М., 1961; Новиков Г. Тунеядцы держат ответ// Советская юстиция. 1961. №15. С. 24; Белых А.К. В нашем обществе нет места тунеядцам/ За коммунистический труд. Л., 1962 и др.
[14]. Серебрякова В.А. Обсуждение вопросов, связанных с применение Указа Президиума Верховного Совета РСФСР от 4мая 1961 года// Советское государство и право. 1961. №8. С. 132-134. Ответственность за тунеядство была исключена Законом РСФСР от 5 декабря 1991г.
[15]. Ожегов С.И. Словарь русского языка: 70 000 слов/ Под. ред. Н.Ю. Шведовой. – 22-е изд., стер. М., 1990. С. 814.
[16]. Салдыев С. Выявление тунеядцев// Социалистическая законность. 1961. №8. С. 55; Филиппов Н. Настойчиво перевоспитывать тунеядцев// Советская милиция. 1962. №12. С. 60-62; Салищева Н.Г. Советская общественность в борьбе с тунеядством/ Методические материалы в помощь лектору по уголовному праву. М., 1963 и др.
[17]. Аверьянов С., Бороданков А. Органы прокуратуры в борьбе с тунеядством// Социалистическая законность. 1962. №10. С. 49-50; Шляпочников А.С. Тунеядцев к ответу. М., 196 и др.
[18]. Лунеев В.В. Преступность XX века: мировые, региональные и российские тенденции: Мировой криминологический опыт. М., 1997. С. 63-65.
[19]. ЦГА СПБ. Ф. 7384. Оп.41. Д.649. Л. 90.
[20]. ОСФ ИЦ ГУВД СПб и области. Ф.2. Оп.1. Ед.хр.263. Л. 15.
[21]. Там же. Л. 15 об.
[22]. Там же. Лл. 16,16 об.
[23]. Там же. Лл. 179-181.
[24]. Джинин Д. Брейтуейт. Указ. соч. С. 38.
[25]. Там же. С. 38.
[26]. ОСФ ИЦ ГУВД СПб и области. Ф.2. Оп.1. Ед.хр.265. Л. 38.
[27]. Там же. Л. 39.
[28]. Там же. Ед.хр.271. Лл. 58,58 об.
[29]. Ваксер А.З. Ленинград послевоенный. 1945-1982 годы. СПб., 2005. С. 174-193.
[30]. Балдаев Д.С. Словарь блатного воровского жаргона. В 2 т. От А до П. М., 1997. С. 5.
[31]. Кто не работает, тот не ест// Коммунист. 1961. №3. С. 109-115; Перлов И.Д. Суд и общественность в борьбе с антиобщественными паразитическими элементами// Социалистическая законность. 1963. №17. С. 15 и др.
[32]. ОСФ ИЦ ГУВД СПб и области. Ф.2. Оп.1. Ед.хр.271. Лл. 216,216 об.
[33]. Там же. Л. 217.
[34]. Ураков Л. Усилить борьбы с паразитическими частно-предпринимательскими элементами// Социалистическая законность. 1961. №5. С. 17-21; Сахаров А.Б. Строительство коммунизма и укрепление общественного порядка// Вопросы философии. 1962. №9. С. 39; Филенков И. Когда царствует терпимость (к вопросу о недостатках борьбы с тунеядцами)// Молодой коммунист. 1963. №9 и др.
[35]. ОСФ ИЦ ГУВД СПб и области. Ф.2. Оп.1. Ед. хр. 262. Лл. 1,2.
[36]. Там же. Л.2.
[37]. Там же. Ед. хр. 281. Лл. 213-214.
[38]. Там же. Лл. 215-220.
[39]. Там же. Ед. хр. 284. Лл. 317-318.
[40]. Там же. Л. 318.
[41]. См.: Постановление Пленума Верховного Суда СССР «О выполнении судебными органами постановления Верховного Суда СССР №6 от 12 сентября 1961г. «О практике применения судами законодательства об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни»// Бюллетень Верховного Суда СССР. 1963. №3. С. 13.
[42]. «Бездомность» можно определить как некое состояние (социальное (статус) положение человека), возникающее из-за отсутствия у него жилья (жилой площади), предназначенной для постоянного бытового проживания. Пункт 4 комментария к ст.209 УК РСФСР (ред. 1960г.) гласил «Под занятием бродяжничеством признаётся скитание лица, не имеющего постоянного места жительства, из одного населённого пункта в другой либо в одном городе (районе)из одного места в другое, проживающего на не трудовые доходы с уклонением от общественно полезного труда более четырёх месяцев подряд или в течение года и общей сложности более четырёх месяцев».
Федорова Оксана Геннадиевна, кандидат юридических наук, докторант кафедры истории права и государства Санкт-Петербургского университета МВД России. (Санкт-Петербург)
Добавить комментарий