И.Н. Гребенкин
Размышляя над тем, насколько быстро в 1917 году в России противостояние общественных сил и группировок перешло из плоскости политической в плоскость военную и что привело к образованию в короткий срок сразу нескольких внутренних фронтов, почему борьба практически с первых дней приобрела самые ожесточенные формы, нельзя не придти к выводу, что одной из важнейших причин и одновременно условием возникновения гражданского конфликта явилось участие страны в мировой войне. Ведение этой войны, ход которой трудно признать для России успешным, превратилось в «неподъемную» ношу для самодержавия, она же стала самым тяжким наследством доставшимся Временному правительству.
Среди всего комплекса проблем, связанных с войной, уже само по себе существование громадной армии военного времени, явилось мощнейшим фактором социальной нестабильности. Даже уточнение ее численности явилось в дальнейшем непростой задачей. По подсчетам одного из крупнейших военных специалистов русской эмиграции генерала Н.Н. Головина с начала войны по декабрь 1916 года включительно в ряды армии было призвано 14,7 млн. человек (а до 1 ноября 1917 г. еще 800 тыс. человек)[1] при численности кадровой армии до объявления мобилизации в 1914 г. – 1423 тыс. человек[2]. Громадные изменения претерпел в годы войны офицерский корпус. Численность кадрового офицерства находившегося в строю к началу войны составляла 42,5 тысяч человек, еще около 40 тыс. было призвано по мобилизации. В общей сложности за годы войны армию пополнили еще около 220 тыс. офицеров как прошедших ускоренную подготовку, так и произведенных непосредственно из нижних чинов. На 1 января 1917 г. в действующей армии находилось 146 тысяч офицеров и 48 тысяч чиновников, то есть не менее 70 % от числа всех состоявших в строю[3]. Социальный состав офицерского корпуса теперь максимально приблизился к структуре населения страны[4]. Таким образом, с учетом понесенных потерь на начало 1917 г. под ружьем находилось 9,45 млн. человек, в том числе в действующей армии 6,9 млн[5].
То, что роль армии и военных верхов может оказаться решающей для результатов политической борьбы доказали события Февраля, когда поддержка войск столичного гарнизона сделала возможным успех восстания в Петрограде, а единая позиция высшего командования предопределила отречение императора. Но для Временного правительства вовлечение вооруженных сил в орбиту своей политики и осуществление над ними уверенного контроля так и осталось задачей не разрешенной. В событиях развернувшихся в армии сразу вслед за революционным переворотом нашло свое наиболее концентрированное выражение то социально-политическое противоборство, которое охватило в 1917 году российское общество. Еще в феврале-марте армия стала той относительно обособленной частью общества, в которой гражданская война по сути уже началась. В этом столкновении определились те главные силы, которым предстояло во многом определить лицо и характер надвигающегося полномасштабного гражданского конфликта. Огромная армия военного времени с избытком подготовила для него человеческий материал: миллионы оторванных от дома и производительного труда вооруженных мужчин, для которых образ врага сосредоточился в соотечественнике – своем вчерашнем командире либо, наоборот, подчиненном.
В период с марта по октябрь 1917 года именно армия стала ареной жестоких, зачастую кровавых столкновений. Известие об отречении Николая II и последовавшее за ним обнародование Приказа № 1 Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, как на фронте, так и в тылу вызвало самую бурную реакцию солдатской массы, которая выразились в первую очередь в многочисленных фактах насилия над офицерами. Сводки сведений о настроении в действующей армии, составляющиеся в Особом делопроизводстве Управления генерал-квартирмейстера штаба Верховного главнокомандующего, пестрят сообщениями о подобных эксцессах. В телеграмме главкома Северного фронта начальнику штаба Главковерха от 6 марта говорится: «Ежедневные публичные аресты генеральских и офицерских чинов, производимые при этом в оскорбительной форме, ставят командный состав армии, нередко георгиевских кавалеров, в безвыходное положение. Аресты эти произведены в Пскове, Двинске и других городах. Вместе с арестами продолжается, особенно на железнодорожных станциях, обезоружение офицеров, в т.ч. едущих на фронт»[6].
Было бы неверным преувеличивать роль и влияние радикальных политических партий на солдат, особенно в первые месяцы революции. Для малограмотной солдатской массы фронта и тыла офицер, по условию представлявший враждебную социальную силу, автоматически становился «приверженцем старого режима», контрреволюционером и основным заинтересованным в продолжении войны лицом. В свете этой логики неподчинение командирам и нарушение воинской дисциплины становилось естественным проявлением антивоенных устремлений, господствовавших в солдатской стихии. Все же, далеко не всех частей разложение коснулось в одинаковой мере. Считалось, что войска Северного и Западного фронтов, находящихся ближе к столице и промышленным центрам страны, подверглись разложению гораздо сильнее, нежели войска Юго-Западного и Румынского фронтов. Пехотные части на фронте и запасные в тылу были куда менее надежны в сравнении с фронтовыми кавалерийскими и артиллерийскими частями, которые несли значительно меньшие потери и отличались более стабильным составом.
Подобное положение дел на фронте и в армии в целом только самым неблагоприятным образом могло повлиять на настроения офицерского корпуса. Офицерство, которое на третьем году войны было совершенно неоднородно как в социальном, так и в политическом плане, в основном приветствовало Февральскую революцию, либо оставалось к ней нейтральным, однако происходящие события могли лишь оттолкнуть большинство офицеров в лагерь ее противников. Этому немало способствовала противоречивая позиция (а скорее отсутствие четкой позиции) Временного правительства, которое с одной стороны искало в офицерах опору своей политики продолжения войны и верности союзникам, а с другой указывало на военные круги как главного виновника ее затягивания. Большинство офицерства не могло принять развертывавшуюся в войсках антивоенную агитацию левых партий, объясняя ее только внутренним предательством и происками врага.
За развалом дисциплины не могло не последовать катастрофического падения боеспособности частей и соединений. Начавшееся 16 июня наступление войск Юго-Западного фронта обернулось катастрофой под Тарнополем в первую очередь из-за отказа войск сражаться.
В сложившейся ситуации наиболее энергичная часть генералитета, офицерства и военной общественности страны реагировала на происходящее в духе революционной обстановки, пробудившей активность самых различных социальных кругов. В короткий срок по всей стране возникает целый ряд общественных организаций, имевших целью поддержания в армии и обществе воинского духа и традиций: Военная Лига, Военный союз «Личного примера», Союз Георгиевских Кавалеров, Союз увечных воинов, «Единение, честь родины и порядок», «Армия чести», «Союз воинского долга», «Добровольцы народной обороны» и многие другие.
В мае 1917 г. в Ставке был образован Главный комитет Всероссийского союза офицеров армии и флота, провозгласивший своей целью защиту профессиональных интересов офицерства. Союзу удалось добиться преимущественного влияния в офицерской среде и военных учебных заведениях, достаточно сказать, что его председателем являлся столь авторитетный военный руководитель как генерал от инфантерии М.В. Алексеев. Не ограничиваясь борьбой с большевистским влиянием в войсках, союз офицеров предпринимал масштабные мероприятия по координации своей деятельности с другими военными организациями и армейским командованием. При этом в своей работе Главный комитет союза использовал все возможности, которые открывало ему присутствие при Ставке, обращаясь при необходимости непосредственно к командующим соединениями и начальникам штабов.
Однако некоторые организации и кружки, возникавшие тогда в военной среде, носили конспиративный характер. Одна из первых подобных организаций была основана на Юго-Западном фронте генералом А.М. Крымовым. Другой пример такой работы относится к весне 1917 г., когда в Петрограде генерал-майором бароном П.Н. Врангелем и графом А.П. Паленом была создана тайная военная организация со своим штабом, разведкой, хорошо поставленной связью, опиравшаяся на молодых офицеров армейских и гвардейских частей столичного гарнизона. Врангелю и Палену удалось распространить свое влияние на целый ряд воинских частей и военных училищ и организовать несколько офицерских дружин[7]. Наиболее интересным здесь является то обстоятельство, что деятельность П.Н. Врангеля по созданию организации приходится на апрель 1917 г., когда такие перспективы как быстрый рост влияния большевиков и захват ими политической инициативы, в том числе в борьбе за армию, еще далеко не определились. Подобная активность указывала на собственные политические амбиции высших военных кругов, допускавших использование любых методов, в частности насильственного военного переворота.
В поисках способов оздоровления армии командование и сторонники дисциплины и порядка обратились к идее добровольческих формирований. Не будучи в принципе новой, эта идея носилась в тот момент, что называется, в воздухе. Поэтому характерной для весны-лета 1917 года мерой по поддержанию боеспособности войск на фронте стало возникновение особых частей смерти, ударных и штурмовых частей из добровольцев фронта и тыла. 23 мая Верховный Главнокомандующий А.А. Брусилов своим приказом утвердил «План формирования революционных батальонов из волонтеров тыла» первоначально для Юго-Западного фронта[8]. На состоявшемся 3 июня в Петрограде совместном заседании столичных организаций Военного союза «Личного примера», Союза Георгиевских Кавалеров и Совета Союза казачьих войск был образован Всероссийский Центральный комитет по организации Добровольческой Революционной Армии (ВЦК ОДРА) под председательством капитана М.А. Муравьева[9]. 13 июня Верховный Главнокомандующий утвердил новый «План формирования революционных батальонов из волонтеров тыла», который определял источники комплектования и порядок вербовки волонтеров, а также устанавливал структуру органов, ведающих формированием. «Планом…» предполагалось создание Комитетов по формированию ударных революционных батальонов при штабах всех фронтов и армий. При Ставке утверждался Центральный исполнительный комитет по формированию революционных батальонов, который возглавил подполковник Генерального штаба В.К. Манакин[10]. Существование двух центральных органов со слабо проработанными и неясно разграниченными функциями неминуемо приводило к неразберихе и импровизации в их работе. Недостатки эти сказались в первую очередь вотсутствии серьезного отбора добровольцев.
Всего с июня по ноябрь велось формирование около 40 ударных революционных батальонов (только к началу августа было навербовано около 40 тысяч волонтеров), однако попали на фронт и реально участвовали в боях менее одной трети. Не меньший размах приняло создание особых частей непосредственно на фронте. В течение мая–июня 1917 г. десятки частей и соединений приняли наименования «ударных», «смерти» и т.п. Процедура эта как таковая не могла серьезно повлиять на настроения армейского большинства. Быстрое разложение среди солдат и политическая апатия основной массы офицеров в полной мере наблюдалась и в этих частях.
В целом обстановка, царившая летом 1917 г. на фронте и в тылу, не могла не наложить своего отпечатка на добровольческую кампанию, которая создавала организационную основу противостояния в вооруженных силах страны по принципу отношения к политике правительства. Сама идея формирования добровольческих частей, как опоры командования и образца для остальной части войск, как отрицания развала дисциплины и воинского порядка, по сути лишь отразила ставший уже реальностью гражданский раскол в армии. Некоторым формированиям, возникшим в результате добровольческой кампании весны-лета 1917 г., вскоре предстояло сыграть заметную роль в антисоветской борьбе. Среди таковых стоит отметить сформированный капитаном М.О. Неженцевым по поручению Л.Г. Корнилова 1-й Ударный отряд штаба 8-й армии (с 1 августа Корниловский Ударный полк), который показал себя надежной воинской частью, одинаково в боях июньского наступления и в акциях по «приведению в чувство» некоторых фронтовых частей. В декабре 1917 г. кадр Корниловского Ударного полка присоединился к формируемой на Дону М.В. Алексеевым Добровольческой армии, положив начало самому знаменитому соединению в рядах белых армий Юга России в годы Гражданской войны.
Значительному ускорению и «разогреву» революционных событий в стране способствовало неудавшееся августовское выступление генерала Л.Г. Корнилова. Именно оно выявило политическую направленность представителей высшей военной элиты. В ходе его определились основные действующие лица надвигавшегося гражданского столкновения. Своей опорой в предстоящей борьбе лидеры военной контрреволюции сочли такой социально-политический феномен того периода, как добровольчество, Истоки его следует искать в настроениях молодых людей преимущественно из военной и интеллигентной среды, вступивших в армию в годы мировой войны добровольно, как правило, из патриотических соображений. В 1917 г. такая молодежь занимала значительное место в массе офицерства и учащихся военных учебных заведений. В этих условиях добровольчество с одной стороны явилось особой формой организации вооруженных сил, а с другой – праобразом общественного движения, выражавшегося в поиске непартийных форм политической борьбы.
Заключительный и наиболее показательный этап развития политической активности военных в дооктябрьский период стоит связать с деятельностью М.В. Алексеева, который с начала октября приступил к созданию в Петрограде и Москве тайной офицерской организации. После поражения корниловского выступления, и ареста его руководителей, Алексеев оставался единственным наиболее авторитетным военачальником, чье имя способно было сплотить, по крайней мере, некоторую часть офицерства. Через надежных офицеров вербовка членов организации велась главным образом в военных училищах и школах прапорщиков. В Петрограде в этот период находилось много офицеров, в том числе и оказавшихся там случайно. Чтобы вовлечь их в сферу своей деятельности, Алексеев проявил выдающиеся организаторские способности и изобретательность. Офицеров, постоянно не живших в столице, необходимо было обеспечить жильем и питанием. Для этого удалось использовать возможности общества борьбы с туберкулезом под названием «Капля молока», которое работало как питательный пункт и как нелегальное «управление этапного коменданта». С помощью торгово-промышленных кругов имитировалась подготовка к пуску бездействующих заводов, на которых под видом рабочих размещались офицеры. Так в Петрограде и Москве, где доверенные лица Алексеева также вели работу, возникла тайная офицерская «Алексеевская организация». Цель ее виделась участникам движения следующей: «при неизбежном новом восстании большевиков, когда Временное правительство безусловно окажется неспособным его подавить, выступить силами организации, добиться успеха и предъявить Временному правительству категорические требования к изменению своей политики»[11]. Уже вторично, как и в корниловские дни, гипотетическое большевистское выступление использовалось для прикрытия политической авантюры военных. При несомненной антибольшевистской направленности усилий Алексеева, его организация в реальности должна была стать инструментом давления на Временное правительство с целью ужесточения его курса. В этом случае, более чем вероятным становился сценарий введения в России прямого военного правления, которое легко оправдывали чрезвычайные обстоятельства военного времени.
События 1917 г., приведшие к развалу старой армии, определили контрреволюционную и антибольшевистскую ориентацию значительной части офицерства и генералитета вне связи с их социальным происхождением или политическими пристрастиями. В результате кризиса дореволюционной политической системы многие ее институты, включая либеральные партии, оказались не в состоянии выступить в роли организаторов антибольшевистской борьбы. В этих условиях наиболее деятельной и влиятельной группой, искавшей свое место в разгоравшемся гражданском конфликте, стали военные. Представители командования и генералитет, принимавшие меры по сплочению офицерства через различные общественные воинские союзы, формировавшие части из добровольцев, фактически создавали организационные предпосылки для дальнейшего развертывания гражданской борьбы.
[1] Головин Н.Н. Военные усилия России в мировой войне. М.-Жуковский, 2001. С. 186.
[2] Там же. С. 72.
[3] См.: Волков С.В. Русский офицерский корпус. М., 1993. С 320 . Его же. Трагедия русского офицерства. М., 2001. С. 10.; Зайончковский П.А. Офицерский корпус русской армии перед первой мировой войной // Вопросы истории. 1981. № 5. С. 21.
[4] Генерал Н.Н. Головин, состоявший в 1915–1916 гг. начальником штаба 7-й армии, отмечал, что 80 % молодых прапорщиков, прибывавших на фронт имели крестьянское происхождение, и лишь 4 % происходили из дворян. (Головин Н.Н. Указ. соч. С. 371.)
[5] Головин Н.Н. Указ. соч. С. 186.
[6] Революционное движение в русской армии. 27 февраля — 24 октября 1917 г. М., 1968. С. 26-27.
[7] Врангель П.Н. Записки (Ноябрь 1916 г. – Ноябрь 1920 г.) // Белое дело. Кавказская армия. М., 1995. С.36-39.
[8] РГВИА. Ф.2003, Оп.2, Д.347, Л.289.
[9] Солнцева С.А. Ударные формирования русской армии в 1917 г. // Отечественная история. 2007. № 2. С. 48-49.
[10] Ознобишин Д.В. О попытках Временного правительства России реорганизовать армию. Документы. // Исторический архив. 1961. № 4. С. 91.
[11] Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1918-1920 годов. Т. 1. Париж, 1962. С. 21-22.
Добавить комментарий