Военно-учебные заведения России во второй половине XIX века: реформы и контрреформы.

Михайлов Андрей Александрович,

доктор исторических наук, заведующий кафедрой истории Санкт-Петербургского Гуманитарного Университета Профсоюзов; ведущий научный сотрудник Института военной истории МФ РФ.

Военно-учебные заведения России во второй половине XIX века: реформы и контрреформы.

Вторая половина XIX-начало ХХ в. были в России временем глубоких преобразований практически всех сфер государственной и общественной жизни. Эти преобразования сопровождались напряженной борьбой либерального, радикального и консервативного направлений в общественной мысли, колебаниями правительственного политического курса, «отступлениями» и резкими бросками вперед. Среди государственных учреждений, которые подвергались наиболее глубокой реорганизации, безусловно, были военно-учебные заведения, в особенности – предназначенные для подготовки офицеров. На протяжении всего существования в России регулярной армии правительство прекрасно осознавало, что от уровня образованности и морального облика командных кадров в большой мере зависят и боеспособность вооруженных сил, и  сама политическая стабильность государства. Идеальный тип офицера, к которому стремилась военная школа в разные периоды своей истории, включал, конечно, некоторые общие, неизменные, характеристики, но многие его черты были обусловлены конкретной политической ситуацией в стране, состоянием общественного сознания, уровнем развития научной мысли.

В первой половине XIX в. основным типом учебных заведений для подготовки офицеров являлись кадетские корпуса. Это были закрытые учебные заведения, предназначенные почти исключительно для детей дворян и дававшие, как общую, так и специально-военную подготовку. Неудачный для России исход Крымской кампании сильно подорвал авторитет армии в целом и военной школы в частности. Видный военный педагог В. Г. фон Бооль отмечал в своих мемуарах: «После Крымской кампании, как известно, общество наше стало относиться с пренебрежением и даже несколько враждебно к военному званию»[1]. Ему вторит генерал Н. А. Якубович: «Солдатчина, кадетчина, ремешок, бурбон и другие выражения применялись на каждом шагу ко всему, что носило военный мундир»[2].

Упоминание о «кадетчине» было отнюдь неслучайным. Многие либеральные деятели возлагали значительную долю вины за поражение именно на кадетские корпуса. Среди их основных недостатков называли практику соединения военного и общего образования и зачисление на учебу детей в очень юном возрасте (с 10 лет), когда их склонности еще не определились. В наиболее концентрированном виде эти идеи высказал Н. И. Пирогов на страницах журнала «Морской сборник». «Кто научил, — писал он в 1856 г., — кто открыл, что дети получили врожденные способности и врожденное призвание играть именно ту роль в обществе, которую родители сами назначают?»[3].

Особенно веской критика кадетских корпусов выглядела на фоне начавшейся в 1858 г. реорганизации кантонистских школ. Ярким проявлением кризиса стали и участившиеся случаи массовых беспорядков среди кадет. Многие современники объясняли это тем, что под давлением общественного мнения некоторые директора корпусов снизили требования к дисциплине, а «огрубевшие» воспитанники немедленно воспользовались подобной слабостью. Н. А. Якубович, например, вспоминал: «В последние годы перед реформой порядки в корпусах были очень распущены. Внешняя дисциплина, столь суровая в Николаевское время, ослабла, и в корпусах стали происходить беспорядки»[4].

В 1860 г. пост Главного начальника военно-учебных заведений занял великий князь Михаил Николаевич. Он сразу же обратился к ряду военных и государственных деятелей с предложением высказать мнение о возможных способах усовершенствования системы подготовки офицеров. К началу 1862 г. великий князь располагал несколькими подробными, хорошо разработанными проектами. Наибольшую известность среди них получила записка, составленная Д. А. Милютиным, который   с 1861 г. занимал пост военного министра. Этот документ был впоследствии опубликован в 10-м томе юбилейного издания «Столетие военного министерства», неоднократно цитировался исследователями. Поэтому здесь представляется резонным вспомнить только основные его положения.

Д. А. Милютин указывал, что кадетские корпуса преследуют две совершенно разные цели: образовательную и благотворительную. Как учреждения образовательные, они должны подготавливать квалифицированные командные кадры, а как благотворительные – обеспечивать детей малоимущих дворян (в первую очередь – офицеров) образованием и воспитанием в интернате за казенный счет. Преследуя последнюю цель, корпуса принимают детей в очень раннем возрасте, когда их интересы не определились. «Между тем, — пишет Милютин, — ни для одного рода занятий не имеет такой важности сердечное к нему призвание, как для военного ремесла»[5].

Ущерб от благотворительного принципа, по мнению Милютина, — превосходил всю приносимую им пользу. Кадеты младшего возраста не могли соблюдать военную дисциплину сознательно, а суровое, чисто внешнее принуждение наносило ущерб их нравственным качествам. Жизнь в интернате не позволяла воспитанникам познакомиться с армейской действительностью. Наконец, содержание кадет обходилось казне дорого, а выпуски из корпусов были невелики.

Д. А. Милютин делал вывод, что общеобразовательные заведения  в военном ведомстве не нужны вовсе. «Воспитание отроков, — резюмировал он в «Записке», — должно совершаться дома и в заведениях гражданских. Заведения же собственно военные могут существовать с одной целью: доставлять научное, специальное образование тем молодым людям, кои почувствовали в себе призвание к военной службе»[6]. 

Для решения последней задачи он предлагал учредить в военных округах юнкерские училища с двухлетним курсом, в которые могли бы поступать юноши, выдержавшие «экзамены из общих наук не ниже гимназического курса»[7]. Обучение в училище, по замыслу министра, должно было сочетаться с практической службой в войсках. Шесть месяцев, с октября по апрель, юнкерам полагалось посещать занятия, а затем, с мая по сентябрь, — находится в армейских частях.

План Д. Милютина имел, таким образом, весьма либеральный характер. Вместо  закрытых и привилегированных  учебных заведений предлагалось ввести открытые училища, главным критерием при отборе в которые служили бы исключительно подготовка, набор знаний. Михаил Николаевич почти полностью согласился с той частью «Записки», где критиковались кадетские корпуса, но предлагаемый проект преобразований вызвал у него большие сомнения. Великий князь не без оснований считал, что выпускники гражданских школ не захотят поступать в юнкерские училища, ибо престиж военной службы упал, а материальное положение офицеров было очень незавидным. Проектируемые юнкерские училища могли просто не набрать контингента.

В октябре 1862 г. для обсуждения реформы был собран Особый комитет под председательством Михаила Николаевича. В его состав вошли многие видные военные деятели, руководители военно-учебного ведомства, представители Министерства просвещения. Определяя задачи комитета, великий князь наметил и основные принципы реформы. По его мнению следовало «отделить общие классы от специальных, а устройство этих последних преобразовать таким образом, чтобы молодые люди, приготовляемые к военному поприщу, были точнее поставлены в условия военного воспитания и действительной военной службы. Общие классы устроить на иных началах…»[8].

Основные споры разгорелись вокруг двух вопросов: нужно ли сохранять в военном ведомстве общеобразовательные учебные заведения или оставить только дающие специальную военную подготовку и пополнять их выпускниками гражданских школ? Как должны быть организованы специальные военно-учебные заведения: будут ли они состоять при армейских частях или образуют самостоятельное ведомство?

Комитет начал свою работу с анализа проектов реформы, как составленных ранее, так и поступивших в его адрес. Несомненно, многие из этих проектов оказали не меньшее воздействие на ход реформы военно-учебных заведений, чем приведенный выше проект Д. А. Милютина. К тому же они очень ярко олицетворяют основные подходы к проблеме подготовки офицеров, да и ко многим другим сторонам жизни государства. Большого внимания заслуживает записка генерал-майора П. С. Ванновского, который впоследствии стал преемником Д. Милютина на посту военного министра и с именем которого нередко связывают т.н. «контрреформы» в вооруженных силах.

Подобно великому князю Михаилу Николаевичу, Ванновский не верил в возможность пополнения военно-учебных заведений выпускниками гражданских школ. Поэтому он предлагал разделить общие и специальные классы кадетских корпусов на самостоятельные учебные заведений таким образом, чтобы и те, и другие остались в военном ведомстве. Старшие классы должны были составить основу военных училищ и подчиняться некоему единому центру. Предложенную Милютиным систему военно-окружных юнкерских  училищ П. С. Ванновский подверг суровой критике.

Против «изъятия» из военного ведомства общеобразовательных школ выступил С. Г. Строганов. Как и великий князь, он полагал, что гражданские школы не смогут пополнить военно-учебные заведения должным количеством воспитанников. «Военная служба, — писал он, — сама по себе не представляет ничего особенно привлекательного. Не говоря уже о деятельности чисто физической, начать карьеру на 276 рублей, которые получает прапорщик, и окончить карьеру при содержании в 678 рублей, которые получает полковник, не соблазнительно»[9]. Кроме того, Строганов обратил внимание на еще одно обстоятельство: порицаемый Д. Милютиным и его сторонниками «благотворительный элемент» кадетских корпусов являлся для большинства офицеров единственной возможностью дать детям неплохое образование. «Если есть спрос на закрытые заведения, — говорилось в «Записке», — стало быть они пока необходимы!»[10]. 

Против отказа об военных общеобразовательных школ выступили также начальник отделения Штаба Главного начальника военно-учебных заведений Л. Н. Мельницкий, генерал-лейтенант Н. А. Крыжановский,  профессор военной академии генерал-лейтенант Н.В. Медем. При этом, последний откровенно указал на политический аспект проблемы. «Требуя с особой настойчивостью уничтожения кадетских корпусов, — писал он, — западная журналистика имеет в виду открыть для всех классов народа одинаково свободный доступ к офицерским местам и со временем заменить нынешний дух и образ мыслей общества офицеров духом и образом мыслей более соответствующим стремлениям среднего сословия»[11]. За полную передачу всех общеобразовательных заведений из военного ведомства в гражданское, по  понятным причинам, выступали чиновники Министерства просвещения.

Работа комитета продолжалась до конца ноября 1862 г. Ее итогом стал общий проект реформы, одобренный в декабре того же года Александром II. Было решено несколько кадетских корпусов упразднить, а в остальных отделить специальные классы от общих. Деньги, освободившиеся от упразднения кадетских корпусов, предполагалось направить на «учреждение новых юнкерских школ при войсках и, в случае возможности, часть уделить Министерству просвещения для усиления реальных заведений»[12]. Отдельный пункт проекта подчеркивал, что в тех учебных заведениях, которые будут созданы на основе общих классов кадетских корпусов, следует «изменить устройство… согласно современным требованиям педагогии и прекратить фронтовые занятия, как несоответствующие возрасту воспитанников»[13].

Не вызывает сомнений, что данный проект был компромиссом между различными точками зрения. Он предусматривал сохранение в военном ведомстве общеобразовательных учебных заведений, как предлагали Строганов, Ванновский, Мельницкий. В то же время планировалось расширение сети юнкерских училищ, что соответствовало замыслам Милютина. Намечалось создание неких самостоятельных учебных заведений на базе специальных классов кадетских корпусов, о чем говорилось в записке Ванновского. В определенной степени были удовлетворены даже претензии Министерства просвещения, так как часть принадлежавших военному ведомству средств разрешалось передать на расширение сети реальных училищ. План Д. А. Милютина, однако, в полном объеме реализован не был.

Претворение проекта реформы в жизнь требовало, прежде всего, четкой системы руководства военным образованием. В связи с эти, в январе 1863 г. в составе военного министерства было учреждено Главное управление военно-учебных заведений (ГУВУЗ), во главе которого встал генерал Н. В. Исаков. В мае того же года специальные классы большинства кадетских корпусов были сведены в три военных училища: 1-е Павловское, 2-е Константиновское в Петербурге и 3-е Александровское в Москве. Позже к ним добавились еще три училища, готовившие офицеров для специальных родов войск: Михайловское артиллерийское, Николаевское кавалерийское и Николаевское инженерное. Правом на поступление в военные училища, согласно Положению Военного совета, утвержденному в 1867 г., обладали юноши, достигшие 16 лет и принадлежавшие к «сословиям, необязанным рекрутской повинностью»[14]. Срок обучения составлял в общевойсковых и кавалерийском училищах  2 года, в артиллерийском и инженерном училищах – 3 года. Выпускники, успешно прошедшие курс, получали чин подпоручика. 

Одновременно с учреждением военных училищ на основе общих классов кадетских корпусов началось формирование общеобразовательных военных гимназий. Поступать в них могли сыновья потомственных дворян в возрасте не менее 10 лет, причем привилегиями пользовались сироты офицеров. Внутренний режим гимназий, утратил присущую кадетским корпусам военизацию.  Воспитанники, правда, по-прежнему жили преимущественно в интернатах, но их деление на роты было заменено делением на возрастные группы. На воспитательские должности стали принимать гражданских педагогов. Учебный курс военных гимназий был рассчитан на пять лет, но очень быстро заменен шестилетним, а затем – и семилетним.

В 1864 г. в стране существовало шесть военных гимназий, в 1865 г. их стало девять. Тем не менее, Д. А. Милютин считал сохранение в военном ведомстве общеобразовательных учебных заведений сугубо временной мерой. «С упразднением строевого состава, — писал он, — заведение это (военная гимназия – А. М.) получает характер строго воспитательных заведений и сохраняет свое особое назначение – приготовлять детей к поступлению в военные училища только до тех пора, когда прилив в сии последние молодых людей, окончивших полное гимназическое образование за свой счет, сделает возможным постепенное уменьшение таких приготовительных учебных заведений в военном ведомстве постепенною же передачею их в Министерство народного просвещения»[15].

Однако, многие сотрудники ГУВУЗ, штабные и строевые офицеры, государственные деятели уверенности министра не разделяли. Среди них все больше крепло убеждение: отказываться от военных гимназий недопустимо, ибо нельзя рисковать возможностью обеспечить военные училища неким гарантированным минимум абитуриентов. Главный редактор «Педагогического сборника» Н. Вессель в начале 1867 г. писал: «Лучшие и способнейшие ученики из гражданских гимназий, если только они имеют хоть какие-то средства для того, чтобы добраться до университетского города, всегда будут поступать в университет, представляющий впоследствии самую широкую дорогу и выгодную карьеру для способного и сведущего молодого человека. Таким образом,  гражданские гимназии могут ежегодно уделять военным училищам только самое незначительное число, притом слабейших из окончивших курс учеников»[16].

Обращал внимание Вессель и на то, что правительство не может лишить офицеров привилегии обучать своих детей в интернатах за казенный счет, так как «военная служба, сопряженная с частыми переменами местожительства не позволяет родителям самим заняться воспитанием и образованием детей»[17]. В итоге явно победило мнение оппонентов Д. Милютина. Военные гимназии не только не были закрыты, но, напротив, сеть их расширялась. В 1866 г. Александр II утвердил «Положение о военных гимназиях», в котором подчеркивалось, что эти учебные заведения должны: «доставлять детям дворян, предназначенным к военной службе приготовительное общее образование и воспитание и служат, вместе с тем, приготовительными заведениями для поступления в военные училища»[18].

Действительно, в интернате, за казенный счет, в военных гимназиях могли обучаться исключительно потомственные дворяне, причем зачисление их производилось по особым разрядам, «соответственно с заслугами отцов и степенью сиротства»[19]. Однако, по настоянию Д. А. Милютина, постоянно расширялись штаты «приходящих» и «своекоштных» воспитанников, в число которых могли попасть мальчики из непривилегированных сословий.  Следует также подчеркнуть, что выпускники военных гимназий пользовались первоочередным правом на зачисление в военные училища.

 Наряду, с военными гимназиями и военными училищами, были созданы учебные заведения еще одного типа: юнкерские училища. В них оступали, т.н. вольноопределяющиеся, т. е. молодые люди с образованием, которые уже находились на военной службе, в качестве унтер-офицеров или юнкеров, и предназначались к производству в офицеры. К 1867 г. в стране существовало уже 13 юнкерских училищ. Д. А. Милютин придавал этим учебным заведениям особое значение и в начале 1865 г., отмечал в своем докладе по Военному министерству: «В юнкерских училищах заключается будущность нашей армии»[20]. Продолжительность учебного курса юнкерских училищ устанавливалась в 2 года, но программы, в сравнении с программами военных училищ, носили упрощенный характер. Выпускники возвращались в свои части и производились в офицеры уже на месте службы,  по представлению войскового начальства, но в соответствии с выпускными баллами[21]. Введение в 1874 г. всеобщей воинской повинности сделало и военные, и юнкерские училища доступными для лиц всех сословий. Приоритетным правом на поступление в первые, однако, по-прежнему пользовались выпускники военных гимназий. 

Русско-турецкая война 1877-1878 гг. и вызванное ее увеличение численности сирот офицеров, послужили толчком для нового, весьма существенного изменения правил приема в военные гимназии.  Отныне на «иждивение правительства» могли зачисляться только дети офицеров и чиновников военного ведомства, как принадлежавшие, так и не принадлежавшие к потомственному дворянству. Дети потомственных дворян, не состоящих на военной службе, могли попасть в военные гимназии лишь в качестве своекоштных воспитанников или стипендиатов. В 1881 г. сформированная при ГУВУЗ комиссия разработала, на основе принципов, установленных в 1877 г., более детализированные правила приема, по которым все кандидаты на казенные вакансии делились на 13 разрядов, по очередности которых и допускались к приемным экзаменам. Первый, наиболее привилегированный, разряд включал сыновей генералов, штаб- и обер-офицеров, убитых на войне или умерших от ран, полученных на войне, погибших на службе в мирное время. В последний, тринадцатый, разряд входили просто сыновья всех обер-офицеров и военных священников.  При этом в отчете ГУВУЗ за 1881 г. особо подчеркивалось, что по 13-му разряду следует зачислять детей лишь тех офицеров, которые прослужили в строю не менее 10 лет. «Со введением всеобщей воинской повинности, — говорилось в документе, — многие лица достигают офицерского звания с целью зачисления сим званием в запас и отдают собственно военной службе…лишь краткое время»[22].

К началу царствования Александра III в России, таким образом, сложились две «линии» подготовки офицеров, две дороги к офицерскому чину. Выходцы из гражданской среды, особенно из непривилегированных сословий, поступали на службу вольноопределяющимися и, затем, могли попасть в юнкерские училища. Дети офицеров шли через военные гимназии и военные училища. Первые несколько отставали от вторых в чинопроизводстве и несли службу, как правило, в непривилегированных, заурядных частях. Офицерские вакансии в артиллерии и гвардии заполнялись почти исключительно выпускниками военных училищ.

В самом начале правления Александра III военно-учебные заведения подверглись новой реорганизации. Сменивший Д. А. Милютина на посту военного министра, П. С. Ванновский  назначил нового Главного начальника военно-учебных заведений, Н. А. Махотина, который поручил сотруднику ГУВУЗ генерал-майору В. П. Каховскому подготовить записку о деятельности военно-учебных заведений и их нуждах. Признавая заслуги военных гимназий, Каховский акцентировал внимание на двух чрезвычайно опасных, с его точки зрения, тенденциях: 1. Многие выпускники военных гимназий уходят, вместо военных училищ, в гражданские учебные заведения, а те, что становятся все-таки юнкерами, плохо представляют себе специфику военной службы. 2. В офицерском корпусе падает доля дворян, ослабевает «традиционная связь дворянства с армией», что ведет к «упадку в корпусе офицеров веками нажитых нравственных начал и обязанностей»[23].

Оба вывода не были беспочвенны. Как видно из отчетов ГУВУЗ, действительно очень значительная доля ( 40%) выпускников военных гимназий не добирались до училищ. Через юнкерские училища в состав офицерства вливался широкий поток представителей непривилегированных сословий. В целях изменения ситуации В. Каховский предложил усилить в воспитательной системе гимназий военные начала.   Махотин и Ванновский данную идею поддержали, и в мае 1882 г. военный министр представил императору соответствующий доклад. Александр III принял план преобразований с большой симпатией. «Дай Бог, — писал он по поводу доклада, — чтобы предполагаемые преобразования военно-учебных заведений принесли пользу нашей славной армии и укрепили бы военный элемент развитых и честных служак»[24].

Высочайшим повелением 21 мая 1882 г. военные гимназии были переименованы в кадетские корпуса. Вскоре за этим последовали и другие меры. Было восстановлено деление воспитанников на роты, гражданских воспитателей заменили офицеры. Новая реорганизация вызвала бурную реакцию, как среди военных педагогов, так и во всем обществе. Многие сотрудники ведомства, сохранившие преданность идеям Милютина, испытывали горечь поражения и оценивали все происходившее трагически. Директор Киевского кадетского корпуса генерал-майор П. А. Алексеев писал в июне 1882 г. видному военному педагогу А. Н. Острогорскому: «Думали ли мы, начинатели ломки кадетчины, что мы же снова будем воскрешать и при том в роли директоров… Преобразовывали в одну сторону, будем преобразовывать в другую, да пожалуй и с большим успехом в другую сторону, ведь она более знакома, по ней сами в детстве и отрочестве шли… Нет, как-то не смеется, а грусть разбирает»[25].

Очень обеспокоена была и либеральная пресса. Зато «Московские ведомости» буквально ликовали. В октябре 1884 г. М. Н. Катков даже выразил недовольство слишком нерешительными, по его мнению, действиями правительства: «Решено, но дело не двигается. Восстановлено до сих пор, собственно говоря, только имя кадетских корпусов, кличка, под которой продолжает существовать все то же отрицательное ни то, ни се, не-военные не-гимназии»[26]. Активным сторонником новых порядков выступил генерал-лейтенант М. И. Драгомиров, занимавший в то время пост начальника Академии Генерального штаба. С присущей ему резкостью он восклицал: «И что это в самом деле за заведение – военная гимназия, кадетская гимназия… Что-то совершенно гермафродитское»[27].

Острота развернувшихся вокруг военной школы споров часто провоцировала участников на гипертрофированные оценки и высказывания. Однако, и безудержная апологетика старых кадетских корпусов в «Московских ведомостях», и страхи сторонников Д. Милютина по поводу возврата к «кадетчине» не соответствовали более сдержанной позиции Военного министерства и ГУВУЗ. П. С. Ванновский подчеркивал, что усиление военного элемента должно производиться «без той, однако, преувеличенности в этом отношении, которая послужила одной из главных причин упадка воспитания в этих (дореформенных – А.М.) заведениях»[28]. Сохранили кадетские корпуса и присущий военным гимназиям общеобразовательный курс.

К сожалению, полярность оценок перекочевала из дискуссий прошлого в более позднюю историографию. Одни авторы, как П. А. Зайончковский, отмечали «политическую реакционность» проведенной реорганизации, подчеркивали, что замена гражданских воспитателей повредила педагогической работе. Другие, как Н. И. Алпатов и многие современные авторы, особенно из числа военных педагогов-практиков, полагают, что военизация внутреннего режима была полезна.

При этом, многие исследователи, думается, недооценивают одного важного фактора. Перестройка общеобразовательных военно-учебных заведений явно диктовалась не только стремлением воспитывать в корпусах «честных служак», но и стремлением обеспечить военные училища гарантированным минимумом учащихся, сократить уход гимназистов на сторону. Играло роль также твердое намерение правительства оставить за офицерами льготы по обучению детей, за казенный счет. И то, и другое было тесно связано с низким жалованием офицеров. В кадетских корпусах, таким образом, получили дальнейшее развитие особенности, заложенные в военных гимназиях, а в борьбе между высокой оплатой службы и системой льгот в очередной раз победили льготы.

В дальнейшем, этот принцип реализовывался еще более определенно.  В 1887 г. особым приказом по военному ведомству были объявлены новые правила приема приходящих учеников («экстернов»). Теперь в их число могли поступать только дети, обладавшие правом приема на казенный счет, т.е. те же сыновья офицеров. Нововведение чрезвычайно ограничило доступ в кадетские корпуса выходцам из невоенной среды. Единственное исключение составлял Николаевский кадетский корпус, в котром обучались только своекоштные воспитанники, а плата была довольно высока. Жертвой расширения сети кадетских корпусов пали также военные прогимназии, которые имели упрощенный, в сравнении с военными гимназиями курс, и готовили к поступлению в юнкерские училища. Позже, в кадетские корпуса преобразовали  исправительные Вольскую и Ярославскую военные школы. 

Еще более решительный шаг был сделан в 1898 г.: в кадетских корпусах  отменили конкурсные вступительные экзамены. Детей стали принимать в соответствии с вакансиями, после несложного испытания («баллотировки»). Причиной данной меры называли стремление правительства избавить офицеров от расходов на подготовку детей к экзамену и на проезд в город, в котором находился корпус.

Низкий уровень жизни большинства офицеров побуждал также администрацию кадетских корпусов избегать отчисления из заведений неспособных и недисциплинированных кадет. Анонимный автор писал в журнале «Педагогический сборник»: «В гимназиях, реальных и других училищах, исключение из заведения достигается довольно просто… Исключенные мальчики тотчас же обращаются к обычному занятию той среды, из коей они происходят. Родители ремесленники пристраивают мальчика к ремеслу, купец посылает его в лаку, в земледельческом быту тоже находится для него работа… Совсем в иных условиях находятся дети, воспитывающиеся в кадетских корпусах. Их дальнейшая участь бывает самая печальная. Родителям трудно, часто невозможно бывает куда-либо пристроить изгнанника. Ни ремесленником, ни прислугой не позволяют ему сделаться известные традиции и социальное положение родителей, а средств дать более подходящий исход нет. Положение поистине трагическое»[29]. Поэтому педагоги всеми силами старались дотянуть кадет до конца курса.

В 1894 г. изменению подверглись правила приема в военные училища. Согласно новому положению, в Павловское и Александровское училища «со стороны» могли быть зачислены исключительно «молодые люди, принадлежавшие к категории лиц, коим предоставлено существующими положениями право на поступление в кадетские корпуса, достигшие 17-летнего возраста…».[30] Учитывая, что «по существующим положениям» в кадетские корпуса могли поступать исключительно дети офицеров и военных чиновников, подобное нововведение существенно сузило контингент воспитанников в военных училищах. Однако, для выходцев из гражданской среды потеря права на поступление в названные военные училища компенсировалась тем, что в это же время для некоторых юнкерских училищ был установлен военно-училищный курс.  В 1897 г. Московское и Киевское юнкерские училища были реорганизованы в военные. При этом, они сохранили прежние, присущие юнкерским училищам правила приема, что позволяло поступать в них детям гражданских чиновников, не служащих дворян, купцов, крестьян и проч.

В начале XX в., после Русско-японской войны, общеобразовательные военно-учебные заведения вновь подверглись жестокой критике. Видный военный публицист, генерал-майор Е. И. Мартынов поднял вопрос о невозможности воспитывать в военном духе 10-12-летних кадет. Практически повторив мысль Пирогов полувековой давности, он назвал кадетские корпуса «ловушками, куда завлекают детей в том возрасте, когда они еще не в состоянии относиться сознательно к выбору профессии» и предложил их упразднить[31].

Однако подобные реализованы не были в силу все того же страха перед некомплектом в военных училищах и нежелания офицеров отказаться от льгот. «Родители хорошо знают, — писал один из военных педагогов, — что удалось определить сына в корпус, так и держись за него зубами»[32]. Дело ограничилось некоторым смягчением внутреннего режима и восстановлением конкурсных экзаменов. Кадетские корпуса, вплоть до 1917 г., оставались закрытыми учебными заведениями, выполнявшими, помимо учебной, благотворительную функцию. При этом, именно офицеры, прошедшие в детстве курс кадетских корпусов, воспитанные в закрытых интернатах, сызмальства проникшиеся корпоративными ценностями, считались наиболее надежной частью командных кадров. Данный подход руководителей военного ведомства не изменился даже после того, как в 1907-1910 гг. все юнкерские училища, получившие к тому времени трехлетний учебный курс были преобразованы в военные.

«Благотворительный» принцип в деятельности кадетских корпусов в значительной мере стал причиной того, что подготовка офицеров обходилась казне очень дорого. Вместе с тем, существующие военно-учебные заведения на протяжении второй половины XIX – начала XX в. постоянно оказывались не в состоянии преодолеть некомплект офицеров в армии. Для этого требовалось чрезвычайно крупное расширение военно-учебного ведомства, а значит очень большие ассигнования. Однако средства, которые могли быть обращены на расширение сети профессиональных военно-учебных заведений,  поглощались «благотворительной» деятельностью кадетских корпусов. Постоянно принимая меры по улучшению структуры военно-учебных заведений, по совершенствованию в них учебной и воспитательной работы, правительство так и не нашло возможным отказаться от системы льгот для офицерских детей. В этом смысле, все реформы системы военного образования носили половинчатый характер. Замысел Д. Милютина  о подготовке офицеров исключительно через систему профессиональных юнкерских училищ, в которое поступали бы дети всех сословий, так и не был осуществлен. Имея хорошо подготовленный, но недостаточный по численности, офицерский корпус, русская армия столкнулась с сильнейшим кадровым голодом в самом начале Первой мировой войны. Правительству пришлось в срочном порядке создавать ускоренные курсы, через которые в офицерский корпус хлынул настоящий поток лиц, получивших лишь самые необходимые знания и практически не подвергшихся воспитательному воздействию. Нехватка кадровых командиров в военное время стала, в немалой степени той ценой, которую пришлось заплатить за нерешительность при проведении реформ во время мира.         

[1] Фон Бооль В. Г. Воспоминания педагога // Русская старина. 1904. Т.119. №8. С.297.

[2] Якубович Н. А. Летопись и мысли старого педагога // Русская старина. 1913. Т.154. №6. С.608.

[3] Пирогов Н. И. Вопросы жизни // Морской сборник. 1856. Т.23. №9. С.574.

[4] Якубович Н. А. Летопись и мысли старого педагога // Русская старина. 1913. Т.154. №6. С. 619.

[5] Милютин Д. А. Мнение о военно-учебных заведениях // Столетие Военного министерства. Т.10. Ч.3. СПб., 1914. С.242.

[6] Там же. С.247.

[7] Там же. С. 243.

[8] Цитируются по: Зайончковский П. А. Военные реформы 1860-1870 годов в России. М., 1952. С.228.

[9] Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф.725. Оп.41. Д.70. Л.3.

[10] Там же.

[11] Зайончковский П. А. Военные реформы 1860-1870 годов в России. М., 1952. С.227

[12] Всеподданнейший отчет о действиях Военного министерства за 1863 г. Отчет о состоянии военно-учебных заведений. СПб., 1864. С.3.

[13] Там же. С.30.

[14] ПСЗ. Собр.2. Т.42. Отд.1. СПб., 1871. С.938-955.

[15] РГВИА. Ф.1. Оп.2. Д.4. Л.59-60.

[16] Вессель Н. Х. Военные училища и военные гимназии // Педагогический сборник. 1867. №1. с.121.

[17] Там же. С.124.

[18] ПСЗ. Собр.3. Т.41. Отд.2. СПб., 1868. С.132.

[19] Там же. С.133.

[20] РГВИА. Ф.1. Оп.2. Д.5. Л.30.

[21] ПСЗ. Собр.2. Т.39. Отд.1. СПб., 1867. С.60-62.

[22] Всеподданейший отчет о действиях Военного министерства за 1881 г. Отчет о состоянии военно-учебных заведений. СПб., 1883. С.22.

[23] РГВИА. Ф.725. Оп.20. Д.18. Л.75-76.

[24] РГВИА. Ф.725. Оп.20. Д.18. Л.136.

[25] Педагогический сборник. 1917. №8-9. С.216.

[26] Московские ведомости от 17 октября 1884 г.

[27] А.Е.К. М. И. Драгомиров и военно-учебные заведения // Русская старина

[28] РГВИА. Ф.725. Оп.20. Д.18. Л.115-116.

[29] Праздные мысли старого педагога // Педагогический сборник. 1905. №11. С.452.

[30] ПСЗРИ. Собр.3. Т.14. Отд.1. СПб., 1898. С. 601.

[31] Мартынов Е. И. Из печального опыта Русско-японской войны. СПб., 1906. С.21.

[32] Правиков В. А. Без названия // Педагогический сборник. 1903. №3. С.278.