Правительственное реформаторство и  российская провинция в первой половине XIX в.

П. В. Акульшин (Рязань)

Значение правительственного реформаторства  первой половины XIX в.  для последующего развития общества становится особенно заметным при рассмотрении его влияния на российскую провинцию. Об этом свидетельствует пример расположенных на среднем течении Оки и истоках Дона Тульской, Рязанской, Тамбовской и  Пензенской  губерний[1].

Немногочисленное губернское и уездное чиновничество,  сложившееся на протяжении трех десятилетий, прошедших после создания губернских и уездных учреждений во второй половине 1770-х гг., не могло выступить в роли сознательного исполнителя реформаторских замыслов императора и его единомышленников из «Негласного комитета»[2]. Корпорации провинциального чиновничества, спаянные материальными интересами и семейными узами, были вполне удовлетворены существовавшим  положением, поэтому не могли и не хотели быть инициаторами и проводниками каких-либо изменений[3]. Показательным является положение дел в Пензенской губернии, упраздненной в 1797 г. императором Павлом I и восстановленной в 1801 г. Губернатор Ф.Л. Вигель докладывал о наборе чиновников во вновь создаваемые губернские учреждения: «С самого открытия губернии по недостатку в опытных канцелярских служителях в необходимости было принимать отставных, редко при добром поведении и при познаниях, праздно пребывающих, а далее даже просить позволение правительствующего Сената на определение в канцелярские служители и отпущенных на волю от дворян людей грамотных и из купцов»[4].

Но заменить погрязших в невежестве и злоупотреблениях основную массу губернских и уездных чиновников было невозможно. Других чиновников в провинциальной России той эпохи не было и быть не могло. Тот тонкий слой образованных дворян и разночинцев, который сложился в столицах к началу XIX в., и являлся средой, из которой  появились сторонники реформирования страны, здесь еще отсутствовал. Первыми носителями реформаторских настроений, деятельность которых оказала ощутимое влияние на российскую провинцию,  стали правительственные чиновники и, прежде всего,  губернаторы.

На протяжении первой половины XIX в. в должности губернаторов  Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний побывало 52 сановника, из них на время правления Александра I пришлось 27, а на правление Николая I  — 25 человек[5]. Взгляды и деятельность около трети из них  дают основания  причислить их к числу сторонников преобразований, благодаря   которым реформаторские   тенденции постепенно проникали вглубь патриархального провинциального общества.

Во время правления Александра I изменения кадрового состава губернаторского корпуса в рассматриваемом регионе произошли четыре раза:  в 1801, 1811,  1814-1816 и в 1819-1820 гг.  Губернаторы, назначенные сразу после вступления нового императора на престол,  являлись  отставными военными,  которые   по взглядам и   социальному опыту не могли быть исполнителями реформаторских планов, разрабатываемых императором и членами Негласного комитета. Типичной фигурой являлся отставной генерал Д.С. Шишков, родной брат А.С. Шишкова, назначенный   в мае 1801 г. рязанским губернатором. Он в девять  лет  был записан в гвардию,  через 20 лет службы, в 1800 г.,  будучи шефом одного из егерских полков, был отправлен в отставку и ради поддержания материального положения выхлопотал себе место губернатора. В Рязани он занимал эту должность на протяжении пяти  лет и был уволен в 1806 г., в 1813 г. он стал губернатором в Тамбове, где  через два года  был снова уволен[6].

Практический опыт быстро убедил членов «Негласного комитета», как и самого Александра I, в том, что целью их деятельности должно быть не немедленное реформирование России, а  создание  предпосылок для  предстоящих  реформ. Важнейшей из них  являлось создание эффективного административного аппарата в столице и провинции, который послужил  бы надежным инструментом в руках монарха-реформатора. На его формирование и была направлена деятельность одного из «молодых друзей» императора,  В.П. Кочубея  на посту министра внутренних дел. Перед уходом в отставку в 1807 г. В.П. Кочубей следующим образом охарактеризовал начало своей деятельности: «Определены были манифестом 8 сентября 1802 г. разные части управления, но никаких оснований, никаких сведений по частям сим, да и вообще никаких сведений о всем внутреннем положении государства, систематически собранных, нигде не существовало <…> Сие неудобство нужно было, прежде всего, отвратить, почему и приступлено было немедленно к собранию их из всех губерний и из разных подчиненных Министерству внутренних дел мест, сколь можно полных и обстоятельных сведений. С того времени внимание на сие было непрестанно обращаемо и посредством стараний сих, посредством отчетов, которые по высочайшему дозволению все губернаторы обязаны представлять…»[7].

В 1806 г. В.П. Кочубей докладывал императору, что введение губернаторских отчетов «достигло той цели, что каждая губерния сделалась ныне известною во всех ее частях, так что сведения сии, табели к ним принадлежащие, карты и прочее составляют собрание весьма полное»[8]. Сановник, уходящий в отставку с поста министра внутренних дел, переоценивал достигнутые им результаты. Более справедливым кажется мнение современного исследователя Б.Г. Литвака, который отмечал: «… первое 25-летие Министерства внутренних дел скорее свидетельствовало о потере тех первоначальных установок на формирование «отчета» как системы документов, которые были заложены в начальном периоде деятельности МВД, чем об их развитии»[9].

Отчеты губернаторов Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний, предоставленные в эти годы, показывали, что попытки перенести рациональные приемы управления в русскую провинцию не принесли первоначально значительных результатов[10]. Ни один из этих губернаторов не представил отчет к февралю 1805 г., как это требовали из столицы. Из Тулы отчет был отправлен только 1 июля 1805 г., попав в министерство только к 9 августа. «Осмеливаюсь повторить оправдание мое в столь позднем оного доставлении, поскольку недостаток в письмоводителях, важность и новость самого предмета, бывшие в том же годе выборы, по коим члены нижних мест едва только вникли в дела <…> Все сие было препятствием спешного исполнения моих обязанностей», — сообщал местный губернатор[11]. В последующие годы губернаторы стали еще больше задерживать отправку отчетов. Отчет тамбовского губернатора за 1806 г. был отправлен 26 марта 1807 г. и попал в столицу только в апреле. Губернатор оправдывал задержку тем, что «медлительность в предоставлении произошла от несвоевременного доставления от здешней казенной палаты сведений, в состав его входящих»[12].

Содержание губернаторских отчетов свидетельствовало о  непонимании руководителями   местной администрации требований нового поколения столичной бюрократии. Так, тамбовский губернатор давал подробные выкладки об урожаях, которые приводились с разбивкой по уездам и сельскохозяйственным культурам, по каждому из 12 уездов, и делал общий вывод о том, что по губернии «на продовольствование полагается для каждой ревизской души обоего пола по две четверти – 2 078 538. В остатке должно быть 6 558 621 четверть»[13]. Из этого же отчета следовало, что доверять этим цифрам было нельзя, так как сам губернатор откровенно писал: «Старался всемерно достоверные сведения от земских и градских начальников, по новизне для них дела и определение в прошлом лишь годе в некоторых частях недостаточное, соображения с местными обстоятельствами, дать им возможную точность»[14]. Чуть ниже он добавлял, что, «хотя сведения об урожае <…> не могут быть, как известно, верны, однако же несомненно, что в течение 1804 г. повсюду, исключая Темникова, в здешней губернии видны были непреложные признаки изобилия, нарочито исполненные хлебом гумна, пиршества поселян и дешевизна цен»[15].

Сомнительной была достоверность и других  обширных цифровых сведений, приводимых в отчетах.  Пензенский губернатор Ф.Л. Вигель по-военному четко докладывал о невозможности вообще сообщить какую-либо информацию о состоянии хлебных магазинов: «При восстановлении мною Пензенской губернии из четырех частей бывших под управлением четырех же смежных губернских начальств: Саратовского, Тамбовского, Нижегородского и Симбирского, <…> нашел я положение в крайнем запущении. Своевольство поселян, разбиравших хлеб без испрошения позволения, недосмотрение за сим обремененной множеством занятий земской полиции, недороды в хлебе, бывшие до 1801 г., и неполучения до октября месяца 1803 г. утверждения на расположение в губернии 10 уездов, вместо бывших прежде 13, отняло возможность (этого – П.А.)»[16]. Понимая, что навести порядок в этом деле будет крайне трудно, Ф.Л. Вигель предлагал «оставить затруднительные и бесконечные следствия о самовольных разборах хлеба от крайности иногда нужд происходящего, равно о недосмотре за тем полиции и в упущениях самого сбора»[17].

Тамбовский губернатор честно признавался в своей неосведомленности по вопросу, постоянно занимавшему В.П. Кочубея как министра, об обеспечении казенных крестьян землей: «многие из казенных поселян, имея чересполосные дачи с помещиками, сами не могут представить, и ввиду казенной палаты нет определенных сведений о количестве земель, непосредственно его владению принадлежащих»[18]. Он же докладывал, что  не в состоянии сообщить достоверную информацию о местных фабриках и мануфактурах. «Губернское начальство по заведению сего рода ограничивается одним только простым познанием об их действиях»[19]. Пензенский губернатор указывал в первом отчете, что фабричные ведомости, «хотя получены были мною в январе месяце, вследствие предписания вашего сиятельства от 14 апреля 1804 г., но оказались в разных изъяснениях недостаточны, по неимению на каждый род изделий особой формы, и потому требуются вновь, по получению которых о главных изделиях, поспешу я представить вашему сиятельству»[20].

Во время Отечественной войны 1812 г. и в последующие несколько лет отчеты вообще не подавались. Отчеты губернаторов за 1812 г. были отправлены только в 1817 г., когда во всех четырех губерниях занимавшие эту должность во время Отечественной войны лица были удалены со своих постов, а некоторые даже отданы под суд.

Следующим рубежом в обновлении губернаторского корпуса в регионе стал 1811 г., когда были заменены начальники всех четырех губерний. В отличие от своих предшественников, это были представители нового поколения, карьера которых была связана уже с эпохой Александра I.  Не смотря на возрастную близость, они выражали  различные тенденции в развитии государственного аппарата Российской империи. Это наиболее заметно на примере  сравнения губернаторов Пензенской и Рязанской губерний.

В Пензе губернаторскую должность по ходатайству фаворитки императора М.А. Нарышкиной занял  сын известного деятеля XVIII в., крестник самой Екатерины II и Потемкина, генерал-адъютант Павла I князь Г.С. Голицын. Это губернаторство, завершившееся в 1816 г.,  показало полное вырождение типичных для России XVIII в. традиций придворно-аристократического управления. В провинции потомок Гедиминовичей вел образ жизни, подражая придворным нравам эпохи  Людовика XIV, предоставив управление   вверенной территорией наиболее ловким   членам губернского правления[21].

Носителем новых подходов являлся рязанский губернатор И.Я. Бухарин, сверстник членов «Негласного комитета». Будучи морским  офицером  в  чине  капитана I ранга, он  после создания министерств перешел на службу в канцелярию министра коммерции Н.П. Румянцева, затем занимал должности советника казенной палаты, вице-губернатора, губернатора Финляндии, откуда и  был переведен в Рязань. Здесь он проявил себя энергичным и дельным администратором во время Отечественной войны 1812 г, когда Рязанская губерния  оказалась ближайшим тылом действующей армии. «Выдающаяся личность  И.Я. Бухарина может служить, если не образцом, то, во всяком случае, образом русского барина конца XVIII до половины XIX столетия. Утонченное воспитание; немудрое первоначальное образование, доведенное впоследствии им до высокой степени культурности; самостоятельность, доходившая до своеволия; гордость, считавшаяся только  с собственной совестью; гражданское мужество, не страшившееся ни суда, ни утраты  положения и карьеры, когда в дело  была замешана борьба с преступной  недобросовестностью, – все эти черты характерные были более или менее присущи  людям того времени, оставившим за собой память в истории»,  — так охарактеризовал его один из мемуаристов[22].  

Новая смена губернаторов в   рассматриваемых губерниях произошла непосредственно после окончания Отечественной войны 1812 г.   На протяжении 1814-1815 гг. появился новый губернатор в Туле,  в Рязани и Тамбове. Их предшественники были обвинены в злоупотреблениях, отстранены от должности и отданы под суд. Неординарной фигурой для российской провинции был  назначенный   в 1815 г. тамбовским губернатором А.М. Безобразов. Выпускник  Московского университетского благородного пансиона начинал службу  в ведомстве Министерства внутренних дел под непосредственным руководством  В.П. Кочубея и М.М. Сперанского.  В момент назначения в Тамбов А.М. Безобразову исполнилось всего 32 года, и он стал  одним из самых молодых губернаторов той эпохи[23].

В Пензенской губернии в 1816 г. губернатором стал М.М. Сперанский,  для которого эта должность стала первым после четырех лет  опалы шагом к возвращению в высшие эшелоны власти[24]. Назначение на должность губернаторов лиц типа М.М. Сперанского и А.М. Безобразова, были в эти годы  все же скорее исключением, чем правилом. Свидетельством  явного  недостатка лиц подходящих, по   мнению Александра I и его ближайшего окружения, для занятия высших  должностей, в том числе и губернаторских, являлось назначение рязанским губернатором в 1815 г.И.И. Князева. Это был типичный представитель чиновничества  конца XVIII в., отставной  армейский  поручик, три десятилетия прослуживший  в провинции, продвигаясь постепенно от должности уездного казначея до  вице-губернаторского поста[25].

Прошло несколько лет и во главе рассматриваемых губерний оказался целый ряд реформаторски настроенных представителей бюрократии. Это, как и подготовка под руководством Н.Н. Новосильцева конституционного проекта  «Государственная уставная грамота Российской империи», в котором предполагалось  разделение страны на полтора десятка крупных территориальных единиц, отразило характерный для последнего десятилетия правления Александру I рост  внимания центральных властей к вопросам местного управления[26].

Непосредственную связь с замыслами введения этого конституционного проекта  имело и учреждение в 1819 г. генерал-губернаторства во главе с бывшим министром полиции А.Д. Балашовым, в состав которого вошли Рязанская, Тамбовская и Тульская,  Орловская  и Воронежская губернии[27].

А.Д. Балашов 1 ноября 1819 г. получил аудиенцию,  в ходе которой Александр I  изложил  свои мысли о предстоящих в стране преобразованиях. По мнению монарха  существовавшее в XVIII в. «…внутреннее управление в высшей степени совокупленное в едином лице генерал-прокурора,  под его всеобщим надзором <…> в государстве <…> обширном, какова Россия» не позволяет действовать власти «без больших неудобств и затруднений», поэтому необходимо «разделение государственных частей, для успешного направления оных». В связи с этим были созданы министерства, деятельность которых объединял Комитет министров, образован разделенный на отдельные департаменты Государственный совет. «…Дальнейшему учреждению сего хода воспрепятствовала война, минование оной же и утверждение прочного мира в Европе ныне позволяет <…> обратиться снова к предмету внутреннего управления». Следующий шаг в реформировании страны император видел в  образовании генерал-губернаторских округов. Первый из них должен быть тот, куда назначался  А.Д. Балашов, затем предполагалось «распределить и все государство на подобное ему»[28]. Новому генерал-губернатору поручалось после наведения порядка на подчиненной территории избрать одну губернию в качестве объекта постепенного преобразования, а затем  распространить  полученный опыт и на другие подчиненные ему губернии[29]

А.Д. Балашов критически отзывался о деятельности большинства гражданских губернаторов, которые «…пришли в такое положение, что вступающие в сие звание, одни стараются придерживаться единственно того, что находят в постановлениях, остаются в сжатом положении без действия; другие, пылкостью характера и деятельностью увлеченные, выходя для действия своего из пределов предписанного, а часто и для выслуги одной берут на себя власть свыше им присвоенной»[30]. Также низко генерал-губернатор оценивал и основную массу  провинциальных чиновников:  «Повсюду в губерниях видим мы великий недостаток в знающих и способных чиновниках и канцелярских служителях». Помимо недостаточного уровня компетентности, еще большим злом он считал  взяточничество. «Класс людей служащих, по общему всех внутреннему убеждению, не имеет капиталов, не происходящих доходов от собственности. … Впрочем, люди сии живут и существуют, следовательно, налог на ком-то лежит и собирается…  к расстройству доброй нравственности и в укор самого правительства»[31].

Пользуясь личным доверием монарха,  А.Д. Балашов мог повлиять на подбор кандидатур на  губернаторские должности, благодаря чему губернатором в  Тулу был назначен сначала племянник бывшего министра финансов граф В.Ф. Васильев, затем лично известный императору молодой дипломат Н.И. Кривцов. В  Рязанской губернии на протяжении 1821-1824 гг. эту должность занимал племянник министра юстиции князь А.А. Лобанов-Ростовский. 

Деятельность генерал-губернатора А.Д. Балашова свидетельствовали о том, что  на подчиненных ему пяти губерниях, которые составляли, по подсчетам самого генерал-губернатора 1/8 жителей и 1/22 территории европейской части Российской империи[32], он  проводил тот реформаторский курс, который был характерен для первых лет правления Александра I.

Значительная часть усилий генерал-губернатора уходила на бюрократическую регламентацию  деятельности  чиновников и учреждений, Других путей для воплощения теоретических идеалов «правительственного конституционализма» в тогдашней российской провинции, где господствовал произвол чиновников, ограниченный только обычаем и страхом наказания со стороны начальства, не существовало.Генерал-губернатора постоянно, хотя в очень осторожной форме, затрагивал сложнейшая проблема российской жизни – крестьянский вопрос. Прежде всего, он обратил внимание на положение казенных крестьян, которые «находятся без необходимого им покровительства, без распорядку и часть притеснены, то от волостных голов, то от чиновников земской полиции, высших и низших, то от соседних помещиков».  А.Д. Балашов ставил вопрос и о необходимости изменений в положении помещичьих крестьян.  «…Ежедневными жалобами беспокоят чиновников правительства <…> нередко помещики на подвластных им крепостных людей, а еще чаще крестьян и дворовых людей на своих помещиков». Решение крестьянского вопроса А.Д. Балашов видел в регламентации отношений межу помещиками и их крестьянами со стороны государства[33].

Одной из важных задач местной администрации А.Д. Балашов считал  «уравнение» земских  повинностей. Их выполнение в натуральной форме и оплата в денежном исчислении, а также  раскладка  между различными селениями и группами податного населения, были источником постоянных конфликтов и злоупотреблений. «Повинности сии были бы неотяготительны собою; но образом взимания их, тьмою мелких злоупотреблений, отягощают неимоверно»[34].

Деятельность А.Д. Балашова не ограничивалась контролем над административно-полицейскими  учреждениями. Вступая в должность генерал-губернатора, он ставил перед собой задачу попечительства о  народном образовании и здравоохранении,   благотворительности и других сферах общественной жизни. Генерал-губернатор уделял большое внимание  учебным заведениям, расположенным на подвластной ему территории, заботясь о подборе кадров педагогов, снабжении книгами и наглядными пособиями, подъеме престижа образования, педагогов  и учебных заведений. По  инициативе А.Д. Балашова было открыто чертежное отделение при Рязанской гимназии, предназначенное для подготовки землемеров и техников из числа малоимущих дворян,  училища для детей канцелярских служителей в Тамбове и Рязани. Под попечительством генерал-губернатора развивалась научная деятельность в подчиненных ему губерниях, осуществляемая под руководством чиновников его канцелярии[35]. Благодаря деятельности генерал-губернатора  общерусскую известность получили  находящиеся  на подчиненной ему территории два исторических памятника: Старая Рязань, разоренная в XIII в. ханом Батыем  столица Рязанского княжества, и Куликово поле[36].

Начало новому этапу  деятельности А.Д. Балашова положило высочайшее повеление  от 2 марта 1823 г. предпринять  в Рязанской губернии опыты, «приспосабливая к управлению оной к общему ходу дел ныне введенному»[37]. Прежде всего, предполагалось  создание губернского   совета под председательством генерал-губернатора. В его состав должны были войти все высшие губернские чиновники,  которым поручался «надзор над правильным и успешным действием всех местилищ, как принадлежащих к составу  самой губернии, так равно и  тех, кои, завися от особенных ведомств, отправляют в оной  постоянные должности, или временные поручения»[38]. Должны были также быть созданы уездные советы. Затем предполагалось создание и  волостных советов в составе  волостного головы и двух заседателей из числа казенных крестьян. Проект правил нового губернского управления был  подготовлен  в канцелярии генерал-губернатора к лету  1824 г.  и введен в качестве опыта на три месяца в Рязанской губернии[39]. Также были подготовлены уставы губернского и уездного Советов и  инструкции для новых должностей. Представленные на рассмотрение императору, все  «возвращаемы были они для приведения в испытание, без формального их утверждения, приказано  было заготовлять таковые же по всем тем, кто надзор иметь был обязан, начиная с самых нижних ступеней оного; как-то: хозяину крестьянского двора, десятскому, сотскому и выше восходя постепенно»[40].

Губернский совет в Рязани начал действовать 9 декабря 1824 г., уездные   советы – с января 1825 г. На протяжении года губернские и уездные  советы были созданы и в остальных губерниях[41]. Осенью 1825 г. А.Д. Балашов второй раз просил увольнения от должности для лечения в Москву, но в ответ получил рескрипт, подписанный Александром в Перекопе за 18 дней до смерти, «существо которого состоит в том, чтобы … и больной не оставлял управление губернией»[42]

После вступления на престол нового императора рескриптом от 12 июня 1827 г.   подчиненный А.Д. Балашову генерал-губернаторские округ   в был ликвидирован, упразднены были и другие генерал-губернаторства в центре страны[43].  Но помимо  изменения правительственного курса повлияло на результативность деятельности А.Д. Балашова и  то  обстоятельство, что сановник, обладающий личной доверенностью императора, оказался в российской провинции в положении человека, чьи действия вызывали недовольство большинства населения подчиненных ему территорий. Для податного населения все нововведения генерал-губернатора означали   новые повинности, нарушающие прежние традиции и нормы. Разосланные по уездам инструкции А.Д. Балашова  о назначении десятских из числа  помещичьих крестьян породили летом 1824 г. открытую фронду среди провинциального дворянства.   Ее инициатором стал  крупный помещик Раненбургского уезда Рязанской губернии князь С.С. Барятинский, который не только  отказался выполнять предписание, но  в письменном виде  заявил об этом местному земскому суду и  уездному предводителю дворянства,  потребовав от них прекратить  исполнения распоряжения генерал-губернатора. Князь заявлял, что оно наносит дворянству материальный ущерб, отрывая от них крестьянские руки, и, что самое главное,  противоречит Жалованной грамоте дворянству. «Предписание сие как я, равно и каждый дворянин, имеет законное право не допустить к действию, ибо оное проистекает не от воли монаршей. Существующими в России законами сохранение порядка, тишины, благоустройства каждого помещичьего имения возложено на ответственность самих владельцев, без пособия десятских, избранных из среды им подвластных. Не оскорбительно ли дворянскому сословию пребывать под надзором рабов своих? Не потрясается ли спокойствие, достоинство оного толпою десятских, отложившихся от повиновения своих владельцев?»[44].

Один из местных мемуаристов Д.И. Ростиславов указывал, что  «…чиновники высшие и средние едва ли не более горожан его ненавидели. Губернаторы, председатели и советники палат, и прочая чиновная знать принуждены были находиться под постоянным надзором его высокопревосходительства, вечно быть по пословице «в струнку», постоянно ожидать, что вот по жалобе какого-либо мужика или мещанина придется давать неприятные объяснения пред высшею властью на счет замедления или неправильного решения какого-то дела».    Для основной массы провинциального чиновничества представляло  угрозу  разрушение традиционной  системы продвижения по службе в провинциальных учреждениях. «…Не будь в Рязани генерал-губернатора, каждый из менее важных чиновников мог лелеять себя надеждою получить более высокую должность или в губернской администрации, или  где-либо в уездном городе сделаться хоть секретарем уездного суда. А тут <…> канцелярия его была неистощим рассадником, из которого добывали преимущественно чиновников для занятия более или менее важных должностей»[45].

Генерал-губернатор являлся  жертвой доноса со стороны состоящий при нем для особых поручений генерал-майора И.Н. Скобелева, поданного  в мае 1826 начальнику главного штаба И.И. Дибичу.  В нем генерал-адъютант Александра I обвинялся в покушении на основы государственного порядка Российской империи. Предусмотрительный генерал  при разговорах с начальником  стремился иметь свидетелей, при которых «не примеченным образом возбудил <…> жар патриотизма, и его высокопревосходительство, разразясь похвалами Английским законам, коснулся всех тех ограничений, или что справедливее, той узды в коей народ буйный держит своего монарха!»[46].

В анонимном  доносе, поданном в том же  1826 г., А.Д. Балашов был обвинен, наряду с  Н.С. Мордвиновым, А.А. Закревским, П.Д. Киселевым, кн. А.Н. Голициным, А.П. Ермоловым, в том, что «подозревается, хотя в медлительном, но без ошибки верном подкопе к государственного Блага, чрез учреждение новых образований, отягощающих и озлобляющих  народ, раздробляющих единую власть и под личиною советов, образующих конституционное правило, а не менее усматривается зло сие через частые и восторгом наполненные похвалы к достойным, по его мнению, уважения английским законам»[47].   

Еще ранее из-за конфликта с местным дворянством был выужден покинуть должность  тамбовский губернатор Безобразов.  Тульский губернатор граф В.Ф. Васильев после ряда столкновений с местным «обществом» вышел в отставку по причине «помешательства в уме». Его приемник,  Н.И Кривцов, участник Отечественной войны 1812 г., затем дипломат, друг А.С. Пушкина и брат декабриста С.И. Кривцова,  ставший  в 1823 г.  тульским губернатором, уже через десять месяцев обвиненный  в злоупотреблениях и  «умопомешательстве», был переведен  на такую должность в Воронеж. Пробыв там чуть больше двух лет, в сентябре 1826 г. он становится губернатором Нижнего Новгорода. Все эти перемещения самого молодого  в тогдашней России губернатора были вызваны его  постоянными конфликтами с подчиненными чиновниками. Для них просвещенный начальник, стремившийся преобразовать вверенный ему регион, казался тираном и деспотом, нарушающим сложившиеся нормы жизни. В итоге,  весной 1827 г. камергер,  пользовавшийся личным расположением императора Александра I, должен был признать невозможность дальнейшего пребывания на губернаторском посту и окончательно ушел  в отставку[48]

Это, как и другие   реалии общественной жизни первой четверти XIX в. свидетельствовало о том, что время радикальных реформ  в России 1820-х гг. еще не пришло. Осторожность Александра I в реформаторских действиях, была скорее сильной, чем слабой стороной  императора как государственного деятеля. Он пытался соотнести свои политические идеалы с окружающей реальностью, понимая, что даже его огромная власть самодержавного правителя не может быстро изменить облик подвластной страны. Попытки изменить что-либо встречали непонимание и сопротивление как  в столице, так и в российской провинции. Потребовалось еще три десятилетия развития всех сторон российской жизни, чтобы сложились предпосылки для проведения реформ, изменивших облик страны.

В эпоху правления Николая I правительственные круги отказались как от идей конституционализма, так и от создания генерал-губернаторских округов на основной территории Российской империи. Преобразовательные планы его предшественника, тесно связанные с решением польского вопроса, оказались обречены на неудачу. Польский опыт, как и события 1830 г. во Франции и Бельгии, убедил Николая I, что реформаторская политика, и в частности, правительственный конституционализм, сама по себе не может быть гарантией от оппозиционных выступлений. В конечном счете, польское восстание 1830-1831 гг. послужило тем событием, которое положило конец реформам, начатым еще в эпоху существования «Негласного комитета».

Основная масса губернаторов николаевской эпохи представляла собой заурядных  служак,  для которых должность губернатора являлась  завершением  тусклой бюрократической карьеры[49].   Смена губернаторов во всех четырех рассматриваемых губерниях произошла в 1831 г., когда определились  значительные различия в процессе  ротации  губернаторов в рассматриваемом регионе. Уникальным явлением для  Российской империи той эпохи  стало пребывание на протяжении 27 лет, вплоть до 1859 г., на этой должности А.А. Панчулидзева[50]. В Тульской губернии, наоборот,   на протяжении последующих лет правления Николая I  сменилось 12 губернаторов. Повышенное внимание императора к начальникам этой губернии объяснялось, очевидно,  как размещением здесь такого важного объекта как  Тульский оружейный завод, так и прохождением по ней одного  из самых оживленных путей в стране – дороги из Москвы в Киев.  В Рязанской губернии на протяжении царствования Николая I сменилось – семь, в Тамбовской губернии – пять начальников. После 1831 г. следующая смена губернаторов в регионе пришлась на 1836-1839 гг., когда новые лица появились на этих постах в Рязани, Тамбове и Туле. В 1843 г. сменились начальники в Рязанской  и Тамбовской губерниях. Последние губернаторы в рассматриваемый регион были назначены Николаем I  в Тамбове  в 1843 г., в Туле в 1850 г. и  в Рязани в 1851 г. Наметившаяся   в 1840-х гг. тенденция удлинения  срока пребывания на губернаторских постах привела  к созданию в провинции бюрократическо-клановых структур, что наиболее ярко проявилось в Пензенской губернии.

Но реформаторские настроения в правительственных кругах полностью не исчезли и в эпоху правления Николая I. Они нашли воплощение во взглядах и  деятельности нового поколения государственных деятелей, сформировавшегося во время правления императора Александра I. Помимо таких министров, как Д.Н. Блудов, Д. В. Дашков, С.С. Уваров,  П.Д. Киселев, к нему  можно отнести и последовательно занимавших на протяжении 1839-1855 гг. должность министра внутренних дел А.Г. Строганова, Л.А. Перовского, Д.Г. Бибикова.

 Сверстники и единомышленники этих столичных сановников,  реформаторские тенденции встречались  на территории рассматриваемых губерний во второй четверти XIX в. Недолгое пребывание в 1846 г. в Тульской губернии в губернаторской должности  Н.Н. Муравьева, назначенного  затем на должность генерал-губернатора Восточной Сибири, ознаменовалось интенсивным обсуждением местным дворянством крестьянского вопроса. Деятельными администраторами являлись управляющие Тамбовской губернии в 1832-1838 гг. Н.М. Гамалея и Рязанской губернии в 1836-1841 гг. В.М. Прокопович-Антонский, которые затем  стали крупными чиновниками  Министерства государственных имуществ:  первый – товарищем  министра, второй — директором I Департамента Министерства государственных имуществ. Занимавший в  1843-1854 гг. должность тамбовского губернатора  П.И. Булгаков впоследствии был назначен членом Редакционных комиссий. Он  являлся одним из ближайших сторонников Я.И. Ростовцева, содействуя ему и Н.А. Милютину в выработке  программы освобождения крестьян с землей.   Среди губернаторов этой эпохи оказывались и деятели, замешенные в антиправительственных выступлениях. Одним из них являлся  начальник Тамбовской губернии в 1838-1843 гг. А.А.  Корнилов, бывший офицер лейб-гвардии Московского полка, который арестовывался по делу декабристов[51].

На  смену чиновнику-охранителю в столице и провинции приходит новый тип государственного деятеля, который можно охарактеризовать как бюрократа-реформатора. Он появился первоначально в  столице, а с 1810-х гг. стал заметен и в провинции. Итогом деятельности таких чиновников стал целый ряд изменений. К их числу следует отнести, во-первых, усвоение на протяжении нескольких десятилетий провинциальным чиновничеством   ряда требований рационального управления. Это проявилось в создании системы получения столичными властями относительно объективной информации о положении на местах, начало которой положили усилия  В.П. Кочубея в должности министра внутренних дел в 1802-1807 гг. Завершение ее формирования было связано с созданием губернских статистических комитетов в 1834 г., вокруг которых группировалась наиболее активная и образованная часть провинциального общества. Это привело к тому, что со второй половины 1830-х гг. содержание губернаторских отчетов становилось все более достоверным. Во-вторых, важное значение имело создание в губерниях структур Министерства государственных имуществ, образованных в четырех рассматриваемых губерниях на протяжении 1828-1829 гг.,  и постепенный рост самостоятельности местных учреждений Министерства юстиции. Таким образом   в форме межведомственного разделения обязанностей на губернском уровне впервые стала реализовываться концепция разделения властей. В-третьих, на протяжении  нескольких десятилетий шел процесс институализации народного просвещения в провинции. Ее начало было связано с преобразованием в годы деятельности «Негласного комитета» существовавших в конце XVIII в. учебных заведений в гимназии, а завершение – с введением гимназического устава 1828 г. в период пребывания в должности министра народного просвещения С.С. Уварова. На протяжении 1830-1840 гг. губернские гимназии и действующие при них благородные пансионы превратились в важный и неотъемлемый институт губернской жизни, пополняя провинциальную  элиту своими выпускниками. В-четвертых, в русской провинции благодаря усилиям бюрократии зародилась периодическая печать. В 1820 г. по инициативе местных властей была сделана попытка   издания газеты «Тульские ведомости»[52]. С 1838 г. по инициативе министра внутренних дел Д.Н. Блудова в 42 губерниях, в том числе в Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской, стали выходить «Губернские ведомости». При всех недостатках этих официальных газет, их выход стал важным шагом в распространении гласности и придании публичности деятельности центральных и местных властей. Принцип публичности тем самым начинал вытеснять господствующую до этого канцелярскую тайну. Начинала формироваться читательская аудитория, без чего было бы невозможны распространение в последующие десятилетия столичной печати и появление частной провинциальной печати.

В-пятых, постепенно менялся состав и повышался образовательный уровень провинциального чиновничества. Развитие государственного аппарата Российской империи создавало потребность в образованных кадрах. Появление сторонников преобразований в качестве губернаторов создавало возможность для служебного продвижения, близких к ним по взглядам, представителей младшего поколения.

В долгосрочной перспективе все эти изменения, которые постепенно накапливались в российской глубинке,   оказались важным звеном в растянувшемся на полстолетия переходе от планов, которые обсуждались в «Негласном комитете» и разрабатывались М.М. Сперанским, к реформам середины столетия. Отсутствие этих факторов  сделали бы бесплодными  все усилия по преобразованию России. Реформаторы 1860-1870 гг. получили  в наследство от своих предшественников  первой половины XIX в. не только идейные импульсы, но и  действенные рычаги для  модернизации провинции.


[1] Н.М. Дружинин указывал на   близость социального уклада жизни этих губерний,  отмечая, что «такой же (как и Курская – П.А.) почти исключительно земледельческий характер носили Орловская и Воронежская губернии. Несколько иной тип хозяйственной жизни наблюдался  в северо-восточной части центрального черноземного района – на территории Тамбовской, Пензенской и отчасти Рязанской губерний: они служили переходной полосой между промышленным севером и земледельческим югом» (Дружинин Н.М. Государственные крестьяне  и реформа П.Д. Киселева Т. 1 М., 1946. С. 408).

[2] К началу XIX в. в  Рязанской, Тамбовской, Тульской и восстановленной Пензенской губернии имелось около 800 чиновников, имеющих  классные чины. Так, по существовавшим в 1801 г. штатам на территории Рязанской губернии, на которой проживало согласно V ревизии (1796 г.) более 900 тыс. душ податного населения, осуществляли функции государственной власти около 200 человек чиновников IV-XIV класса (см.: Акульшин П.В. Чиновничество Рязанской губернии в начале XIX в. // Материалы и исследования по рязанскому краеведению: Т. 3. Рязань, 2002. С. 72-87; Поскачей Т.А. Провинциальное чиновничество России в последней четверти XVIII-первой половины XIX вв. (На материалах Рязанской губернии) Автореф. дис. … кан. ист.наук. Тула, 2006).

[3] Характеристику провинциального чиновничества конца XVIII века этого времени на примере Костромской и Вологодской губерний см.: Румянцева М.Ф.  Российское чиновничество второй половины XVIII в., формирование сословия // Сословия и государственная власть в России, XV-середина XIX вв. Ч. 2. М., 1994; Она же. Вологодское чиновничество в конце XVIII в. // Вологда: Краеведческий альманах. Вып. 2. Вологда, 1997; .

[4] Отчет губернатора Пензенской губернии за 1804 г. // Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1281. Оп. 11. Ед. 97. Л. 10-10об. Выразительный портрет одного из  губернских чиновников см.: Вигель Ф.Ф. Записки. М., 1928. С. 155.

[5] Динамика смены губернаторов выявлена по: Губернские списки 1797-1861. Составил князь Н. Туркестанов. М., 1894; Исторические данные об образовании  губерний, областей,  градоначальничеств и других частей внутреннего управления империи, с указанием  высших чинов этого  управления в хронологическом  порядке по 1 ноября 1902 г. (корректура). СПб., 1902; Месяцеслов с росписью  чиновных особ в государстве.1802. СПб., 1802-1855. О местном управлении и губернаторах первой половины XIX в. см.: Ерошкин Н.П. Местное государственное управление дореформенной России (1800-1860 гг.). 2-е изд. М., 1985; Лысенко Л.М.  Губернаторы и генерал-губернаторы Российской империи (XVIII-начало XX  века). М., 2001; Тульские губернаторы: К 220-летию образования Тульской губернии посвящается Тула, 1997.  Одну из немногих  в отечественной историографии попытку рассмотреть процесс выдвижения чиновников на должность губернатора см.: Бикташева А.Н. Механизм назначения губернаторов в России в первой половине XIX в. // Отечественная история.  2006. № 6.

[6] О Д.С. Шишкове см.: Государственный архив Рязанской области (ГАРО). Ф. 920. Оп. 1а. Д. 18. Л. 1-4; Рязанская энциклопедия. Т. 2. Рязань, 2000. С. 662. Свидетельством о  непригодности подобных лиц  к административной деятельности явилась «губернаторская чехарда»  в Тамбовской губернии, где назначенного в мае 1801 г. А.Л. Львова уже в октябре 1802 г. сменил  новый губернатор А.Б. Палицин, которой, в свою очередь, в 1803 г. уступил место Д.Р. Кошелеву. Только последний смог остаться в этой должности последующие восемь лет.

[7] Сборник исторических материалов, извлеченных из архива первого отделения собственной его императорского величества канцелярии. СПб., 1876. Вып. 1. С. 149-150.

[8] Сборник исторических материалов… С. 150.

[9] Литвак Б.Г. Очерки источниковедения массовой документации XIX-начала XX в. М., 1979. С. 145. Источниковедческий анализ губернаторских отчетов см.: Улащик Н.Н. Отчеты губернаторов Литвы и Западной Белоруссии как исторический источник // Проблемы источниковедения. М., 1961. Т. IX Дятлова Н.П. Отчеты губернаторов как исторический источник // Проблемы архивоведения и источниковедения. Л., 1964; Литвак Б.Г. О достоверности сведений губернаторских отчетов XIX в. // Источниковедение. Отечественная история. Л., 1976; Минаков А.С. Всеподданнейшие отчеты губернаторов как источник по изучению взаимоотношений центральной и местной власти в России второй половины XIX-начала XX веков // Отечественная история. 2005. № 6.

[10] См.: Отчеты губернатора Рязанской губернии (1804-1810) // РГИА. Ф. 1281. Оп. 11. Д. 115; Отчеты губернатора Тамбовской губернии (1804-1810) // Там же Д.140; Отчеты губернатора Тульской губернии (1804-1810) // Там же. Д. 156; Отчеты губернатора Пензенской губернии (1804-1810) // Там же. Д. 97.

[11] Отчет губернатора Тульской губернии за 1804 г. // РГИА. Ф. 1281. Оп. 11. Д. 156. Л. 1.

[12] Отчет губернатора Тамбовской губернии за 1806 г. // Там же. Д. 140. Л. 54.

[13] О сведениях к отчету по Тамбовской губернии за 1804 г. // РГИА. Ф. 2181. оп. 11. Д. 140. Л.2. (Так именовался первый отчет тамбовского губернатора).

[14] Там же. Л. 1.

[15] Там же. Л. 3.

[16] Отчет губернатора Пензенской губернии за 1804 г. … Л. 1.

[17] Там же. Л. 2.

[18] О сведениях к отчету по Тамбовской губернии за 1804 г. … Л. 4-4об.

[19] Там же. Л.5об.

[20] Отчет губернатора Пензенской губернии за 1804 г. … Л. 4об.

[21] О князе Г.С. Голицине см.: Голицин Н.Н. Материалы для полной родословной росписи кн. Голициных. Киев. 1880; Его же. Род князей Голициных. Т. 1. СПб.. 1892; Вигель Ф.Ф. Записки. М., 1928.

[22] Лесницкая В. Воспоминание о Бухарине // Русская старина. 1914. № 4. С. 138.

[23] О губернаторской деятельности А.М. Безобразова в Тамбове см.:  Дубасов И.И. Очерки из истории  Тамбовского края. Тамбов, 1993. С. 45-47. Не чуждый интеллектуальным занятиям, он являлся автором ряда литературных произведений,   впоследствии   стал членом   Российской академии наук и почетным членом Петербургской Академии Наук.

[24] О деятельности М.М. Сперанского в  Пензенской губернии см.: Корф М.А. Жизнь графа Сперанского. Т. 2. СПб., 1861. С. 117-163; М.М. Сперанский в Пензе // Русская старина. 1902.  № 11;  Томсинов В.А. Светило российской бюрократии. М., 1991. С. 236-257.

[25]О И.И. Князеве см.: ГАРО. Ф. 4. Оп. 47. Д. 6450. Л. 62; Рязанская энциклопедия. Т. 1. Рязань, 1999. С. 493.

[26] Оригинал текста «Государственной Уставной грамоты Российской империи» см.: РГАДА. Ф. 3 (Разряд III). Д. 25.  Впервые текст «Государственной Уставной грамоты Российской империи» был опубликован польским временным правительством в 1831 г.: Государственная уставная грамота Российской империи. Варшава, 1831; также: Исторический сборник Вольной русской типографии в Лондоне. Кн. 2. Лондон. 1861; Шильдер Н. К. Император Александр I. Его жизнь и царствование. Т. 4. СПб., 1899; Государственная уставная грамота Российской империи. Берлин, 1909. О содержании и месте этого проекта в общественно-политической жизни России см.: Вернадский Г.В. Государственная уставная грамота Российской империи 1820 г. : Историко-юридический очерк. Прага, 1925; Предтечинский А. В. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX в.М.; Л., 1957; Парусов А. И. Государственная уставная грамота 1820 г.// Уч. зап. Горьковского университета. Вып. 72. Горький. 1964; Скрипилев Е. А. Государственная уставная грамота Российской империи 1820 г.// Советское государство и право. 1980. № 7; Минаева Н. В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX в. Саратов, 1982; Мироненко С. В. Самодержавие и реформы. М., 1989. На несомненное влияние этого правительственного конституционного проекта на «Конституцию» Н. Муравьева впервые указал Г.В. Вернадский (См.: Вернадский Г. В. Скрытый источник конституции Н. Муравьева // Ученые записки Таврического университета. Вып. 1. Симферополь, 1919).

[27] О Балашове и его генерал-губернаторской деятельности см.: Акульшин П.В. Генерал-губернатор А.Д. Балашов // Отечественная история. 2004. № 2. Об институте генерал-губернаторства см.: Институт  генерал-губернаторства и наместничества в Российской империи. Т. 1-2. СПб., 2001-2003.

[28] Всеподданнейший доклад генерал-адъютант А.Д. Балашова о первоначальном основании управления округа его порученного // Материалы, собранные для высочайше учрежденной комиссии о преобразовании губернских и уездных учреждений. Отдел административный. Ч. 1. Материалы исторические и законодательные. Отделение 1 СПб., 1870.С. 113-114; Балашов А.Д. Записки касательно моей жизни // Архив СПб Института истории Ф  16, Балашовых. Оп. 1. Д. 217. Л. 99.К концу царствования Александра I состояли в ведении военных губернаторов и генерал-губернаторов 37 губерний и только в 14 губерниях власть осуществляли одни гражданские губернаторы (Вернадский Г.В. Государственная Уставная грамота Российской империи 1820 г. Историко-юридический очерк. Прага, 1925. С. 44). В августе 1825 г. было создано генерал-губернаторство, в состав которого вошли Нижегородская, Казанская, Симбирская и Пензенская губернии. Его главой стал генерал от инфантерии А.Н. Бахметьев, сверстник А.Д. Балашова и его однополчанин по Измайловскому полку в последние годы правления Екатерины II.

[29] Всеподданнейший доклад генерал-адъютант А.Д. Балашове о первоначальном основании управления округа его порученного // Материалы, собранные для высочайше учрежденной комиссии о преобразовании губернских и уездных учреждений…  С. 115.

[30] Балашов А.Д. Обозрение частей гражданского управления по губерниям и некоторые соображения по сему предмету … // Материалы, собранные для высочайше учрежденной комиссии о преобразовании губернских и уездных учреждений… С. 125.

[31] Балашов А.Д. Обозрение частей гражданского управления … С. 144-145.

[32] Балашов А.Д. Докладная записка 9 июля 1821 гг. // РГИА. Ф. 1167, Комитета 6 декабря 1826 г. Опись дел Архива Государственного совета. Т. XVI. СПб., 1912. Д. 140. Л. 109.

[33] Балашов А.Д. Всеподданнейшее донесение, декабрь 1826 г. // РГИА. Ф. 1167, Комитета 6 декабря 1826 г. Опись дел Архива Государственного совета. Т. XVI. СПб., 1912 Д. 140. Л. 7; Балашов А.Д. Обозрение частей гражданского управления … С. 134-135, 140. Очевидно, с генерал-губернаторской деятельностью А.Д. Балашова связано появление  сенатского указа 18 марта 1825 г., который  предоставлял генерал-губернаторам и военным губернаторам право, учреждать в подчиненных  им  губерниях опеки над имением помещиков за жестокость и расточительство (ПСЗ-I. Т. XXXX. № 30.297).

[34] Балашов А.Д. О приспособлении губернского управления в Рязани к общему ходу дел // …С. 147.

[35]   В канцелярии А.Д. Балашова служили: Гаммель И.Х. (1788-1861), известный естествоиспытатель, медик, инженер, экономист,  член-корреспондент АН с 1813 г., академик по кафедре технологии с 1829 г.;  Лудлов В.,  горный  инженер,  руководитель в 1806 г. экспедицией на Новую Землю в 1806 г.; Виадо де А.,  подполковник корпуса инженеров путей сообщения, перешедший  на русскую службу испанец.  Он, скорее всего, и был автором « проекта А.Д. Балашова» об устройстве дорог (1822 г.), о котором см.: Историческое обозрение деятельности Комитета министров. Т. 1. СПб., 1902. С. 512-513. При поддержке генерал-губернатора были изданы: Воздвиженский Т.Я.  Историческое обозрение  Рязанской епархии М., 1820; Воздвиженский Т.Я. Историческое обозрение Рязанской губернии, М., 1822; Воздвиженский. Д.Т. Могущество, величие и слава России. М., 1822; Краткие записки к статистической таблице округа, подчиненного надзору генерал-адъютанта Балашова. М., 1823. В Туле в эти годы изданы:  Васильев В.Ф. Общее понятие о Тульской губернии. Тула, 1820; Броневский В.Б. Обозрение Южного берега Тавриды Тула, 1822;  Покровский Ф.Г. Дмитрий Иванович Донской. Тула 1823. (Об авторах и изданиях см.: Глаголева О.Е. Тульская книжная старина. Очерки культурной жизни XVIII-первой половины XIX вв. Тула 1992. С. 9-18). Одним из авторов был тульский  губернатор  граф В.Ф. Васильев, племянник покойного министра финансов А.И. Васильев.

[36] Калайдович К.Ф. Письма к Алексею Федоровичу Малиновскому об археологических исследованиях в Рязанской губернии с рисунком найденных там в 1822 году древностей. М., 1823;  Макаров М.Н. Несколько заметок об А.Д. Балашове // Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 231, М.П. Погодина. Оп. III. Картон 7. Ед. хр. 65. Л. 1об-2; Указ о водворении изувеченных воинов близ памятника, воздвигаемого вел. кн. Дмитрию Ивановичу Донскому на Куликовом поле // ПСЗ-1. Т. XXXVII. № 30.040.

[37] Рескрипт генерал-губернатору А.Д. Балашову о преобразовании губернского правления в Рязанской губернии от 2 марта 1823 г. // ПСЗ-I. Т. XXXVIII. № 29334; О приспособлении губернского управления в Рязани к общему ходу дел // Материалы, собранные для высочайше учрежденной комиссии о преобразовании губернских и уездных учреждений… С. 146.

[38] Балашов А.Д. Проект Устава общего гражданского управления, прилагаемый 16 января 1825 г.//  Материалы, собранные для высочайше учрежденной комиссии о преобразовании губернских и уездных учреждений… С. 154.

[39] Проект правил Губернского правления // Отдел рукописей Российской национальной библиотеки. Ф. 637, К.Г. Репинского. Оп. 1. Ех. 18, л. 43. Проект правил датирован 19 июня 1824 г. (Там же. Л. 1). Измененный в ряде незначительных деталей он был «принят» 16 января 1825 г. (Проект Устава общего губернского управления // Материалы, собранные для высочайше учрежденной комиссии о преобразовании губернских и уездных учреждений … С. 152).

[40] Балашов А.Д. Отчетные записки по Рязанской губернии. С 1823 по 1827 гг. // Материалы, собранные для высочайше учрежденной комиссии о преобразовании губернских и уездных учреждений… С. 216. Эти документы опубликованы: Проект устава общего губернского  правления // Материалы, собранные для высочайше учрежденной комиссии о преобразовании губернских и уездных учреждений…С. 152-165; Проект устава общего уездного управления // Там же. С. 166-177; Начальные правила краткой инструкции начальнику губернской полиции // Там же. С. 182-187; Инструкция помощникам начальника губернской полиции // Там же. С. 188-193; Распорядок о назначении впредь сотских и десятских // Там же. С. 194; Наставления сотским в деревнях // Там же. С. 195-202; Наставления десятским в селениях // Там же. С. 203-208; Наставление каждому хозяину в селении // С. 209-212.  О содержании этих проектов см.: Тот Ю.В. Полицейские учреждения в проектах преобразования местного управления А.Д. Балашова // Россия в XIX-XX вв. СПб., 1998.

[41] Отчетные записки по Рязанской губернии. С 1823 по 1827 гг. … С. 220-221; О серьезном отношении императора к административным  изменениям в провинции свидетельствует  именной указ  об особых мундирах для чиновников пяти губерний, подчиненных Балашову, важный для закрепления их особого служебного статуса (Именной указ о мундирах  чиновникам губерний, подчиненных генерал-губернатору А.Д. Балашову // ПСЗ-I. Т. XXXX. № 30301).

[42] Балашов А.Д. Отчетные записки по Рязанской губернии. С 1823 по 1827 гг. … С. 221.

[43] Рескрипт о восстановлении прежнего порядка управления в губерниях Воронежской, Орловской, Рязанской, Тамбовской, Тульской от 12 июня 1827 г. // ПСЗ-II. Т. II. № 1170; Об увольнении от должности генерал-губернатора А.Д. Балашова // РГИА. Ф. 1286, Департамент полиции исполнительной. Оп 4. Д. 720. Л. 1-74; О передаче из канцелярии МВД дел, находящихся в канцелярии бывшего генерал-губернатора Рязанского, Тульского, Орловского, Воронежского и Тамбовского А.Д. Балашова // РГИА. Ф. 1286, Департамента полиции исполнительной. Оп. 4 (1828 г.). Д. 79а. Л. 1-4;  Журналы комитета учрежденного Высочайшим рескриптом 6 декабря 1826 г. // Сборник императорского Русского Исторического общества. Т. 74. СПб., 1891. С. 116-121, 139-147.

[44] Борятинский С.С. Объяснение заседателю Ранненбургского земского суда. 26 июня 1824 г.  // Труды Рязанской ученой архивной комиссии. Рязань, 1888. Т. III. № 1. С. 5. Князь Борятинский (Барятинский) С.С. (около1790-1830), отставной штабс-ротмистр, до отставки с военной службы в 1817 г. был близок к декабристским кругам, в 1812 г. служил в кавалерийском полку графа М.А. Дмитриева-Мамонова, дальний родственник декабриста кн. А.П. Барятинского, двоюродный брат мемуариста С.П. Жихарева. Известные воспоминания последнего «Записки современника» представляют собой письма, адресованные князю С.С. Борятинскому. 

[45] Ростиславов Д.И. Записки // Русская старина. 1894. № 12. С. 61. Ростиславов Д.И. (1807 или 1808-1877), профессор Петербургской духовной академии, известный церковный деятель сер. XIX в., сторонник реформирования положения белого духовенства. Сын сельского священника, учился в Рязанской духовной семинарии в 1820-е гг.

[46] Скобелев И.Н Письмо И.И. Дибичу, 14 мая 1826 г. // Отдел рукописей Российской национальной библиотеки. Ф. Н.К. Шильдера. Картон 17. Ед. хр.  6. Л. 24-25. Скобелев И.Н. (1778-1849), дед известного русского полководца пореформенной эпохи М.Д. Скобелева. Судя по хорошему знанию деталей к  ближайшему окружению генерал-губернатора относился и неизвестный автор записки «На учреждение должности начальника губернской полиции», критиковавший преобразования А.Д. Балашова по полицейской части (Записка на учреждение должности  начальника губернской полиции // Материалы, собранные для высочайше учрежденной комиссии о преобразовании губернских и уездных учреждений… С. 224).

[47] Гр. Н.С. Мордвинов, А.А. Закревский, П.Д. Киселев, кн. А.Г. Голицын, А.Д. Балашов и А.И. Ермолов в доносе на них  в 1826 г. // Русская старина. 1881. № 1. С. 190.

[48] Отдел рукописей Российской  национальной библиотеки. Ф. Н.К. Шильдера. Картон 17.  Д. 6 Л. 24-25; РГИА. Ф. 123. Оп. 1. Д.  98. Л. 171-172, 192-196; Ф. 1286. Оп. 3 (1822 г.). Д. 19. Л. 1-20; Г АРО. Ф. 920. Оп. 1. Д. 1060. Л. 12-14. О Н.И. Кривцове (1791-1843) и его неудачной губернаторской деятельности см.: (Сабуров Я.С.) Николай Иванович Кривцов // Русская старина. 1888. № 12; Гершензон М.И. Декабрист Кривцов и его братья. М., 1914; Воронежские губернаторы и вице-губернаторы. 1710-1917. Воронеж, 2000. 

[49] О местном управлении 1830-1850-х гг. см.: Шумилов М.М. Местное управление и центральная власть в России в 50-начале 80-х гг. XIX в. М., 1991; Иванов А.Е. Губернское чиновничество 50-60-х гг. XIX в. в России: Историко-источниковедческие очерки. Калуга, 1994; Морякова О.В. Система местного управления России при Николае I. М., 1998.

[50] Зайончковский П.А. Правительственный аппарат самодержавной России в  XIX в. М., 1978. С. 158-160. Колоритные детали деятельности этого пензенского губернатора см.: Селиванов И.В. Из записок // Русская старина. 1880. № 7.

[51] О деятельности Муравьева в Туле см.: Матханова Н.П. Генерал-губернаторы Восточной Сибири середины XIX в.: В.Я Руперт, Н.Н. Муравьев-Амурский, М.С. Корсаков. Новосибирск, 1998. С. 105-113.  О Н.М. Гамалеи см.: Дубасов И.И. Указ. соч. С.  53-55. О В.М. Прокоповиче-Антонском см.: ГАРО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2036;  Д. 3129. Л. 70-93; Рязанская энциклопедия. Т. 2. С. 201. О П.И. Булгакове см.: Семенов П.П. Мемуары. Т. 3.  Эпоха освобождения крестьян в России (1857-1861 гг.) в воспоминаниях бывшего члена-эксперта и заведующего делами Редакционных комиссий. Пг., 1915. С. 193; Захарова Л.Г. Самодержавие и отмена крепостного права в России. 1856-1861. М., 1984.  О А.А. Корнилове см.: Государственный архив Российской Федерации. Ф. 48.  Оп. 1. Д. 28, 242; Грот Я. Пушкин, его лицейские товарищи и наставники. СПб., 1899. С. 218, Гастфрейнд Н. Товарищи  Пушкина по императорскому Царскосельскому лицею. Материалы для словаря лицеистов 1-курса. 1811-1817. Т. 3. СПб., 1913.  С. 167-178; Декабристы. Биографический справочник. М., 1988. С. 85.

[52] О проекте издания в Туле газеты см.: Глаголева О.Е. Русская провинциальная старина. Очерки культуры и быта Тульской губернии XVIII-первая половина XIX в. Тула, 1993. С. 103-104.

Автор

Другие записи

Комментарии

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *