Т. Вихавайнен
Отношения между финскими и русскими социал-демократами до 1917 г. не были особенно близкими. Финская партия поддерживала немецкую трактовку марксизма, в частности Карла Каутского. Финны так же не хотели связывать свои судьбы с судьбами русских товарищей. Причиной этому была боязнь потерять те довольно серьезные достижения, которые финны уже имели в своей политической борьбе.[1] Финский пролетариат отличался своей высокой организованностью, и считалось, что те методы политической классовой борьбы, которые применяются в России, не подходят для Финляндии.
Несмотря на относительную отчуждённость, на которую в немалой мере влияли и языковые трудности, сотрудничество финских и русских левых радикалов стало теснее в 1917 г. Это было вызвано концентрацией на территории Финляндии крупных русских военных формирований во время Первой мировой войны. К концу 1917 г.политическая активность радикальных элементов из финских социал-демократов усилилась, их сотрудничество с русскими укреплялось и становилось все более важным политическим фактором.
Не подлежит сомнению тот факт, что гражданская война 1918 г. в Финляндии была бы не возможной без помощи и участия русских большевиков. Однако в самой войне вклад русских был второстепенным, и это была, по настоящему «финская революция», как её уже тогда называли.
В России за войной в Финляндии следили с интересом. Гражданская война в самой России по-настоящему еще не началась, и весной 1918 г. более или менее регулярно выходили в свет некоторые небольшевистские газеты.[2]
Вообще, в России к воюющему финскому пролетариату относились с симпатией. Как ни странно, симпатии были не только у большевиков и социалистов-революционеров, но и у кадетов, что, по-видимому, было вызвано тем, что «порядочные» финские рабочие могли служить положительным примером для русского хулиганизма, который поддерживали большевики. Кадетский «Наш век» обратил внимание на то, что в «красной» Финляндии не было Советов, которые сосредоточили бы в себе управление, и другие виды власти, включая юрисдикцию. Финские «красные» обещали сохранить всеобщее право голоса.[3]
«Дело народа» сравнивало русскую «комиссарскую» и финскую демократическую власти. Финны воздерживаясь от национализации даже земли, не поддерживали Советы как идеал народовластия, а обещали провести референдум.[4]
В «Новой жизни» А. Серебров отмечал тот факт, что финские социал-демократы не первый раз были во главе государства (ещё в 1916 г. они получили абсолютное большинство в сейме). Несмотря на упорное сопротивлением буржуазии, которое заставило их взять в руки оружие, финских социал-демократов поддерживало около половины населения. Однако «за» правительство большевиков была меньшая часть русского народа. Для Финляндии было важно, что новая финляндская власть была «совершенно свободна от элемента солдатчины». Поэтому в «Финляндии революция произошла вне всякой зависимости от вопросов войны и мира». Таким образом, «переворот в Гельсингфорсе был глубоко различен от ‘захвата власти’ большевиками и воистину может быть назван тем термином, на который не имеет права существующий сейчас у нас ‘смольный’ режим, а именно термином ‘диктатуры пролетариата’».
У финских лидеров социал-демократов так же не было «крикливых обещаний о ‘скоропалительном’ социализме» и не было той «воинственной ‘беспощадности’, которой так любят хвастаться властители солдатских душ из Смольного». В Финляндии не было Советов, там отстаивались демократические принципы представительства. Именно такие принципы не раз предлагала «Новая жизнь» для русских Советов.[5]
И меньшевики, и большевики единодушно считали, что финская революция была настоящей рабочей революцией, которая развивалась успешно. В Финляндии удалось избежать даже буржуазного саботажа, т.к. рабочие не нуждались в помощи буржуев. «Вперед» считал, что финская революция была направлена только против буржуев, а не против братьев-рабочих как, то было в России. Если финская революция погибла, то погибла с честью, тогда как русская «власть рабочих и крестьян» продолжала своё бессмысленное существование на милость победителя.[6] «Новая жизнь» еще раз подчеркивала различие финской и русской революции. Все небольшевистские газеты единодушно ставили в пример Финляндию, революция которой им казалась настоящим «классовым» движением. Там не было «коммунизма», которым хвастались большевики. Но там был порядок, а не вакханалия под лозунгом «Грабь награбленное!».[7]
Однако постепенно в Петербурге стало известно о другой стороне финляндских событий. Оказалось, что расправы «белых» были чрезмерно жестоки, жертвами стали, некоторые мирные русские граждане в Выборге. Слухи рассказывали даже о смерти 500-1000 русских.[8]
Образ финской революции выходил менее образцовым. Однако русские газеты обращали внимание на то, что виновными за зверства признавались не финны вообще, а именно «белые». Иначе говоря, речь шла не о национальной, а о классовой розни.[9] Как Отмечала «Новая жизнь», в России не было никаких подобных зверств против финских буржуев. Это значило, что «русский варвар» дал хороший урок «цивилизованной» финской буржуазии.[10]
Необходимо отметить, что свирепость и масштабы финских репрессий вызвали удивление в Советской России, как у большевиков, так и у их противников. Некоторые публицисты указывали на особую, «классовую» жестокость финских буржуев.[11] В. Керженцев, например, писал о «сентиментальности» интеллигентов, которые в России плакали над единичными случаями самосуда. Сейчас видно, как буржуазия хладнокровно уничтожала своего классового врага. [12] Осеню 1918 г. после красного террора большевики могли оправдывать себя, ссылаясь на масштабы финских событий: большевики убили несколько сот заложников, тогда как белые в Финляндии «убили 20 000 человек и генерал Краснов на Дону 15 000».[13]
Навязываемый большевиками вывод из финских событий: поддерживать советскую власть или власть палачей[14], мог уже звучать убедительно. Вместе с тем страдал престиж финнов как порядочной и культурной нации. Финская революция, которая оказалось такой же кровавой баней, не могла являться образцом.
[1] См. Куяла А. Рабочее движение в Финляндии, Россия и русские, 1899-1914 гг. // Два лика России. СПб, Европейский дом, 2007. С. 191-92.
[2] См. Timo Vihavainen, Suomi neuvostolehdistössä 1918-1920. Helsinki, SHS. 1988. S. 63-94.
[3] «Беседа с г. Сирола»// Наш век. Петроград, 17.02.1918. Письма из Гельсингфорса // Там же. 23.02.1918.
[4] Сухомлин В.В. Письма из Финляндии // Дело народа. Петроград, 30.03.1918.
[5] Серебров А. Финляндская революция. // Новая жизнь. Петроград, 21.01.1918.
[6] Славная смерть.// Вперед. Петроград, 17.04.1918.
[7] Григорьев Р. Трагедия Финляндии. // Новая жизнь. Петроград, 13.04.1918. Трагедия финляндского пролетариата. // Новый луч. Петроград, 23.03.1918.
[8] Расстрелы русских граждан в Выборге. // Новая жизнь. Петроград, 09.05.1918. Действительно расстрелянных было не менее 327, вполне возможно, что более чем 400 человек. См. Lars Westerlund, me odotimme eitä vapauttajina, mutta te toitte kuolemaa. // Venäläissurmat Suomessa 1914-22, osa 2.2, Valtioneuvoston kanslian julkaisusarja 3/2004. Helsinki, 2004. S. 114-115.
[9] Урок расстрелов в Выборге. // Красная газета. Петроград, 09.05.1918.
[10] Григорьев Р. Белый террор. // Новая жизнь. Петроград, 15.05.1918. Боженко К. Финляндия и Россия. // Там же. 21.05.1918.
[11] См. Бразул Д., Володарский Т. и «Красная газета» // Красная газета. Петроград, 21.06.1918.
[12] Керженцев В. Варвары. // Известия. Петроград, 26.06.1918.
[13] «Заложники во время рабочей революции». // Петроградская правда. Петроград , 12.09.1918. Число павших в Финляндии красных не далеко от истины. По последним данным, всего красных в гражданской войне 1918 г. погибло 27038, из них было расстреляно 7370 и умерло в лагерях 11652 чел. (Suomen sotasurmat, http://vesta.narc.fi/cgi-bin/db2www/sotasurmatetusivu/stat2).
[14] В. Керxенцев. Варвары. // Известия. Петроград, 26.6.1918.
Добавить комментарий