Л. Ю. Лупоядова
Государство признано играть важную роль в процессе социализации и интеграции личности в общественную жизнь. Его политика, законы, практические действия могут ускорить или замедлить этот процесс. Мировая практика показывает, что государственная политика способна оказать благоприятное воздействие на изменение статусных позиций мужчин и женщин, ускоряя или замедляя продвижение того или иного общества в направлении достижения гендерного равенства.
Четко прослеживается линия государства по кадровому вопросу в первые месяцы Советской власти во всех областях страны, в том числе и в западном регионе центра России − отказ старым работникам школы и принятие на учительскую работу людей молодого возраста, незараженных «буржуазным мировоззрением». Однако существует и ряд отличий и особенностей протекания процесса организации системы образования в данном регионе. Остановимся на характеристике социального состава, возрастного ценза и статусных позиций мужчин и женщин.
В период политической и экономической нестабильности в государстве профессия учителя в Калужской, Орловской, Смоленской губерниях становится особенно привлекательной по ряду причин: наличие относительно постоянной работы и постоянного минимума заработка, а для мужчин – осуществление привилегии в виде гарантии отсрочки или освобождения от военной службы.
Усугубление отношений в решении кадрового вопроса между органами власти и народного образования с одной стороны и учителями с другой стороны объяснялось близостью фронта гражданской войны и частичного захвата территории исследуемого региона войсками белых. Во-первых, в период с весны 1918 г. по весну 1920 г. активизировался процесс эвакуации и миграции интеллигенции из центра по причине голода и активной политической борьбы в отдаленные районы. В исследуемом регионе, в связи с этим, увеличился процент баллотировавшихся учителей с высоким образовательным уровнем. Во-вторых, вынужденное дезертирство школьных работников по причине военных действий на данной территории. В-третьих, создание неблагоприятных условий работы для учителей-иностранцев и перевод их автоматически в лагерь врагов.
Больше половины учительства данного региона от всех школьных работников (58%) составляли специалисты в возрасте от 18 до 28 лет, что обуславливало резкое падение уровня образованности среди учительства с 1918/19 учебного года по 1920/21 гг. Обратимся к статистическим данным Орловской губернии на 1920 год по социальному происхождению учителей школ I-й ступени отдельно по категориям: мужчины и женщины. Из общего числа учителей мужчин по происхождению из крестьян почти в два раза меньше, чем женщин: 27% на 52%. Это объясняется двумя причинами: одна − занятостью мужчин в военных действиях в период с 1914 г. по 1920 г.; другая − желанием родителей устроить своих дочерей на стабильную (экономически надежную) должность учителя. Процент учителей – выходцев из прочих (дворян, мещан, купцов, чиновников, духовных и др.) намного больше мужского пола: 49% на 27%, так как в период политической и экономической нестабильности в государстве профессия учителя привлекала городских мужчин по названным выше причинам.
Также, на наш взгляд, интерес представляет соотношение мужчин и женщин среди учительства Калужской губернии в исследуемый период и их возрастной ценз среди претендующих на должность в 1918 г. В составе претендентов на учительскую должность по Орловской губернии женщины составили 60%, а мужчины 40%, по Калужской − женщины 72%, мужчины 28%[1]. Такое большое количество мужчин, подавших заявления в 1918 г., можно объяснить как экономическими, так и социальными причинами: миграцией населения из центральных районов России и отсрочкой или освобождением от военной службы, возможностью постоянного заработка.
Существенное значение в осмыслении процессов строительства народного образования в Советской России представляет изучение деятельности по «созданию нового человека», «в первую очередь борьбы за сознание людей. В этом ряду представляется необходимым исследование состояния различных социальных групп населения. От того, с каким фундаментом знаний и идеалами пришел человек ко времени острых социальных катаклизмов, зависел и успех политики большевиков в этом процессе.
Период с июня по сентябрь 1918 г., по мнению многих исследователей, являлся периодом создания стабильного советского аппарата по народному образованию на территории всей России. Основной задачей было − укомплектование подготовленными работниками, понимавшими задачи советской власти в области просвещения[2]. Кадровая политика государства в сфере образования делала акцент на подготовленность учительства в идеологическом плане. Отсюда и тот возрастной ценз, который имел место в данный период среди работников школы. По данным исследования в первые годы Советской власти больше половины (58%) составляют учителя в возрасте от 18 до 28 лет, трети учительства в 1917 г. не было и 20 лет. Среди них от всего количества − 37% женщин и 20% мужчин. Меньший процент мужчин объясняется особенностью возрастной группы, которая в период гражданской войны была наиболее активна. Зато, наоборот, на много больше составляет процент мужчин в возрасте 29−40 лет − 38%, когда из числа женщин этого возраста работало всего 22%[3].
Изучая кадровую проблему учительства на материалах, исследуемых губерний, приходится говорить о нанесенном ущербе просвещению политикой отстранения от работы представителей учительской интеллигенции с «дореволюционным прошлым» и заменой их недостаточно грамотными людьми с соответствующим классовым происхождением, особенно в старших классах. В то же время следует отметить, что этот процесс касался в большей степени учителей школ II ступени и преподавателей гуманитарных дисциплин.
Заметен нанесенный ущерб просвещению политикой отстранения от работы представителей учительской интеллигенции с «дореволюционным прошлым». Старые кадры школы часто оказывались ненужными новой власти: достаточно было одного высказывания на заседании уездного совета народного образования о причастности учителя к социально чуждым слоям, чтобы было принято решение об отказе в приеме на должность учителя. Это касалось как мужчин, так и женщин. На одном из заседаний губернского совета в Смоленске при рассмотрении заявления учительницы с 30-ти летним стажем Е.С.Ивановой была сказано, что ее кандидатура «признана быть не может, как не отвечающая всем требованиям в политическом и педагогическом отношениях», и, хотя, «к партии монархистов не принадлежит, …Иванова скрывает свое политическое кредо. Как общественная деятель она отделу мало известна и вероятно никаких активных участий в этом отношении она не принимала. С педагогической точки зрения она не подходяща, как консерваторка и вообще, как старая учительница (подчеркнуто нами − Л.Л.)»[4]. Несмотря на заверения Чижевского волостного отдела народного образования в том, что «Евдокия Сильвестровна в контрреволюционных действиях не замешана, политически вполне благонадежна, к партии монархистов никогда не принадлежала и не принадлежит, и что она прослужила в означенной выше школе 30 лет и все это время работала на пользу обществу, как педагогически, так и политически и что никаких никогда жалоб от населения на учительницу Иванову не поступало, наоборот население выражает ей полное доверие, как энергичному и полезному работнику в школе», жалоба осталась без последствия. Таким образом, как не старался волостной отдел народного образования, решение уездного совета осталось в силе[5]. Причиной отставки могло служить и такое определение: «в виду его реакционности», информация о которой получалась, вероятно, из соответствующих чекистских органов. В данных ситуациях не могли помочь и ходатайства родителей, родительских комитетов, педагогических советов[6].
Причинами неизбрания и увольнения учителей являлись как очень серьезные политические обвинения, так и нарушения трудовой дисциплины, социальное происхождение. К первым относились: принадлежность к какой-либо антисоветской партии; оппозиционное настроение против Советской власти; конфликт между учительством и отделом народного образования при обсуждении на совместном собрании учительского персонала вопроса о проведении в жизнь программы единой трудовой школы; просто уход с концерта при пении Марсельезы и т.п. К другим можно отнести: отказ перехода на новое место работы в связи с привязанностью к школе и большими расходами на переезд, нерабоче-крестьянское происхождение. В газетах можем найти подтверждения недоумению самих свидетелей этой политики: «творится что-то неладное, начиная со сведения личных счетов и кончая злым умыслом»[7]. Особенно сурово решались дела работников школы, которые были замечены в симпатии церкви или подрабатывали в ней: руководили хором, служили обедни, преподавали в школах при церкви. Органы власти были непримиримы и категорически и не предоставляли им место работы. Это объяснялось проводимой государством политикой по отделению школы от церкви. Считалось, что в новой школе могут работать только те люди, которые полностью отвергают религию или относятся к ней безразлично[8]. К третьей категории относились иностранцы, которые по разным причинам оказались в стране до революционных событий. Это были в основном женщины, и, несмотря на то, что они работали в школах до 1917 г., а у многих мужья находились на службе в Красной армии, место работы для них найти было невозможно[9].
Проблема неподготовленности учительства для работы в новой школе в период 1918 — 1920 г.г. в области понимания учителями социалистической сущности трудовой школы и знания новых методических приемов работы в ней во всех губерниях исследуемого региона решалась через организацию краткосрочных педагогических курсов. С 1918 по 1920 гг. отмечается резкое увеличение числа курсов и осуществление органами народного образования возможности массовой подготовки учительства для новой единой трудовой школы. Их программы указывают на определенную идеологическую направленность, политическое просвещение учительства через усиление блока дисциплин политического цикла. Особенностью подготовки кадров для новой школы в исследуемых губерниях явились целенаправленные специальные полуторамесячные курсы для преподавателей естественных наук в Бельском уезде Смоленской, самоучительские объединения в Брянской губернии, курсы при опытной станции С.Т.Шацкого в Калужской губернии.
Сразу же после прихода большевиков к власти в 1917 г. предстояло решить еще один важный вопрос в сфере образования: зарезервировать ли высшие учебные заведения за интеллигенцией или открыть их для масс. Даже среди профессуры было не так много людей, желавших сохранить социальную элитарность вузов. Значительное их число предпочитало, чтобы прием в вузы определялся способностями, а не социальным происхождением. В соответствие с концепцией обеспечения свободного поступления в вузы Наркомпрос 2 августа 1918 г. заявил, что единственным условием для поступления в любое высшее учебное заведение является достижение шестнадцатилетнего возраста. Этот закон решительно изменил социальный состав студенчества: взрослые молодые люди из рабочих смешались с традиционно более юными выходцами из интеллигенции. Большевики стремились открыть доступ к высшему образованию в основном рабочим и крестьянам, то есть тем, кто в прошлом принадлежал к непривилегированным слоям[10].
Нерабоче-крестьянское происхождение закрывало многим учителям доступ к получению высшего образования. На местах этими вопросами занимались отделы народного образования, а их решения были, несмотря на жалобы в Наркомпрос, всегда не в пользу просящих, а повод для отвода был один − «необходимость продолжения работы в школе ввиду отсутствия специалистов»[11]. Учителя из пролетарских слоев населения всегда находили поддержку в продолжение образования у органов власти. Им выдавались мандаты на предмет поступления без ассигнований денежных средств, предоставлялись отпуска на предмет сдачи зачета на всевозможных высших курсах[12].
Вначале эксперимент не дал ожидаемого эффекта. Несмотря на жажду знаний, большинство новых студентов оказались плохо подготовленными к овладению высшим образованием. Положение усугублялось следствием гражданской войны: дефицит продовольствия, учебных пособий, ассигнований на образование. Но главная трудность заключалась в плохой образовательной подготовке большинства кандидатов в вузы из крестьян и рабочих.
Процесс вхождения учительства западного региона центра России в новую советскую систему народного образования с осени 1917 по 1920 гг. включительно определялся центром: создание союза учителей-интернационалистов, выход из ВУСа и его роспуск, создание союза работников просвещения и социалистической культуры. Государственная политика в сфере образования оказывала воздействие на изменение статусных позиций мужчин и женщин, и не всегда они были позитивными и оправданными.
[1] См.: Статистический сборник Орловской губернии, 1920 — 1923 гг. Первый выпуск. Издание Орловского Губстатбюро. — Орел, 1924. Таблица 38.; ГАКО. Ф. Р-38. Оп. 1. Д. 3. Л. 1 — 55; Оп.2. Дд. 2, 168.
[2] Королев Ф.Ф. Народное образование в СССР за 40 лет. М., 1957. С. 103.
[3] См.: Статистический сборник…; ГАКО. Ф. Р-38. Оп. 1. Д. 3. Л. 1 — 55; Оп.2. Дд. 2, 168.
[4] ГАСО. Р-19. Оп.1. Д. 149. Лл.83 − 102.
[5] Там же.
[6] ГАСО. Ф. Р- 19. Оп.1. Д.81. Лл.2, 3.
[7] ГАБО. Ф.84. Оп.1. Д.12. Л.16; Известия Бежицкого… Май 1919г. № 215; Коммуна Калужского… Декабрь 1918. № 138; ГАОО. Ф. 189. Оп. 1. Д. 3. Л. 38; ГАСО. Ф. Р.-19. Оп.1. Д.81. Л.2; Д.149. Л.2.
[8] ГАОО. Ф.189. Оп.1. Д.16. Л.39;Известия Орловского.. Апрель 1918 г. № 47.
[9] ГАОО. 189, оп. 1, д. 16. Л. 3, 10. В частности упоминаются заявления от гражданки Деонисии Ивановны Прево, которая просит место преподавательницы французского языка в школе 1 или 2 ступени. Образовательный ценз − диплом высшего учебного заведения − Академии Реппес, в России прожила 20 лет, в течение которых постоянно давала уроки французского языка. Сусанна Эрнестовна Юхновская, просит место учителя французского языка. Сама француженка, окончила в Париже среднее учебное заведение. Единственная опора − сын − на Красном Фронте, 2 малолетних дочери, без средств к существованию. И по той и другой учительнице принимается решение зачислить кандидатами на должность.
[10] О¢Коннор Тимоти Эдвард. Анатолий Луначарский и Советская политика в области культуры. М., 1992. С.71.
[11] ГАБО. Ф.84. Оп.1. Д.18. Лл. 86 − 90.
[12] ГАБО. Ф.84. Оп.1. Д.12. Лл. 54об., 79, 180об.; ГАОО. Ф. 189, оп. 1, д. 22. Л. 139.
Добавить комментарий