Е.Ю. Дубровская
Начиная с августа 1914 г. поведение русских солдат, в подавляющем большинстве выходцев из крестьян, вскоре ставших одними из главных участников революционных событий в России, на долгие годы предопределило образ жизни и образ мыслей самых различных слоев российского общества. В годы Первой мировой войны обстановка и обстоятельства военной службы армейских кадров от командного корпуса до солдат, так же, как и их последующие связи с армией и государством после демобилизации, формировали взгляды и поведение, которые позже, к середине 1930-х гг. составили основу “военизированного социализма” как компонента советской политической культуры[1].
На солдат, матросов и их офицеров, служивших в Финляндии, оказывало воздействие и усиливавшееся подозрительное отношение со стороны официальных властей к населению Великого княжества. Над формированием такого отношения еще на рубеже ХIX – ХХ столетий немало потрудились авторы десятков публикаций по «финляндскому вопросу»[2].
Научной проблемой, находящейся в центре исследования, стало соотношение традиции постоянного диалога как сути европейской культуры и проявлений в российском и финляндском обществе начала ХХ века агрессивности и нетерпимости, противоречащих принципам культуры мира. Обращение к ней предполагает изучение влияния социальных аспектов военных действий и существования военных институтов периода Первой мировой войны на все стороны жизни сопредельных территорий России и Финляндии[3].
Одной из особенностей российских войск, остававшихся в автономном Великом княжестве Финляндском, стало их менее требовательное отношение к гражданскому населению по сравнению с настроениями в частях и подразделениях, действовавших на передовой и находившихся в прифронтовой полосе. На это повлияло как постоянное опасение возмущений и восстания ”ненадежных” финляндцев, так и отсутствие необходимости крайними мерами добиваться поддержки со стороны жителей территории, не оказавшейся театром военных действий.
История революционного движения в вооруженных силах России на заключительном этапе её участия в Первой мировой войне традиционно привлекала внимание отечественных историков[4]. Особенно интенсивно разработки в этой области велись в 1970-е — 1980-е годы, когда вышли в свет более двадцати монографий, посвященных революционному движению солдатских масс действующей армии, и почти столько же — вовлечению солдат тыловых гарнизонов в круговорот российской революции[5]. Пониманию особенностей политического сознания военнослужащих финляндских гарнизонов, к сожалению, не мог способствовать долгие годы господствовавший в советской исторической науке взгляд на финляндские войска лишь как на «боевой резерв революционного Петрограда»[6].
Новейшие исследования позволяют по-иному взглянуть на круг вопросов, связанных с судьбой российских войск, размещавшихся на территории автономного Великого княжества Финляндского в годы Первой мировой войны. Они дают возможность увидеть психологические особенности «человека с ружьем», служившего на северо-западной границе империи в первые годы мировой войны и в период потрясений российской революции 1917 г[7].
Трудно назвать работу отечественных или зарубежных авторов о событиях 1917 года в Финляндии, где бы вопрос о положении российских военнослужащих в период, предшествовавший обретению финляндской независимости, не получил то или иное освещение. Однако проблема контактов российских военных с населением Финляндии во время Первой мировой войны, противоречия, возникавшие между ними и представления, складывающиеся друг о друге, ещё не становились предметом специального изучения. Единственным исключением является необычайно интересное монографическое исследование О. Каремаа «Враги, гонители, паразиты: русофобия в Финляндии в 1917 – 1923 гг.», автор которого рассмотрела феномен неприязненного отношения к русским в Финляндии в период российской революции и в первые годы финляндской независимости[8]. Изучение армейской и флотской повседневности как в предреволюционный период, так и в 1917 — 1918 годы, предполагает обращение к этой весьма острой проблеме, которую долгое время отечественные историки обходили молчанием.
О. Каремаа также принадлежит статья о «моральном ущербе как руководстве для целой нации», в ней продолжено изучение избранной проблемы в рамках проекта Академии Финляндии «Двуликая Россия: образ России как краеугольный камень финской идентичности»[9]. Однако исследование явлений этнокультурной терпимости в повседневной жизни военных и гражданского населения Финляндии более раннего периода до сих пор не предпринималось.
Армейская психология, формировавшаяся и наиболее ярко проявившаяся в 1914 — 1918 гг., накладывала характерный отпечаток на жизнь общества в целом и после выхода России из мировой войны. С началом войны вслед за изменениями военного времени в армейской и флотской среде произошли перемены как в культурной, так и в религиозной жизни[10]. К последствиям войны, сказавшимся на духовной жизни российского общества и его вооруженных сил, относится усиление патриотизма и ксенофобии, формирование образа врага, наложившегося на этнический образ (немца, финна, шведа), нарастание бытового национализма, изменение отношения к собственности и труду. Как правило, именно эти вопросы оказывались в центре внимания исследователей[11].
В то же время изучение настроений военнослужащих в первые годы войны и в канун российской революции позволяет судить об особенностях их отношения к местному населению Финляндии., открывает перспективы для исследования проявлений этнокультурной терпимости как со стороны самих военных, так и финляндской администрации и жителей Великого княжества.
Предпринятое в 1909 – 1917 гг. имперской властью наступление на автономные привилегии Великого княжества в финляндской историографии принято было характеризовать как второй (последовавший за 1899 – 1905 гг.) «период угнетения». Затем это явление, вопрос о причинах которого продолжает оставаться дискуссионным, предпочли называть «русификацией», наконец, в современных исследованиях частоупотребляется понятие «унификация»[12].Проблема контактов, противоречий и взаимных представлений российских военных и жителей финляндского княжества друг о друге связана с дискуссией об особенностях властной ситуации, которая возникла в Финляндии ко времени Первой мировой войны.
Финляндская политика Российской империи в годы войны не раз становилась предметом пристального внимания исследователей, однако, как правило, ими прежде всего рассматривались вопросы экономики и аспекты взаимоотношений между российскими военными властями и финляндской администрацией[13]. В то же время тема финляндской политики царизма и использование вооруженных сил в качестве гарантии сохранения общественного порядка и обеспечения лояльности населения княжества центральной власти в исторической литературе освещалась мало[14].
Единственной монографией по этой проблеме является исследование И.М. Соломеща, рассмотревшего наряду с политическим содержанием финляндского вопроса в 1914 – 1917 гг. и военные аспекты взаимоотношений России и Финляндии в годы первой мировой войны. Внимание автора привлекли моменты противостояния военных и гражданской администрации Великого княжества в обстановке, когда Финляндия была объявлена на военном положении. В этих условиях сторонники жесткой линии в решении финляндского вопроса получили довольно широкие возможности, однако из опасения спровоцировать взрыв негодования населения княжества и осложнить политическую ситуацию на северо-западном рубеже империи, властям приходилось пользоваться ими с большой осторожностью[15].
Отметив размах проводившихся в Финляндии накануне войны оборонных работ на случай германского десанта или нападения со стороны Швеции, И.М. Соломещ сделал вывод о том, что необходимость русского военного присутствия в Финляндии обусловливалась также полицейско-охранительными соображениями, намерениями продемонстрировать силу местному населению. К сходному заключению пришел и известный финский историк П. Лунтинен, автор наиболее обстоятельного на сегодняшний день исследования о судьбах российской армии и флота в Финляндии за 110-летний период вхождения великого княжества в состав России[16]. Соглашаясь с тем, что российские военнослужащие были довольно изолированы от местного общества, автор объясняет это не столько спецификой военной деятельности флотских и армейских чинов, сколько конфессиональной принадлежностью, различием в языке и культуре.
Отметив повседневные «коммерческие» отношения между гарнизонами и окружающими их коммунами в финской глубинке, П. Лунтинен делает заключение, что присутствие российских войск в Финляндии не стало причиной сколько-нибудь заметной «русификации», даже несмотря на то, что «несколько торговцев в гарнизонных городах и выучили что-то по-русски»[17]. Однако из-за широких хронологических рамок, охватывающих целостный исторический период финляндской автономии, в его монографии события Первой мировой войны не могли быть представлены с достаточной полнотой. Подробное же социальное, экономическое, демографическое изучение жизни финляндских гарнизонов и военно-морских баз Балтийского флота автор назвал делом будущего.
Проблема взаимоотношений российских военнослужащих и населения Финляндии в заключительный период финляндской автономии и во время гражданской войны 1918 г. в ставшем независимым финляндском государстве продолжает привлекать внимание зарубежных исследователей. Она особенно актуализировалась в связи с 80-летием событий зимы-весны 1918 г. в Финляндии. Одни исследователи в соответствии с давней финляндской традицией продолжают называть их «освободительной войной», другие считают войной гражданской или «борьбой классов»[18].
На формирование образа Финляндии и представлений российских военнослужащих о финляндцах прежде всего повлияла динамика отношения местного населения к меняющемуся характеру имперского присутствия в княжестве в годы Первой мировой войны. В этом убеждают рапорты гражданской администрации в Финляндии о настроениях населения в связи со вступлением России в войну, материалы сводок контрразведывательного отделения, а также отчеты военных цензоров о состоянии духа войск, расквартированных в крае[19].
Документы российских и финляндских архивов, современные исследования по истории российской армии и флота в Финляндии позволяют по-новому взглянуть на круг вопросов, связанных с восприятием рядовыми и офицерами населения княжества – финнов и шведов, проследить за отношением армейцев и флотских чинов к деталям быта и иным аспектам гражданской жизни. В то же время материалы, обнаруженные в коллекции «1918 год» Архива Финского литературного общества в г. Хельсинки дают возможность увидеть российских военных глазами финляндцев, как правило, их младших современников, правда, почти через полувековую толщу времени.
Проект по сбору воспоминаний очевидцев и участников событий гражданской войны в Финляндии был предпринят в 1966 г. и, к счастью, сумел зафиксировать более 50 томов рукописных и машинописных меморатов на финском языке, составлявшихся приблизительно по общему плану[20]. Неизменным пунктом предлагавшегося плана был вопрос о «русских войсках, периоде войны и русской революции».
Однако при всей привлекательности этого источника, практически не вводившегося в научный оборот отечественными исследователями, приходится учитывать то обстоятельство, что он создавался много позже описываемых событий, когда Финляндия уже прошла через горький опыт войн со своим восточным соседом, и в обществе сформировалась определенная «традиция рассказывания» о «России и русских». Воспоминания о тогдашнем негативном отношении к военным и особенно об участии (своем или своих близких) в акциях «сопротивления завоевателям» применительно к периоду Первой мировой войны вполне могут содержать преувеличения.
По справедливому наблюдению финляндского исследователя Х. Луостаринена, несмотря на антироссийские и антиимперские выступления в заключительный период «русской истории» Финляндии, настоящий «образ врага», основанный на представлении о том, что Финляндия и Россия не могут сосуществовать мирно, сформировался у финнов в отношении русских только в условиях гражданской войны 1918 г. Он получил подпитку из прежних потенциальных источников русофобских настроений, но сложился лишь в такой политической обстановке, когда «страх и ненависть людей утратили свой особый объект – российских политиков и бюрократов, тиранивших Финляндию, — и стали направляться против «России» или «Русских» как таковых»[21]
Материалы, позволяющие судить о контактах, противоречиях и взаимных представлениях военных и гражданского населения, хранятся также в Архиве МИД Финляндии, в Военном архиве Финляндии, в Российском государственном Военно-историческом архиве (РГВИА), в Российском историческом государственном архиве (РГИА),а также в Архиве Карельского научного центра РАН[22].
Противопоставление военных себя финляндцам в рамках дихотомии «мы — они» и аналогичное обособление гражданского населения от «человека с ружьем» – представителя чужой культуры представляют значительный интерес для изучения этнических стереотипов, складывавшихся как у военных и членов их семей, так и у жителей гарнизонных городов Финляндии. Попадая на страницы официальных российских газет и финляндских периодических изданий, этнические предрассудки, возникшие в армейской и флотской среде, а также в среде горожан и в финской глубинке, не способствовали снижению напряженности в отношениях между военными и жителями финляндского пограничья накануне и во время Первой мировой войны.
Благодаря протоколам солдатских и матросских собраний и заседаний комитетов, приказам по соединениям, частям и подразделениям, официальным изданиям, материалам военной цензуры, публикациям читательских писем в русских газетах различных направлений, выходивших в Финляндии в 1917 — 1918 гг. и особенно знакомству с корреспонденцией, не попавшей на страницы периодики, становится понятно, каким сложился этнический образ финна и шведа в представлениях русских военнослужащих ко времени обретения Финляндией независимости на рубеже 1917 и 1918 гг., а также какими их хотела сформировать центральная пресса, армейская печать, партийные издания. Большинство документов такого рода обнаружено среди материалов Национального архива Финляндии, в частности, коллекции «Русские военные бумаги», и в фондах Российского Государственного архива Военно-морского флота в С. Петербурге (РГА ВМФ)[23].
В 1917 — 1918 гг. социальные последствия ведения военных действий и существования военных институтов переплелись с последствиями революционных потрясений всех сторон жизни российского общества. Для изучения сознания людей, оказавшихся очевидцами или участниками событий, письма имеют особое значение[24]. В них нашли непосредственное отражение представления военнослужащих о переживаемом моменте. Разумеется, письма и иные источники личного происхождения (дневники, воспоминания), как и официальные источники (листовки, военная печать и публицистика, наградные материалы) не свободны от идеологически окрашенных смысловых клише, часто возникавших противжелания самих людей под воздействием нормативных суждений, утвержденных властью.
В письмах, адресованных на родину и в редакции газет, отразилось мировосприятие военнослужащих различной этнической принадлежности (русских, украинцев, белорусов, чувашей и т.д.), они позволяют изучать повседневную жизнь российских войск в финляндской столице и в тыловых гарнизонных городах Финляндии[25].
* * *
Вся история вхождения Финляндии в состав России на правах Великого княжества представляет собой борьбу финляндцев за сохранение и упрочение его автономного статуса. Оборона российской столицы и всего северо-запада империи традиционно основывалась на использовании укреплений на территории Финляндии. На Россию была ориентирована финляндская экономика.
В годы Первой мировой войны до предела обострились отношения внутри сложного узла противоречий между финляндским национальным движением и российскими стратегическими интересами в Финляндии. Война оказывала влияние на все стороны жизни финляндского общества не только на уровне противостояния военных и гражданской администрации Великого княжества, но и на локальном уровне. Жители финляндских губерний, приходов, отдельных населенных пунктов, обычные семьи и ”рядовые” личности на собственном опыте почувствовали сложность ситуации, сложившейся вокруг пребывания российских военных в Великом княжестве как в канун мировой войны, так и в течение всего военного периода, включавшего российскую революцию 1917 г., время обретения финляндской независимости и события гражданской войны в Финляндии зимой – весной 1918 г.
Характер взаимоотношений российских военных с населением Великого княжества и складывавшиеся представления друг о друге предопределялись развитием неизбежного в условиях военной централизации государственного управления конфликта между финляндским обществом и армией воюющей империи. Однако результаты историографического исследования особенностей властной ситуации в Финляндии, взаимодействия военных властей с финляндской гражданской администрацией, противоречий между имперской и национальной ментальностью, патриотизмом и национализмом финляндцев и российских военнослужащих позволяют сделать заключение, что, по мнению большинства авторов, отношения России и Великого княжества все же были далеки от отношений между классическими «метрополией» и ”завмсимой территорией”[26].
Политически разнородная, но спаянная, как отметил исследователь, национальной идеей и стремлением расширить самоуправление путем парламентарной законченности, финляндская структура власти опытом контактов с центральной властью и представляющей ее военной администрацией в ходе войны оказалась подготовленной к практическому воплощению этой идеи в контуры будущей национальной государственности Финляндии[27]. Это составляет один из аспектов финляндской специфики в контексте властной ситуации в Российской империи периода Первой мировой войны.
[1] Hagen M. Civil–Military Relations and the Evolution of the Soviet Socialist State.// Slavic Review. 1991. Summer. Р..268—269.
[2] См., например, Алексеев В.А. Панфинский лютеранский поход финляндцев на православную Карелию. СПб.,1910; Вальтер Н. Изнанка финляндской культуры (финляндская печать о финляндцах): материалы для очерка финляндских нравов. СПб., 1913; Крохин В.П. История карел. СПб.,1908; Смирнова С. Угнетенная страна. Заметки о Финляндии. СПб., 1908 и др.
[3] Китанина Т.М. Россия в первой мировой войне 1914 – 1917 гг. Экономика и экономическая политика Ч.1. Экономическая политика царского правительства в первые годы войны 1914 – середина 1916 г. СПб.,2003; Hoppu T. Historian unohtamat: Suomalaiset vapaaehtoiset Venäjän armejassa I. maailmansodassa 1914 – 1918. Ytlsinki,2005; Об историографии проблемы см. также: Колоницкий Б.И. Неизвестный солдат? К изучению истории российских военнослужащих эпохи первой мировой войны // Проблемы новейшей истории России. Сб. ст. к 70-летию Г.Л. Соболева. СПб.,2005. С.53 – 69; Соломещ И.М. Русско-финляндские отношения в годы первой мировой войны (Современная историография вопроса). Препринт докл. на заседании ученого совета ИЯЛИ Кар НЦ РАН. Петрозаводск, 1988. С. 3 – 21; Dubrovskaya E., Solomeshch I. Russia and Finland During the World War I in Russian Historiography // Norden och Krigen i Finland och Balticum. Statsrådets kanslis publikationsserie. 2004 / 7. Helsingfors,2004. S.185 –194.
[4] Бескровный Л.Г. Армия и флот России в начале ХХ в.: Очерки военно-экономического потенциала. М.,1986; Волобуев П.В. Экономическая политика Временного правительства.М.,1962; Сидоров А.Л. Финансовое положение России в годы первой мировой войны. М.,1960; Он же. Экономическое положение России в годы первой мировой войны. М.,1973; Шацилло К.Ф. Россия перед первой мировой войной. М.,1974; Он же. Русский империализм и развитие флота накануне мировой войны (1906 – 1908) . М.,1968; Он же. Государство и монополии в военной промышленности России: конец ХIХ в. – 1914 год. М..1992, и др.
[5] Андреев А.М. Солдатские массы гарнизонов русской армии в Октябрьской революции. М., 1975; Бурджалов Э.П. Вторая русская революция. Москва, фронт, периферия М.,1971; Гаврилов Л.М. Солдатские комитеты в Октябрьской революции: действующая армия. М.,1983; Миллер В.И. Солдатские комитеты русской армии в 1917 г.: возникновение и начальный период деятельности. М. 1974;Петраш В.В. Моряки Балтийского флота в борьбе за победу Октября. М.-Л.,1966; Соболев Г.Л. Петроградский гарнизон в борьбе за победу Октября. Л.,1985; Серебрякова З.Л. Региональные Советы национальных районов : март 1917 — март 1918. М..1984 и др.
[6] Залежский В.Н. Борьба за Балтийский флот. М.-Л.,1925; Кардашев Ю.П. Буревестники : революции и флот в России.М.,1987; Капустин М.И. Солдаты Северного фронта в борьбе за власть Советов.М.,1958; Киуру М.Х. Боевой резерв революционного Петрограда в 1917 г.: из истории русских большевистских организаций в Финляндии. Петрозаводск, 1965; Смирнов В.М. Из революционной истории Финляндии в 1905, 1917, 1918 гг. Л.1933; Сюкияйнен И.И. Революционные события 1917 — 1918 гг. в Финляндии. Петрозаводск, 1962; Хесин С.С. Октябрьская революция и флот. М.,1971 и др.
[7] Первая мировая война и участие в ней России: материалы научн. конф. М.,1997; Первая мировая война: история и психология. С.Пб.,1999; Первая мировая война : пролог ХХ в. М.,1998; Сенявская Е.С. Психология войны в ХХ в. исторический опыт России. М.,1999; Она же. Человек на войне: историко-психологические очерки. М.,1997; Сенявский А.С., Сенявская Е.С. Историческая память о войнах ХХ в. как область идейно-политического и психологического противостояния // Отечественная история. 2007. № 2. С.139 – 151; Itsenäistymisen vuodet 1917-1920. I osa: Irti Venäjästä ; II osa: Taistelu vallasta. Helsinki, 1993; Westerlund L. Massakern i Jakobstad. Klubbliv.Jägerprotest. Privatjustis. Helsingfors, 1993; Venäläissurmat Suomessa 1914 – 1922. Osa 1. Sotatapahtumat 1914 – 22 // Valtioneuvoston Kanslian julkaisusarja. 2004 / 1 ; Osa 2. Sotatapahtumat 1918 – 22 // Valtioneuvoston Kanslian julkaisusarja. 2004 /2.
[8] Karemaa O. Vihollisia,vainooja, syöpäläisiä : venäläisviha 1917 — 1923. Helsinki, 1998.
[9] Karemaa O. Moraalisesta närkästyksestä kansalliseksi ohjelmaksi // Venäjän kahdet kasvot: Venäjä kuva suomalaisen identiteetin rakennuskivena. Helsinki, 2004. S.226 – 254.
[10] Асташов А.Б. Война как культурный шок: анализ психопатологического состояния русской армии и в первую мировую войну // Военно-историческая антропология. Ежегодник.2002. М.,2002. С.268 – 281; Базанов С.Н. Разложение русской армии в 1917 году (К вопросу об эволюции понимания легитимности Временного правительства в сознании солдат // Военно-историческая антропология… С.182 – 290; Дубровская Е.Ю. Общественные настроения российских военнослужащих в Финляндии весной-летом 1917 г. // Военно-историческая антропология. Ежегодник 2005/2006. М., 2007. С.220 – 232; Кожевин В.Л. Психология офицерства в условиях революционной смуты 1917 г. («Молитва офицеров Русской Армии» как исторический источник) // Военно-историческая антропология. Ежегодник 2003/2004. М.,2005. С.101 – 112; Ямщиков С.В. Армейский фактор революций 1917 года в России // Россия в ХХ веке. Реформы и революции. Т.1. М.,2002. С.325 – 329; Posadski A. World War I: A Russion National Perspective July 1914 to February 1917 (materials from Saratov Province) // The Journal of Slavic Military Studies. Vol.15. No.1. (march 2002). P.57 – 90) и др.
[11] Бажанов Д.А. 1-я бригада линейных кораблей Балтийского флота в дни Февральской революции // Вестник молодых ученых.1999. № 5: исторические науки. С. 12 – 19; Он же. 1-я бригада линейных кораблей Балтийского флота в 1914 – 1917 гг.: история и повседневность. А.к.д. … ист.наук. СПб.,2004; Булдаков В.П. Имперство и российская революционность: критические заметки // Отечественная история.1997. № 2. С.21 — 31; Он же. Красная смута: природа и последствия революционного насилия. М.,1997. С.140 – 145; Волобуев П.В. Историческое место Финляндской революции 1918 г.// Новая и новейшая история.1988. № 5; С.15 – 24; Дубровская Е.Ю. Гельсингфорсский Совет депутатов армии, флота и рабочих (март — октябрь 1917 г.). Петрозаводск, 1992; Новикова И.Н. Роль Германии в процессе провозглашения Финляндией независимости и выхода из состава Российской империи (февраль — декабрь 1917 г.) // Россия и Финляндия в XX веке. СПб, 1997. С.34 – 46; Колоницкий Б.И. Погоны и борьба за власть в 1917 году. СПб.,2001. Он же. Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 года. СПб., 2001; Федоров М.В. Проблема самоопределения Финляндии в 1917 г. и газета «Известия Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов» // Проблемы новейшей истории. Сб. статей к 70-летию Г.Л. Соболева. СПб., 2004. С.174 — 190; Longley D.A. Officers and Men : a Study on The Development of Political Attitudes Among the Sailors on the Baltic Fleet in 1917 // Soviet Studies. XXV.1973; Мawdsley E. The Russian Revolution and the Baltic Fleet. War and Politics : February 1917-April 1918. London,1978; Saul N. Sailors in Revolt. Lawrence, Kanzas,1978; Upton A.Vallankumous Suomessa 1917 — 1918. 1 osa. Jyväskylä, 1980. S-185; Wildman A .K. The End of the Russian Imperial Army. Vol.1: The Old Army and The Soldiers’ Revolt, March — April 1917; vol.2 : The Road to Soviet Power and Peace. Princeton, N.J.,1980,1988.
[12] Бахтурина А.Ю. Окраины Российской империи: государственное управление и национальная политика в годы первой мировой войны (1914 – 19170 М.,2004; Миллер А. Русификации: классифицировать и понять// Ab Imperio. 2002. № 2. С. 133 – 148;. Новикова И.Н. Великое княжество Финляндское в имперской политике России // Имперский строй России в региональном измерении (XIX — начало ХХ в.) М.,1997. С. 5 – 17; Нойманн И. Использование ”Другого”: Образы Востока в формировании европейских идентичностей.М.,2004.
[13] Бобович И.М. Русско–финские экономические отношения накануне Великой Октябрьской социалистической революции (эпоха империализма), Л., 1968. С.81–168; Бобович И.М., Китанина Т.М. Финляндский транзит и союзнические поставки стран Антанты в годы Первой мировой войны // Россия и Финляндия в XVIII — ХХ вв.: специфика границы. СПб.,1999. С.81 – 87; Они же. Финляндия: создание основ экономической независимости // Россия и Финляндия в ХХ в. СПб.,1997. С. 232 – 238; Корнилов Г.Д. Из истории русско–финляндской торговли в годы I мировой войны (1914–1917 гг.) // Скандинавский сборник. Вып. ХХХ. Таллин, 1986. С.60–71; Новикова И.Н. «Финская карта» в немецком пасьянсе: Германия и проблема независимости Финляндии в годы первой мировой войны. СПб. 2002; Правилова Е.А. Финляндия и Российская империя: политика и финансы // Исторические записки. М., 2003. С.180 – 240; Старцев В.И. Временное правительство и Финляндия в 1917 г. // Россия и Финляндия в ХХ в. СПб.,1997. С. 6-33; Черняев В.Ю. Российское двоевластие и процесс самоопределения Финляндии // Анатомия революции. 1917 год в России: массы, партии, власть. С. Пб.,1994. С.308 – 323 и др.
[14] Ошеров Е.Б. , Суни Л.В. Финляндская политика царизма на рубеже XIX — ХХ вв. Петрозаводск,1986; Расмла В. История Финляндии. Петрозаводск, 1996; Полвинен Т. Держава и окраина. Н.И. Бобриков – генерал-губернатор Финляндии 1898 – 1904. СПб.,1997.
[15] Соломещ И.М. Финляндская политика царизма в годы первой мировой войны (1914 — февраль 1917 г.). Петрозаводск, 1992
[16] Luntinen P. The Imperial Russian Army and Navy in Finland 1808 -1918. Helsinki, 1997. P.270 — 412.
[17] Luntinen P. Op. cit.. P. 407 –408.
[18] Hyvönen A. Suurten tapahtumien vuodet 1917 — 1918.Helsinki, 1977;Polvinen T. Venäjän vallankumous ja Suomi 1917 — 1920. 1 osa: Helmikuu 1918 — toukokuu 1918. Helsinki, 1967; 2 osa : Toukokuu 1918 -1920.Helsinki, 1971; Polvinen T. Lokakuun vallankumous ja Suomen itsenäistymisen // Historiallinen Arkisto. Helsinki, 1980 ; Vihavainen T. The Year 1918 in Historical Memory of Finland
http: www.yale.edu/macmillan/europeanstudies/memory607.htm ; Полвинен Т. Октябрьская революция и становление независимости Финляндии // Россия и Финляндия.1700 — 1917. Л., 1980. С.11 — 20.
[19] Подробнее об этом см.: Дубровская Е.Ю. символическое присутствие империи в финляндской столице и трансформация городской символики Гельсингфорса в 1917 г..// Отечественная история и историческая мысль в России XIX – ХХ веков. Сб. статей к 75-летию А.Н. Цамутали. СПб.,2006. С.385 – 398; Она же. Финляндия и финляндцы в представлениях российских военнослужащих в годы первой мировой войны // Многоликая Финляндия. Образ Финляндии и финнов в России. Великий Новгород, 2004. С.239 – 262.
[20] Suomen Kirjallisuuden Seuran (SKS) Arkisto — Архив Финского Литературного Общества. Собрание памятников устной традиции ”1918” . (Наиболее подробное исследование материалов коллекции проведено в исследовании Peltonen U-M. Muistin Paikat: Vuoden 1918 sisällissodan muistamisesta ja unohtamisesta . Helsinki,2003).
[21] Luostarinen H. Finnish Russophobia: The Story of an Enemy Image // Journal of Peace Research. Oslo. 1989. Vol.26. No.2. P.128.
[22] Архив Карельского научного центра РАН Ф.1. Оп.18.Д.71. Дубинкин В.А.; Д.163. Мордвинов М.А.; Д.188. Осипов М.С.; Д.212. Рутковский И.И. Д.240. Тетерин П; Д.245. Титов Т.А. и др.
[23] Kansallisarkisto ( KA ) – Национальный архив Финляндии, коллекция «Русские военные бумаги» 342 : 6. Д. 11970; РГА ВМФ. Ф- 315. Оп.1. Д.21 — Письма читателей в редакцию «Известий Гельсингфорсского совета депутатов армии, флота и рабочих»
[24] Соболев Г.Л.. Письма из 1917 года // Коммунист. 1989. № 15. С.5 – 13. Исследовательская традиция продолжена изучением солдатских писем периода первой мировой войны на материале различных российских регионов: Асташов А.Б. Русский крестьянин на фронтах Первой мировой войны // Отечественная история. 2003. № 2. С.72 – 86; Маркевич А.М. «Мы» и «они» в представлении солдат в 1917 г. (на основе солдатских писем в центральные Советы) // История в XXI веке: историко-антропологический подход в преподавании и изучении истории человечества. М., 2001. С. 144 – 165; Поршнева О.С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период первой мировой войны (1914 – март 1918 г.). Екатеринбург, 2000; Ямщиков С.В. Социальная психология солдат тыловых гарнизонов русской армии накануне 1917 года и в первые месяцы после свержения самодержавия (на материалах Тверской губернии) // Академик П.В. Волобуев. Неопубликованные работы. Воспоминания. Статьи. М.,2000. С.336 – 346.
[25] Дубровская Е.Ю. Письма российских военнослужащих в Финляндии периода Первой мировой войны // Скандинавские чтения 2002 года. СПб., 2003. С.465 – 476; Dubrovskaya E. Greetings from the Border: World War I in Letters of Russian Soldiers Stationed in Finland // Narva and the Baltic Sea Region. Narva, 2004. P. 235 – 251.
[26] Подробнее см.: Лемпияйнен Л.Е. Внешние контакты Великого княжества Финляндского (1809 – 1914 гг.) А.к.д…. исторических наук. СПб.,2007. С.4 –9.
[27] Черняев В.Ю. Российское двоевластие… С.310.
Добавить комментарий