С. Ю. Витте и русско-японская война

Б. В. Ананьич, С. К. Лебедев

Из русских государственных деятелей конца XIX начала ХХ века именно С. Ю. Витте, министр финансов в 1892-1903 гг. и председатель Совета Министров в октябре 1905 — апреле 1906 гг., был одним из главных архитекторов дальневосточной политики России в царствование Александра III и Николая II.[1] Во многом благодаря Витте Россия втянулась в экономическое и политическое соперничество с европейскими державами и Японией на огромной территории Китайской империи.

Важную роль в развитии экспансии России на Дальнем Востоке сыграло сооружение Великого Сибирского пути. Ещё в мае 1882 г. по распоряжению Александра III Комитет министров обсудил возможное направление Сибирской железной дороги. В марте 1891 г. было объявлено о начале её строительства, а 19 мая во Владивостоке состоялась торжественная её закладка.[2] Но интенсивное строительство магистрали началось только после того, как Витте занял в 1892 г. пост министра финансов и обеспечил её финансирование. В декабре 1892 г. был образован Комитет Сибирской дороги во главе с наследником престола великим князем Николаем Александровичем. Таким образом, завершение строительства дороги стало как бы личным делом императора Николая II после его вступления на престол в 1894 г. Это способствовало и росту влияния С. Ю. Витте. Очень скоро он стал одним из самых влиятельных министров и начал принимать участие в решении важнейших вопросов правительственной политики, в том числе находившихся за пределами компетенции Министерства финансов.

Так, Витте “сыграл решающую роль в определении позиции России в отношении к Симоносекскому договору, навязанному Японией разгромленному Китаю 5(17) апреля 1895 г.”[3] В результате совместного выступления России, Франции и Германии, Япония вынуждена была отказаться от первоначальных условий договора и от претензии на захват Ляодунского полуострова. Россия была инициатором организации демарша трех держав, и это не могло не сказаться на дальнейшем развитии русско-японских отношений. Семена будущего конфликта были заложены, и его военный исход стал вопросом времени. Витте был осведомлен о стремительном росте экономики и военном потенциале Японии благодаря сообщениям агентов Министерства финансов. Однако экономические успехи потенциального противника не очень-то его беспокоили, и никак не отразились на предпринятом Министерством финансов в середине 1890-х гг. экономическом проникновении на рынки Дальнего и Среднего Востока. Возможно, это было связано с тем, что в самой России 1893-1894 гг. были отмечены начавшимся бурным промышленным подъемом. Он сопровождался “повышательной кампанией на русских биржах”, прерванной ненадолго кризисом 1895 г.[4]

По инициативе Витте, в 1895 г. Китаю, для уплаты контрибуции Японии, был предоставлен франко-русским синдикатом заем на 100 млн. рублей под гарантией русского правительства. В том же году был образован Русско-Китайский банк[5].

Он стал каналом для вывоза русских капиталов на Дальний Восток и наряду с Петербургским Международным коммерческим банком[6] — инструментом финансовой политики русского правительства в Маньчжурии и Корее. В конце 1896 г. в Россию, на коронацию Николая II, приехал представитель китайского правительства Ли Хунчжан. В Петербурге и в Москве Витте провел с ним переговоры и подписал оборонительный союз против Японии. Китайское правительство предоставило Русско-Китайскому банку концессию на постройку Китайской Восточной железной дороги. В декабре 1896 г. было создано Общество КВЖД.

К концу 1890-х годов политика Витте приняла достаточно конкретный и целенаправленный характер. Витте надеялся, что в течение примерно десяти лет Россия догонит более развитые в промышленном отношении государства Европы и займет прочные позиции на рынках стран Ближнего, Среднего и Дальнего Востока. Ускоренное промышленное развитие России Витте рассчитывал обеспечить за счёт привлечения иностранных капиталов; накопления внутренних ресурсов с помощью казенной винной монополии и усиления косвенного налогообложения; таможенной защиты русской промышленности от западных конкурентов и поощрения русского вывоза[7]. С 1889 до 1902 г. государственный долг России вырос почти на 2 млрд. руб. или на 45%[8].

К 1897 г. “была завершена дипломатическая, финансовая и организационная подготовка для дальнейшего ведения предпринятой Витте политики “мирного проникновения” не только в Маньчжурию, но и “вообще в страны Восточной Азии”[9] По выражению В. К. Плеве, было создано “дальневосточное “государство Витте”, костяком которого явилась КВЖД, протяжением около 2400 верст”. “Как писал другой недоброжелатель Витте, В. И. Гурко, “Витте выкроил себе на Дальнем Востоке целое царство, имеющее все атрибуты самостоятельного государства, как-то: собственное войско, именовавшееся Заамурской пограничной стражей и прозванное обывателями, по имени жены Витте, Матильдиной гвардией, собственный флот, а главное, собственные финансы”[10] Витте придавал большое значение китайскому рынку. Об этом свидетельствует его помета на докладе военного министра А. Н. Куропаткина Николаю II в 1900 г. На замечание Куропаткина, что России следует ограничиться сферою Северного Китая и не строить железных дорог южнее великой стены, Витте возразил: “Мы историческим путем будем идти на юг. Из-за Маньчжурии не стоило и огород городить. Весь Китай — все его богатства находятся преимущественно на юге. Но, конечно, это дело будущего”.[11]

В результате промышленного взлета 90-х годов Россия приблизилась к индустриально развитым странам, однако, отнюдь не догнала их, как это планировал Витте. В конце 1898 г. на европейском денежном рынке появились первые признаки приближающегося финансового кризиса, разросшегося в 1899г. в общеевропейский. В 1900 г. наступил мировой экономический кризис, в полной мере давший себя знать и в России. С наступлением кризиса обнаружилась и несостоятельность попыток Витте пользоваться кредитом в международном масштабе и лавировать между биржами Парижа, Берлина Лондона и Нью-Йорка.

К началу экономического кризиса Витте, казалось, сопутствовал успех. Россия уверенно занимала позиции на рынках Дальнего и Среднего Востока, тесня там своих соперников. Однако “мирное” экономическое проникновение в эти районы не только было сопряжено со значительными расходами, ложившимися на плечи российского налогоплательщика, но и способствовало дальнейшему обострению русско-английских русско-японских противоречий и только приблизило развязку войны с Японией. Равновесие бюджета России к концу 1902 г. уже находилось под угрозой. Между тем, к 1902 г. Витте лишился расположения императора. В апреле 1902 г. был убит министр внутренних дел Д. С. Сипягин. Его приемником стал В. К. Плеве. С приходом к власти Плеве значительно возросла роль Министерства внутренних дел в определении общеполитического курса царского правительства, а в самой высокой сфере государственного управления занял место опытный полицейский и расчетливый политик. Усилившееся за минувшее десятилетие влияние Министерства финансов и Витте начало падать. Яростной критике политика Витте подверглась со стороны не только Плеве, но и так называемого “безобразовского кружка”, группы, во главе со статс-секретарем А. М. Безобразовым, шовинистически настроенных сторонников активной политики на Дальнем Востоке и, в частности, в Корее.[12] Группа эта сколотилась уже в начале 1898 г. и благодаря покровительству великого князя Александра Михайловича стала серьезной оппозицией политике Витте. Открытая война между безобразовцами и Витте развернулась на заседаниях Особого совещания министров по дальневосточным делам в марте-мае 1903 г. 7 мая заседание проходило с участием Николая II и приняло характер острой схватки между Витте и министром иностранных дел В. Н. Ламздорфом, с одной стороны, и Безобразовым — с другой. Витте и Ламздорф проиграли эту схватку. На заседании было принято решение о создании Особого комитета по делам Дальнего Востока. К нему перешли основные функции управления дальневосточной политикой.[13] 16 августа 1903 г Витте был уволен с поста министра финансов и назначен на почетный, но лишенный влияния, пост председателя Комитета министров. Он был полностью отстранен от дальневосточных дел.

После отставки с поста министра финансов Витте выехал с семьей в свое поместье на кавказском побережье Черного моря, близ Сочи. В ночь на 28 января 1904г. японские миноносцы атаковали русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура и вывели из строя два броненосца и один крейсер. 28 января последовало официальное объявление войны. В январе 1905г. в России началась революция.

С начала войны с Японией Витте возвратился с новыми силами в Петербург и тотчас погрузился в политические интриги. Вскоре он обнаружил, что его положение не столь безнадежно, как ему показалось в первые мгновения после отставки, а его пост председателя Комитета министров дает ему полное право деятельного участия во власти. Имя Витте выступало на первый план и тем больше и чаще, чем всеобщее недовольство политикой монарха было заметнее не только в широких слоях населения, но и в кругах высокого чиновничества. Особняк Витте, “белый дом” на Каменноостровском проспекте в Петербурге стал местом сбора недовольных тогдашним режимом. Витте начал кампанию по превращению поста председателя Комитета министров в пост председателя Совета министров, который еще следовало создать.

Возвращение Витте в Петербург совпало с крупными неудачами русского оружия. В Министерстве финансов составилось большое собрание документов и докладных записок о русской политике на Дальнем Востоке: некоторые из них были напечатаны в типографии Министерства финансов сравнительно большим тиражом, между прочим, секретная записка, которую Витте представил императору после своего возвращения из Маньчжурии и с Квантунского полуострова[14]. В этой записке, которую он предоставил всем членам Государственного Совета и министрам, а также прессе, он изложил положение вещей и на основе своих наблюдений открыто и ясно поставил вопрос: война или мир? Если желателен мир, то в отношении Японии и Китая нужны были обязательства эвакуации русских войск из Маньчжурии к сентябрю 1903 г. И отказ от любых влияний на Корею. Если напротив было желание остаться в Маньчжурии и идти в Корею, то следовало военную силу в Маньчжурии не уменьшать, а как можно скорее по суше и по воде переправить туда, по меньшей мере, 200 000 человек и держать в гарнизонах. Интересно, что эта записка совпадает с высказываниями, которые военный министр А. Н. Куропаткин изложил императору в докладе о своей поездке в Японию незадолго до войны. Взгляды Витте и Коропаткина были оспорены наместником Дальнего Востока адмиралом Е. И. Алексеевым, который уверял императора, что японцы не отважатся на войну. Военные неудачи и революция спровоцировали полемику в печати об ответственности за происхождение войны. Витте принял в этой полемике самое активное участие. Он использовал всякую возможность для пропаганды собственной версии происхождения войны. Через своих литературных агентов инспирировал газетные статьи. Публиковал документы и книги под собственным именем, или под именами других лиц, или псевдонимами. Главными виновниками войны Витте называл безобразовцев. Он обвинял их в авантюризме и безответственной агрессивности. Безобразовские концессии на реке Ялу (Туманган) в Корее были представлены им чуть ли не главной причиной войны.[15] Эта полемика, вспыхнувшая ещё в ходе войны, продолжалась до самой смерти Витте, а его концепция происхождения войны и революции получила свое развитие в написанных им мемуарах. Из них она перекочевала и в исследования, посвященные истории русско-японской войны. Но только в трудах Б. А. Романова была подвергнута серьезной научной критике. Б. А. Романов показал, что политика Витте объективно вела к назреванию Дальневосточного конфликта и, по существу своему, мало чем отличалась от более грубой по методам политики Безобразова и Ко.[16]

Витте одним из первых среди крупных представителей русской бюрократии выступил против продолжения войны. Он пытался убедить царя в необходимости скорейшего заключения мира запугивал его перспективой роста революционного движения и опасностью конфликта с французскими финансовыми и политическими кругами, заинтересованными в сохранении твердой власти в России как гарантии французских вкладов в русские фонды и основ франко-русского союза. Французское правительство готово было оказать России очередную финансовую помощь (в том числе и для оплаты вероятной контрибуции), но при условии мирного окончания войны. К июлю 1905 г. вопрос о займе, а стало быть, и о финансовом положении России, оказался в прямой зависимости от исхода мирных переговоров в Портсмуте, куда Витте был направлен в качестве уполномоченного русского правительства.

Война требовала много денег и уже съела свободную наличность Государственного казначейства, на сумму 400 млн. руб., которую Витте передал своему преемнику. Новый министр финансов, В. Н. Коковцев, обратился к Витте за советом относительно заключения заграничного займа. Витте не принадлежал к тем, которые оказывают услуги даром. Он предложил вопрос о займе представить Комитету министров. Подобный ответ он давал и другим министрам, коль скоро они обращались к нему за советом. Комитет министров, десятилетиями существовавший исключительно на бумаге и не имевший никакого значения, стал регулярно функционировать. Несмотря на все усилия Коковцову не удавалось заключить долгосрочный заем, который ротшильдовская группа отвергала. Призванный из Парижа в Петербург банкир Готтингер принял вместе с Banque de Paris et des Pays Bas, а также с Credit Lyonnais реализацию 300 млн. руб. в форме 5%-х казначейских обязательств с пятилетним сроком обращения. Поскольку Франция в отношении воюющих стран объявила свой нейтралитет, публичной подписки не было, и казначейские обязательства были распространены среди клиентов банков по курсу 99 за 100. Провизия гарантийного консорциума составила 1,5%. Несмотря на относительно малые суммы, казначейские обязательства были выпущены двумя сериями. Параллельно внутри империи были размещены 150 млн. руб. в форме 3,6% казначейских обязательств, которые были приняты банками в 6 сериях по 25 млн. руб. каждая. Война требовала новых средств, и монарх был принужден обратиться к Витте против своей воли (contre coeur). Приближалось также время, когда следовало подумать о возобновлении торгового договора с Германией. Царь хотел, чтобы переговоры вел Витте. Витте знал, что на этот раз договор не мог быть для России благоприятным, тем более что его заключение должно было быть связано с реализацией крупного займа на германском денежном рынке. Тем не менее, Витте блестяще решил поставленную ему задачу. Он с одобрения германского правительства заключил две финансовых операции с банковским синдикатом, состоявшим из Mendelssohn & Co, S. Bleichroder, Discontogesellschaft, Berliner Handelsgesellschaft. Первым был 4,5% так называемый русско-германский заем на сумму 500 млн. рейхсмарок. Для этой операции было принято условие, которое до той поры не использовалось при выпуске займов. Прежде право конверсии или досрочного выкупа принадлежало государству-контрагенту, здесь же это право закреплялось за держателями облигаций. Им было предоставлено по истечении 6 лет, 1 января 1911 г., требовать уплаты наличными по нарицательной стоимости, другая такая возможность была предусмотрена через три года, т.е. 1 января 1914 г. при обязательном уведомлении за полгода. Русское правительство же отказывалось от права конверсии или выкупа займа до конца 1916 г. Эмиссионный курс был 95, провизия банкам — 4,5%. Второй операцией была эмиссия 200 млн. руб. 5%-х казначейских облигаций с девятилетним сроком обращения, из которых 50 млн. руб. приняли русские банки. Эмиссионный синдикат получил один процент комиссионных и процентное вознаграждение[17].

Возвращение Витте из Нордерней, где он вел переговоры с князем Бюловым, произошло во время, когда в правительственных кругах обсуждался вопрос о форме народного представительства. В отсутствие другой инстанции обсуждение этого вопроса на всех стадиях было передано Комитету министров под председательством Витте. В соответствие с изменчивостью военного счастья колебалась воззрения придворной камарильи и соответственно правовые рамки обсуждавшегося народного представительства. После Ляояна и падения Порт-Артура, после неудачи при Шахе последовал Мукден. Еще был жив флот адмирала Рожественского, который приближался к японским водам. С. М. Проппер, издатель и главный редактор “Биржевых ведомостей,” отмечает, что за несколько дней до морской битвы при Цусиме Витте показал ему секретный список из 600 лиц, которые должны были быть арестованы в случае победы. На первом месте стоял Витте (имя Проппера, якобы, также было в длинном списке “подозрительных”)[18]. Настроение общества было нервозным. По получении первых известий о несчастном исходе сражения при Цусиме Витте телефонировал, что от плана арестов отказались. Вскоре последовало предложение о посредничестве от президента Соединенных Штатов Рузвельта. Возник вопрос о назначении главного уполномоченного для ведения мирных переговоров. Во всех предложениях, которые министр иностранных дел граф В. Н. Ламздорф делал императору, имя Витте было на первом или на втором месте. Император последовательно вычеркивал имя Витте и, соответственно, росло озлобление последнего против императора. В первом списке (Ламздорфа — Б. А. , С. Л. ) вместе с Витте фигурировал посол в Париже А. И. Нелидов. Нелидов выбыл под предлогом, что он недостаточно владел вопросами Дальнего Востока. Во втором списке вновь вместе с Витте стоял посол в Риме Н. В. Муравьев, который отказался под предлогом ослабленного здоровья. Было очевидно, что никто из карьерных дипломатов не желал взять на себя позор заключения мира, после того как стало известно, что Япония требовала в первую очередь уплаты большой контрибуции в качестве возмещения военных расходов, возврата всего отобранного в 1875 г. у японцев острова Сахалин, в дальнейшем срытия крепости Владивосток, обязательства не иметь флота в Тихом океане. Придворная камарилья начала комбинировать, что, возможно, будет не самым плохим, переложить на Витте в качестве делегата одиозное дело мирного договора, связать несчастный договор с именем Витте и тем самым окончательно уничтожить пугающее императора и придворные круги вновь возникшее влияние Витте.

Итак, Витте был назначен первым уполномоченным от России на переговорах. Второй уполномоченный, барон Р. Р. Розен, до начала войны был посланником в Японии. Секретарем в Америку Витте взял одного из директоров из Министерства финансов И. П. Шипова, который затем последовательно занимал посты министра финансов, министра торговли и промышленности и управляющего Государственным банком. Большую услугу Витте оказал сотрудник “Daily Telegraph” Э. М. Диллон, находившийся с ним и, благодаря такту и разуму которого Витте смог получить очень хорошую прессу в Америке, что не осталось без влияния на ход переговоров[19].

Витте в своих мемуарах писал, что его триумфально встретили в столице. Но один из встречавших, хозяин “Биржевых ведомостей” С. М. Проппер свидетельствует: “Когда поезд, на котором Витте возвратился из Портсмута, подошел к Варшавскому вокзалу Петербурга, на перроне находились едва пара дюжин встречавших. Ни одного представителя правительства, никого от городского управления, никого от двора, хотя день и час прибытия были своевременно объявлены в прессе. Серый, невзрачный, никому не известный человечек, по виду мелкий чиновник, выступил вперед. В нескольких приветственных словах он поблагодарил Витте за то, что сейчас, когда мир с помощью Витте заключен, не нужно будет больше проливать кровь сынов России. Его речь вылилась в дифирамб. Безмолвная тишина… Витте огляделся совершенно растерянно на холодный прием и, видимо, искал знакомое лицо…”[20]

Витте не скрывал горького разочарования. Отовсюду его приветствовали за успешное заключение мира, главы правительств стран, которые он проезжал, оказывали ему знаки глубокого внимания. Император Вильгельм пригласил его быть императорским гостем в Роминтене, выехал лично ему навстречу и заехал за ним в автомобиле. Только одна Россия молчала. Только после того, как стало известно о необычно сердечном приеме кайзером Вильгельмом, в Пскове Витте была доставлена телеграмма министра двора Фредерикса с сообщением, что император на днях примет Витте в финских шхерах.

По мнению шефа “Биржевых ведомостей” С. М. Проппера, холодность императора стала камертоном для отношения к Витте. Действительно, император и императрица резко говорили о тех, кто приложил руку к заключению мирного договора, ставшего позором России. Николай II и императрица выражали досаду по поводу заключения мира в тот момент, когда русская армия была в столь блестящем положении, и император возбужденно говорил о ловкости японцев, с какой они отказались от контрибуции, и сказал, что он был обманут, когда отдавал половину Сахалина. Императрица говорила еще более резко. По наблюдениям французских дипломатов, в Петербурге договор в Портсмуте не вызвал энтузиазма и даже удовлетворения вне делового мира. Лишь биржа приветствовала его повышением на 4 пункта. Печать, кроме “Гражданина” и “Биржевых ведомостей,” высказывалась о мире очень сдержанно, даже либеральные газеты, приветствуя мир, считали его тяжелым. Сам Витте сразу после заключения Портсмутского договора, как свидетельствует И. Я. Коростовец, думал, что мир был необходим и государь принял мудрое решение, поддавшись убеждениям Т. Рузвельта, но вместе с тем считал, что это лишь этап в борьбе рас и народов на Тихоокеанском побережье[21]. До войны Витте, не предвидя все будущие перемены, в целом оптимистично рассуждал о перспективах неизбежного сближения “желтой и белой рас”, не сомневаясь, “что на долю России в деле этого сближения выпадает серьезная задача”[22].

Перипетии переговоров в Портсмуте и роль Витте как главного уполномоченного российского правительства хорошо известны, в первую очередь по исследованиям Б. А. Романова[23]. Именно он поддержал и документально обосновал версию самого Витте, что тот привез из Америки вполне приемлемый для России мир потому, что действовал, не считаясь с канонами официальной дипломатии. Б. А. Романов показал также, что Витте, хотя и любил подчеркивать, что он “не дипломат”, еще в 1895-1903 гг. на посту министра финансов оказывал большое влияние на внешнюю политику России, а с назначением в 1900 г. министром иностранных дел В. Н. Ламздорфа и вовсе стал “непререкаемым авторитетом по дальневосточным делам”[24].

Сам Витте в день приезда в Петербург, в беседе с главой влиятельной газеты “Биржевые ведомости” С. М. Проппером, не без театральных эффектов, изложил подробности переговоров о мире[25].

Отказ японцев от главного пункта своих требований — контрибуции Витте приписал своей деятельности на посту министра финансов в 1892-1903 гг.: “Если при Sadowa (австро-прусская война, 1866 г. — Б. А. , С. Л. ) как говорят, победил прусский школьный учитель, то в Портсмуте, вероятно, с не меньшим основанием, скажут — творец русской золотой валюты Витте”. Когда все пункты договора были уже обговорены и японцы свое требование передачи Сахалина сократили наполовину, отказались от требования срыть укрепления Владивостока, не стали требовать обязательства России не иметь никакого флота на Тихом океане, (обязательства, отказ от которого после уничтожения русского флота у Порт-Артура и при Цусиме, Витте, по его словам, “мог принять лишь с внутренней усмешкой”), они с тем большей определенностью рассчитывали провести главное притязание: вопрос военной контрибуции.

На этом последнем заседании Витте, по его словам, потерял хладнокровие. Соскочив со стула, он начал ходить взад-вперед по комнате, все более распаляясь. “Мы были с бароном (Д. ) Комурой напротив друг друга одни с двумя переводчиками”. Витте сказал, по его собственным словам, следующее: “Мы оплатим ваши расходы по содержанию наших пленных, Мы не допустим, чтобы вы наших несчастных солдат и матросов, которые попали в ваши руки, кормили даром. Для нас это долг чести. Представьте ваш счет, мы вычтем из него то, что нам следует от вас, так как мы тоже взяли пленных, — и по рукам. Но контрибуции, и это я Вам скажу прямо, вы от нас никогда не получите: ни рубля, ни иены, будь то золотом, серебром или облигациями”. Витте продолжил Пропперу свой рассказ о своем натиске на партнера по переговорам так: “Я подошел к соседнему столу.

— Вы выиграли многие сражения на суше и на море. У нас больше нет флота, но зато на хороших позициях есть армия, численность которой растет с каждым днем. Вы имеете право утверждать, что и ее вы победите. Я этому не верю, но не стану возражать. Вы можете мне сказать, что вам перейдет вся Маньчжурия. Я даже пойду дальше Вас. Вы займете Уссурийский край, Владивосток, и я не знаю даже что еще. Победит ли тем самым Япония Россию? Нет и еще раз нет. Россия продолжит свою борьбу на месяцы, на год, два, три — так долго, как это будет необходимо. Вы знаете, как повернулось колесо фортуны после взятия Наполеоном Москвы в 1812 г. А Владивосток все же не Москва. Можете ли Вы, уважаемый барон, представить на мгновение, что ваш флот, подобно эскадре Рожественского, отправится в русские воды, бомбардирует русские балтийские порты, сумеет взять Кронштадт, высадиться под Петербургом? Нет. Ясно, что вы не сможете этого сделать. Итак, что же дальше? Затяжная война, которая может продлиться еще многие годы. Хотим ли мы сейчас посмотреть, кто дольше выдержит?…”

Проппер живописует, как Витте, бросился в свое широкое кресло, положил два пальца на вырезы жилетки (жест, который он, вероятно, усвоил в Америке), улыбка прошла по его лицу. Он продолжал свой рассказ о Портсмуте: “С Вами, барон, сейчас говорит человек, который десять лет был министром финансов. Если станет известно, что мирный договор был близок к заключению, и что переговоры разбились о мучительный денежный вопрос, что кровь будет литься дальше, на этот раз исключительно из-за презренного металла, то ясно, что ни вы, ни мы не сможем рассчитывать получить иностранные займы. Ни Америка, ни Европа не даст нам ни рубля и ни иены: ни ваш союзник Англия, ни наш – Франция. Сами армии, не стану лгать, мы сможем еще долго снабжать бумажными деньгами, но не получим звонкую золотую наличность и ни фунта военных материалов. Я исхожу в дальнейшем из того, что как вам, так и нам удастся, правда, на ростовщических условиях, найти иностранные кредиты. Чтобы получить деньги в Англии, вы представили в качестве залога по первым двум займам доходы от таможен, для двух следующих займов – вашу табачную монополию. Напротив, у нас все ресурсы еще полностью свободны. Наши займы мы заключили без того, чтобы заложить что-нибудь. Итак, у нас есть в резерве еще многое, что мы можем предложить нашим кредиторам. Но что вы еще сможете предложить, чтобы получить новые золотые займы? Вы можете, уважаемый барон, указать на ваши внутренние источники. Прекрасно. Как с этим обстоит у вас и у нас? Обратимся к металлической наличности эмиссионных банков. Каким количеством золота обладает японский эмиссионный банк? 130 млн. рублей. А сколько золота лежит в нашем Государственном банке? Полтора миллиарда рублей. Итак, кто сможет продержаться дольше и станет в итоге победителем, вы или мы?”[26]

— Барон Комура, — закончил Витте свой рассказ, не ответил ни слова, долго размышлял, четверть часа или дольше, затем поднял лицо, улыбка исказила его черты. Он взял один из огромных карандашей, которые лежали на столе, и написал твердой рукой одно содержательное слово: Сonsent (согласен). Мир между Россией и Японией был заключен”.

Когда Витте, по его словам, все это рассказал в Роминтене кайзеру Вильгельму, тот от радости ударил себя по колену, улыбнулся, открыл лежавшую перед ним коробочку с цепью ордена Черного Орла и, передавая ее Витте, сказал серьезно: “Как жаль, что Вы не родились в Германии. У меня был бы готовый преемник моего Бюлова.” С характерным для Витте добавлением красок в свои рассказы, он привел Пропперу свой ответ: “Я тоже сожалею, что Ваше величество не сидите на русском троне. Я считал бы счастьем служить великому монарху”. Цепь ордена Черного Орла Витте хранил в особом стеклянном ящичке, где лежали все его награды.[27]

Когда Витте вернулся из поездки в шхеры на встречу с императором Николаем II, его было не узнать. Императорская благодарность превзошла все его ожидания. Графский титул был вершиной его самых смелых мечтаний. Витте принимал поздравления с необъяснимой, как пишет Проппер, для этого великого человека надменностью. Когда знакомые называли его, как это до сих пор было принято, Сергеем Юльевичем, то он подчеркнуто поправлял: “граф Сергей Юльевич”. Он даже сетовал на то, что депутация рабочих, которая поднесла ему адрес по случаю заключения мирного договора, не разу не назвала его “сиятельством”, а в адресе графский титул даже не был упомянут.

Витте наслаждался императорской милостью и благоволением. Император оставил его ужинать, подробно обсудил с ним внутреннее положение, попросил ознакомиться с проектами Государственной Думы и представить свои соображения в личном докладе; утром император с детьми проводил его к кораблю. Вопрос назначения Витте главой кабинета был практически решен. Витте выразился даже так, что “потомство должно говорить о графе Витте не только как об авторе валютной реформы, строителе Сибирской дороги, творце Портсмутского мира, но также как о создателе русской Государственной Думы“[28]. Амбиции спасителя России и не меньше.

Витте попытался тогда же, осенью 1905 г. добиться увековечения своего имени в переименовании Каменноостровского проспекта, где находился его дом в Петербурге, в “улицу графа Витте”. Он попросил Проппера, как гласного городской думы и влиятельного члена либеральной партии муниципалитета, поставить этот вопрос. Сам Витте, однако, не мог понять, что это было невозможно при росте непопулярности его имени в широких слоях населения, при той враждебности, которая господствовала в отношении него не только в либеральных, но и в реакционных кругах Петербургской городской думы. В либеральной группе профессор Петербургского университета и главный редактор газеты “Наша жизнь” Л. В. Ходский, а также известный адвокат Шнитников оппонировали этой идее в резкой форме. В случае если подобное предложение будет внесено в городскую думу, Ходский угрожал “заклеймить позором истинную физиономию Витте и политические происки этого архиреационера”. Городской голова Н. А. Резцов также категорически отверг эту инициативу в любой форме. Лидер консервативной партии “стародумцев” в Петербургской городской думе председатель Общества взаимного кредита Никитин обрушился на Витте за его кокетничанье с либералами и заявил, что “стародумцы” будут голосовать против любого чествования Витте[29]. Так бесславно закончилась попытка графа Витте поставить себе памятник при жизни.

Славу финансового спасителя России в период войны и революции 1905 г. Витте отстаивал в острой полемике со своим преемником на посту министра финансов В. Н. Коковцовым. Витте в “Воспоминаниях” отметил, что Коковцов, подписавший формально контракт о займе 1906 г., затем пытался единолично стяжать лавры, выступив в Государственной Думе с рассказом о том, “какие мучения он испытал при ведении дела”. Витте продолжает: “Одним словом, почтеннейший Владимир Николаевич рассчитывал на то, что, так как ни Государственной Думе, ни россиянам неизвестно, как совершалось это чрезвычайное дело, то все поверят, что он – Владимир Николаевич – явился спасителем России. Тут весь Коковцов…”[30] и Витте – тоже. В заключение своей брошюры о займе 1906 г. Витте приводит похвалу из письма императора: “Благополучное заключение займа составляет лучшую страницу Вашей деятельности…”[31].

Война с Японией — поворотный пункт в истории Российской империи, открывший череду последних поражений режима вовне и внутри страны. Для С. Ю. Витте, потерявшего пост ключевого министра накануне и в немалой степени в связи с политикой на Дальнем Востоке[32], она стала возможностью ненадолго вернуться во власть в ореоле миротворца и реформатора политической системы, став главой первого кабинета — Совета Министров[33]. С самого начала Мировой войны в 1914 г. Витте вновь попытался войти в активную политику, однако вернуться во власть ему не удалось.

[1] Из последних книг, посвященных движению России на Восток, см. David Schimmelpenninck van der Oye. Toward the Rising Sun. Russian Ideologies of Empire and the Path to War with Japan. Northern Illinois University Press. 2001; Ремнев А. В. Россия Дальнего Востока. Омск, 2004.

[2] Подробнее см. Steven G. Marks. Road to Power. The Trans-Siberian Railroad and the Colonization of Asian Russia, 1850-1917. Cornell University Press. 1991.

[3] Б. А. Романов. Витте как дипломат (1895-1903 гг.) // Вестник Ленинградского университета.1945. №.4-5. С. 153.

[4] Записка П. Л. Барка “О финансовых и биржевых кризисах за последние 20 лет” 7/20 мая 1914 г. // РГИА. Ф. 583.Оп.19.Д. 95.Л. 1-6.

[5] См.: Б. А. Романов. Россия в Маньчжурии (1892-1906). Очерки по истории внешней политики самодержавия в эпоху империализма. Л. , 1928; R. Quested. The Russo-Chinese Bank: a multi-national financial base of tsarism in China. Birmingham, 1977; И. В. Лукоянов. Русско-Китайский банк (1895-1904 гг.) // Нестор 2000, № 2. Банки и финансы Российской империи. СПб.-Кишинев, 2000. С. 177-202.

[6] См.: С. К. Лебедев. С. -Петербургский Международный коммерческий банк во второй половине XIX века: европейские и русские связи. М. : РОССПЭН, 2003.

[7] См.: С. К. Лебедев. Бюджет и государственный долг России при С. Ю. Витте, в кн: С. Ю. Витте. Собрание сочинений и документальных материалов: В 5 томах. Т. 2: Налоги, бюджет и государственный долг России. Кн.2. М. : Наука, 2003. С. 5 – 27. См. также ежегодные бюджетные доклады императору министра финансов Витте, а также сами бюджетные росписи начала и конца его министерства, — там же С. 41-372.

[8] А. Финн-Енотаевский. Капитализм в России (1890 – 1917 гг.). Т. 1. М. : Финансовое изд-во НКФ СССР, 1925, С. 180.

[9] Б. А. Романов. Витте как дипломат (189-1903 гг.). С. 152,157; Б. В. Ананьич, Р. Ш. Ганелин. Сергей Юльевич Витте и его время. СПб.,2000.С. 78-79.

[10] Там же.

[11] Б. А. Романов. “Лихунчангский фонд”: Из истории русской империалистической политики на Дальнем Востоке // Борьба классов.1924.№1-2.С. 90.

[12] Мы не останавливаемся на подробной характеристике политики царского правительства в Китае и в Корее. Она обстоятельно исследована в книгах Б. А. Романова: 1) Россия в Маньчжурии; 2) Очерки дипломатической истории русско-японской войны.1895-1907. Изд. 2-е. М. -Л. ,1955. Тема политики Министерства финансов и Морского министерства России в Корее получила самостоятельное развитие в содержательной монографии корейского историка Чой Доккю. Россия в Корее: 1893-1905 гг.; “Зеро”. СПб., 1996.

[13] См.: Б. В. Ананьич, Р. Ш. Ганелин. Сергей Юльевич Витте и его время.СПб.,2000.С. 132.

[14] См.: С. Ю. Витте. Собрание сочинений и документальных материалов. Т. 1: Пути сообщения и экономическое развитие России. Кн.2, ч.1. М. ; Наука, 2004. С. 332-409, 623-629.

[15] Подробнее см.: Б. В. Ананьич, Р. Ш. Ганелин. С. Ю. Витте-мемуарист. СПб.1994.С. 16-48.

[16] Подробнее см.: Б. В. Ананьич. Мемуары С. Ю. Витте в творческой судьбе Б. А. Романова // Проблемы социально-экономической истории России. К 100-летию со дня рождения Бориса Александровича Романова.СПб., 1991.С. 30-40; Б. В. Ананьич, В. М. Панеях. “Россия в Маньчжурии” Бориса Александровича Романова: судьба книги // Россия в ХIХ-ХХ вв. Сборник статей к 70-летию со дня рождения Рафаила Шоломовича Ганелина.СПб., 1998.С. 10-23.

[17] Подробнее о государственных займах России времени русско-японской войны и революции 1905-1907 гг., их связи с франко-русскими финансовыми отношениями, внутренней и внешней политикой и личной судьбой Витте см.: Б. В. Ананьич. Россия и международный капитал. 1897 – 1914. Очерки истории финансовых отношений. Л. , 1970. С. 95 – 212; R. Girault. Emprunts russes et investissements français en Russie. 1887-1914. Paris, 1973. P. 430-451; Б. В. Ананьич, Р. Ш. Ганелин. Сергей Юльевич Витте и его время. СПб., 1999. С. 312-334. Документальное окружение операции о займе 1906 г. см. в сборнике материалов, опубликованных Б. А. Романовым: Русские финансы и европейская биржа в 1904-1906 гг. М. -Л. , 1926. См. публикацию договора министра финансов В. Н. Коковцова с синдикатом банков о выпуске 5% займа 1906 г., брошюры Витте “Справка о том, как был заключен внешний заем 1906 г., спасший финансовое положение России”: С. Ю. Витте. Собрание сочинений и документальных материалов: В 5 томах. Т. 2: Налоги, бюджет и государственный долг России. Кн.2. М. : Наука, 2003. С. 421-455, 471-472. Ответ В. Н. Коковцова см.: В. Н. Коковцов. Из моего прошлого. Воспоминания. 1903-1919 гг. Кн. 1. М. , 1992. С. 86-147.

[18] Позднее, в мемуарных заметках, написанных в июле 1909 г. (после разрыва с Проппером из-за его позиции в октябре 1905 г., т.е. буквально через месяц после описываемых шефом “Биржевых ведомостей” событий), Витте раздраженно характеризовал своего бывшего конфидента как типичного представителя “нахальничевшей“ “полуеврейской прессы” (Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 2. Рукописные заметки. СПб., 2003. С. 251-254). См. также приложение в кн.: Б. В. Ананьич, Р. Ш. Ганелин. Сергей Юльевич Витте и его время. С. 412-420.

[19] См.: Б. В. Ананьич С. Ю. Витте в Портсмуте: американское общественное мнение и еврейский вопрос // Проблемы всемирной истории. Сб. в честь Александра Александровича Фурсенко. СПб., 2000. С. 339 — 346.

[20] S.M. Propper. Was nicht in die Zeitung kam. Erinnerungen des Chefredakteurs des “Birschewyja Wedomosti”. Frankfurt a.M., 1929. S. 254.

[21] Б. А. Романов. Очерки дипломатической истории. С. 570-571.

[22] Всеподданнейший доклад министра финансов по поездке на Дальний Восток, в кн.: С. Ю. Витте. Собрание сочинений и документальных материалов. Т. 1. Кн. 2. Ч. 1. С. 334.

[23] Б. А. Романов. Очерки дипломатической истории русско-японской войны. 1895-1907. 2-е изд. испр. и доп. М. ; Л. , 1955. С. 404 — 577.

[24] Б. А. Романов. Витте как дипломат (1895-1903 гг.) // Вестник ЛГУ. 1946. № 4-5. С. 152-153.

[25] Здесь и далее цитируем: S.M. Propper. Was nicht in die Zeitung kam. Erinnerungen des Chefredakteurs des “Birschewyja Wedomosti”. Frankfurt a.M., 1929. S. 255-258.

[26] В виде таблицы финансовые ресурсы России и Японии в период войны (в млрд. германских марок) выглядят следующим образом:

Источник: А. Гальперин. Англо-японский союз. ОГИЗ, 1947. С. 217. (Данные по: K. Helferich. Das Geld im Russisch-Japanischen Krieg. Berlin, 1906. S. 236).

Внешнеторговый оборот России (выше, чем у Японии более чем в три раза) и активный торговый баланс России также способствовали более высоким котировкам русских займов по сравнению с японскими (А. Гальперин. Англо-японский союз. С. 218).

[27] S.M. Propper. Was nicht in die Zeitung kam. S. 259.

[28] Ibidem. S. 262.

[29] Ibid. S. 264-265.

[30] С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 3. М. , 1960. С. 251.

[31] С. Ю. Витте. Собрание сочинений и документальных материалов: В 5 томах. Т. 2: Налоги, бюджет и государственный долг России. Кн.2. С. 454. Ср.: Из архива С. Ю. Витте. Т. 2. Рукописные заметки. СПб., 2003. С. 503.

[32] Витте объяснял свою отставку с поста министра финансов “почти исключительно” своим несогласием с курсом царя в дальневосточной политике (Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 1. Кн.2. Спб., 2003. С. 617).

[33] Литература по этому вопросу, которую начинает сам Витте, огромна: см.: Б. В. Ананьич, Р. Ш. Ганелин Сергей Юльевич Витте и его время. СПб., 1999. См. также новое, сверенное с рукописью издание мемуаров Витте: Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Рассказы в стенографической записи. Рукописные заметки. Тт. 1 (в двух книгах), 2. Спб., 2003. Важнейшей частью мемуаров является история возникновения русско-японской войны, что отметил сам Витте в октябре 1912 г. (Из архива С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 2. С. 511). См. также: Б. В. Ананьич, Р. Ш. Ганелин. С. Ю. Витте — мемуарист. Спб., 1994.

Доклады Витте императору, повестки дня и журналы заседаний, а также другие бумаги, отражающие деятельность Совета Министров этого времени, изданы в сборнике: Совет Министров Российской империи 1905-1906 гг. Документы и материалы. Л. ; Наука, 1990.